Врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи... Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности.

По поручению секретариата Российской ассоциации пролетарских писателей: А.Серафимович, Л.Авербах, В.Киршон, А.Фадеев, В.Ставский»

[1]

.

Таким обращением закончилась первая «дискуссия»: письмо «пролетарских» писателей квалифицировало сомнение в авторстве «Тихого Дона» как государственное преступление. Реальность выявления «конкретных носителей зла» была настолько осязаемой все эти годы, что лишь спустя 45 лет вопрос об авторстве вновь возник на поверхности литературной и общественной жизни и был подвергнут публичному обсуждению.

Тон и направление дискуссии задали два независимых, появившихся почти одновременно исследования. Первое из них, незавершенное из-за кончины автора, «Стремя «Тихого Дона» (Загадки романа)», вышло в 1974г. в парижском издательстве ИМКА-пресс под псевдонимом Д*

[2]

. Псевдоним был раскрыт лишь в мае 1990г. издателем книги Н.А.Струве: автором «Стремени» оказалась литературовед И.Н.Медведева-Томашевская.

Не меньшей сенсацией явилась книга Р.А.Медведева «Кто написал «Тихий Дон»?», вышедшая в 1975г. за границей на французском, а несколько позже в расширенном варианте — на английском языке. Попавшая в резонанс со «Стременем», она усилила критическую «антишолоховскую» волну, добавив в дискуссию новые аргументы и факты.

Наиболее простым путем, непосредственно ведущим к разгадке вопроса авторства «Тихого Дона», видится обращение к архивам, поиск сведений и свидетельств современников. В советском обществе каждый более или менее заметный человек, а известный писатель с мировым именем — во всяком случае, находился под неусыпным и постоянным наблюдением. Поэтому исчерпывающая информация может находиться в архивах соответствующих органов, например, в архивах ЦК КПСС. Естественно, что и четверть века, и даже пять лет назад у исследователей не только не было возможности обратиться в архивы за нужной информацией, но сама попытка, простой интерес к проблеме авторства грозил человеку серьезными последствиями.

Оставался другой путь — привлечь в свидетели «Тихий Дон». Требовалось взять опубликованный Шолоховым текст и, подвергнув его всестороннему анализу, в нем самом найти аргументы против авторства Шолохова или за него. Именно по этому пути, как оказалось, весьма продуктивному, направила свои усилия автор «Стремени». И.Н.Медведевой-Томашевской было проведено скрупулезное литературоведческое исследование текста в разных его редакциях, анализ структуры, идейной и поэтической направленности романа.

В основу своего метода она положила некий эталон поэтики автора: это «поэтическая интерпретация фольклорной темы, определившей самое «сцепление мыслей» (Толстой), т.е. поэтический замысел-образ и героев произведения». Данный метод позволил исследователю обнаружить наличие в тексте «Тихого Дона» «двух совершенно различных, но сосуществующих авторских начал» и объяснить последним причины неоднородностей и взаимоисключающих тенденций в тексте. «Если говорить о духовной сути эпопеи, — пишет автор «Стремени», — то здесь наличие несколько расплывчатого, но высокого гуманизма и народолюбия, которые характерны для русской интеллигенции и русской литературы 1890-1910 годов».

[3]

Работа же «соавтора» разительно отличается от «авторского» текста. «Для сочиненного «соавтором» прежде всего характерна полная независимость от авторского поэтического замысла-образа... Здесь нет поэтики, а есть лишь отправная голая политическая формула... Эта формула... прямо противоположна мыслям автора-создателя».

Таким образом, филологический подход к исследованию текста романа вычленил два совершенно различных «языковых» начала:

Итак, первая критическая волна, открыто поставившая под сомнение авторство Шолохова, прошла, высветив на своем гребне имя донского писателя Крюкова. Реакция на возобновление дискуссии не заставила себя ждать.

Внутри страны, используя возможности партийного и идеологического воздействия, защитники Шолохова сосредоточили усилия на двух направлениях. Во-первых, усилилась пропаганда его творчества, расширилось переиздание произведений. Во-вторых, появились работы, посвященные углубленному исследованию творчества Шолохова, текстологии романа, исторической основы текстов советского классика. К сожалению, все они (например, работы С.Н.Семанова, В.В.Гуры) полностью обходили поставленный вопрос об авторстве, дискуссия велась как бы негласно, не назывались вслух преследуемые участниками цели, что вполне напоминало традиционный «советский» способ спрятать, утопить проблему в множестве малозначащих или даже важных, но не имеющих к ней прямого отношения, фактов и сведений.

[10]

Другая сфера активности определилась интересом, возникшим к этой проблеме за границей. Среди работ, посвященных изучению шолоховского творчества, следует особо отметить американского слависта Германа Ермолаева. Обширная эрудиция, добросовестность и тщательность в работе, доброжелательный тон в дискуссии сразу обращают внимание при чтении его статей и раздела в книге о творчестве Шолохова. Однако Г.Ермолаев строит свои рассуждения по моделям двух антишолоховских книг. Он критически разбирает основные доводы труда И.Н.Медведевой-Томашевской и выявляет ряд ее принципиальных ошибок как в понимании хода реальных событий на Дону, так и в интерпретации текста «Тихого Дона», отдельных эпизодов и персонажей.

[11]

Достаточно убедительно показана ненадежность результатов текстологического анализа, основанного на субъективных факторах.

Г.Ермолаев включается в обсуждение заданного Р.А.Медведевым риторического вопроса: кто написал «Тихий Дон»?

[12]

Собрав многочисленные ценные наблюдения о тексте романа, об авторском языке, он провел их параллельное сравнение с аналогичными параметрами текстов как самого Шолохова, так и предполагаемого автора — Крюкова. Г.Ермолаев смог не только переработать почерпнутую из двух книг информацию, но и критически ее осмыслить, углубить собственными текстологическими поисками.

С уважением относясь к результатам работ американского слависта, мы хотим отметить один ее принципиальный недостаток — отсутствие системного подхода. Анализируя множество интереснейших данных, полученных им непосредственно из текста, Г.Ермолаев несколько упрощает вопрос, сводя его к дилемме: Крюков или Шолохов? В такой цепи рассуждений содержится важная логическая ошибка. Такая альтернатива может оказаться ложной, а сама проблема — гораздо сложнее. Проиллюстрируем это на характерном примере — на том, как Ермолаев интерпретирует встречающуюся в тексте ошибку с использованием словосочетания «наказной выборный атаман».

Совершенно особое место занимает работа группы норвежских ученых под руководством Гейра Хьетсо «Кто написал "Тихий Дон"?», в которой для анализа были привлечены методы математической лингвистики. Книга фактически легализовала в России проблему авторства «Тихого Дона», явилась своего рода сенсацией. Обратило на себя внимание само стремление авторов по-новому подойти к задаче и применить для ее решения нетрадиционные методы исследования текста. Группа исследователей с помощью количественного анализа проверила гипотезу, «согласно которой основная масса романа написана Федором Крюковым», и пришла к выводу, что «Крюков совершенно отличен от Шолохова по своему творчеству и что Шолохов пишет поразительно похоже на автора «Тихого Дона»... Таким образом, если принять предложенное Д* определение плагиата как копирование, поддержать гипотезу об авторстве Крюкова не представляется возможным».

[13]

Однако работы группы Г.Хьетсо основывались прежде всего на упрощенном и нивелирующем подходе к проблеме. Поэтому полученные результаты вызывают сомнения и возражения одновременно на нескольких системных уровнях.

1. Нелогичность сравнения текстов. Внутренняя цельность выбираемых для сравнения фрагментов предварительно не изучалась. Надежность метода на каждом из исследуемых авторов по отдельности не проверялась. Если бы исследователи предварительно испытали свой метод на нейтральном объекте (тексте писателя «казачьего типа»), то это позволило бы оценить в целом сам метод и устойчивость, надежность получаемых с его помощью результатов.

2. Слабость самой концепции исследования. В обширном введении Г.Хьетсо формулирует задачу исследования, отталкиваясь от работы И.Н.Медведевой-Томашевской, и этим фактически подменяет вопрос авторства «Тихого Дона» задачей опровержения книги «Стремя "Тихого Дона"». Распределение авторского и соавторского текстов, предложенное в «Стремени», Г.Хьетсо без предварительного анализа или самостоятельного текстологического изучения положил в основу своего исследования. Тем самым он автоматически адаптировал в своих результатах возможные ошибки незавершенной работы («Стремени...»).

3. Предвзятость автора исследования. Уже при постановке проблемы Г.Хьетсо явно игнорирует тоталитарную реальность советского общества и литературы. Когда мы читаем «наивные» объяснения Г.Хьетсо, касающиеся того, как впервые возник вопрос об авторстве Шолохова, то на память сразу приходят знакомые образы и мифы левой интеллигенции Запада, длительное время отвергавшей любую негативную информацию о коммунистической системе. А шумная кампания в советских газетах по поводу того, как ЭВМ «наконец-то доказала авторство Шолохова», лишь снизила в глазах специалистов ценность проделанной работы, заставляя ожидать независимой проверки полученных и широко заявленных результатов.

Конец 80-х — начало 90-х гг. ознаменовались началом нового, третьего этапа дискуссии по проблеме авторства «Тихого Дона». Наметился перевес научного подхода к решению этой сложной проблемы над идеологическим, политически тенденциозным.

Привлечение широкого круга специалистов и расширение спектра рассматриваемых вопросов стали решающим фактором в углублении наших знаний: энергия дискуссии была направлена в значительной своей части на добывание новых данных, способных по-новому осветить проблему и помочь в ее разрешении. Изменился и тон дискуссии: от прямых грубых нападок на «личность» тех, кто высказывает сомнение в авторстве Шолохова, тональность многих работ все более смещалась к конкретному обсуждению тех или иных вопросов. Не имея возможности и не ставя перед собой цели дать подробную историографию вопроса за последние 3-4 года, мы хотим выделить три главных, на наш взгляд, направления, определившихся в работах исследователей.

Самым важным из них, безусловно, стало начавшееся возвращение в литературу прекрасного русского писателя, практически неизвестного современному читателю, — Федора Дмитриевича Крюкова. Начиная с юбилейного 1990г. (14 февраля н.с. — 120 лет со дня рождения, 4 марта н.с. — 70 лет со дня смерти) в десятке журналов и газет были опубликованы его рассказы, отрывки из произведений, отдельными изданиями вышли два сборника. Почин был сделан Петербургским телевидением, на котором в программах «Пятое колесо», а затем «Преображение» было организовано двенадцать передач «Истина дороже» о творчестве Крюкова и проблеме авторства «Тихого Дона» (создатели программы — литературовед А.А.Заяц, ведущий В.С.Правдюк).

Из них мы узнали об истории создания книги «Стремя "Тихого Дона"» (интервью с З.Б.Томашевской), о сложной судьбе литературного архива Крюкова (свидетельство А.Н.Полухиной). Очень интересными представляются воспоминания казака А.Д.Солдатова. Зная Шолохова с малых лет, он уточнил истинную дату его рождения (1904г.) и причины занижения возраста писателя в 1922г. перед осуждением Шолохова на год условно за злоупотребление властью.

В передаче «Истина дороже» дискуссией А.А.Зайца с известным шолоховедом А.И.Хватовым был открыт научный диспут по авторству романа. Благодаря ответной волне, возникшей как отклик на завязавшуюся дискуссию, впервые стали известны многие свидетельства и факты из жизни и рукописного наследия Шолохова. Наконец, в эфире Петербургского телевидения прошла презентация и нашей работы, первая часть которой («Цветок-татарник») вышла отдельным изданием в 1992г. Итогом почти пятичасового телевизионного цикла, растянувшегося на два года (февраль 1990 — январь 1992), было посвящение широкого круга телезрителей в проблему авторства «Тихого Дона». Во многом благодаря этому циклу в газетных и журнальных публикациях определилась расстановка литературоведческих сил.

Время разворачивающихся в «Тихом Доне» событий задано автором уже на первой странице романа:

Время кампании можно легко определить по возрасту основных персонажей романа. В 1912г. Григорий Мелехов принимает присягу 18-летним, а через год уходит на военную службу. Его годом рождения может быть 1893-й или 1894-й. Он моложе старшего брата Петра на 6 лет. Следовательно, Пантелей Прокофьевич, их отец, родившийся вскоре после «турецкой кампании», мог появиться на свет только после русско-турецкой войны 1853-56гг., которая более известна под названием «Крымская война».

Еще одна ошибка связана с датой начала кубанского похода Добровольческой армии зимой 1918 года. В описании ее отступления из Ростова упоминается, что генерал Корнилов отдает 9-го февраля приказ об уходе в станицу Ольгинскую. Во второй половине этой главы, отделенной от первой чертой, говорится:

На первый взгляд, ничего особенного в этих строках нет. Но ведь станица Ольгинская расположена в одном дневном переходе от Ростова. И идти с армией без боев целый месяц совершенно немыслимо!

Весна 1919г. — трагичное и героическое время в освободительной борьбе донского казачества. В начале мая для оказания помощи восставшим на верхнем Дону казакам готовился прорыв фронта Красной армии. Рассмотрим освещение этих событий на страницах романа. В тексте «Тихого Дона» дважды встречается упоминание подготовки этого прорыва. Первое — в 57-й главе шестой части:

Второе описание, дублирующее почти дословно первое, правда, в слегка сокращенном виде и с другими цифрами, находится в самом начале седьмой части.

«Тихий Дон» — произведение необычное. Масштабность, достоверность в передаче жизни и судьбы донского казачества придают книге особое значение. Отдельные эпизоды и события строго соотнесены между собой и составляют поступательный хронологический ряд, сливаются как бы в единый поток Времени. А сам автор «Тихого Дона» предстает Летописцем донской и российской жизни в полном смысле этого слова.

В первой половине «Тихого Дона» можно выделить общие для всех частей принципы построения текста. Действие в романе, начинаясь неторопливо, концентрируется вокруг узлового события. Автор строит повествование таким образом, что перед читателем предстает картина, видимая как бы с нескольких сторон глазами различных персонажей. Последовательный перенос авторского внимания с одного героя на другого, умелое соединение отдельных эпизодов рождает могучий поток самой жизни, увиденной и прочувствованной автором. В глубоком, мощном воздействии «Тихого Дона» на читателя играют роль и сами описываемые в нем события, их трагическая окраска, и яркие образы, и богатый народный язык.

Особо надо выделить два формирующих фактора. Взаимное соотношение размеров отдельных глав, из которых автор строит повествование, придает последнему определенный внутренний ритм и динамичность. Продуманное соотнесение и расположение в тексте многочисленных событий, эпизодов, действий приводит к отсутствию в романе временных разрывов, «наползаний» событий друг на друга, не нарушает общего поступательного течения времени, придает произведению эпическую цельность.

Остановимся коротко на композиции первых двух частей книги. Интересно, что в них мы ни разу не встречаем прямой датировки событий. Лишь шесть глав удается датировать косвенно: майские лагеря казаков, начало покоса на Троицын день, пахота за три дня до Покрова. Например, события первой части умещаются между началом покоса и концом уборки урожая. Для них характер изображаемого предопределил и хронологию. Описывая жизнь такой, как она повседневно входила в представления казаков, автор, естественно, датировал лишь немногие из описываемых событий, в частности, относительно православных праздников, которые в то же время были крепко связаны в народной традиции с годовым циклом деревенских работ. Все это свидетельствует о прекрасном знании автором внутреннего мира казака и точном его воссоздании на страницах «Тихого Дона».

Впрочем, одно отклонение от наблюдаемых общих закономерностей все же имеется и связано с появлением в хуторе революционера Штокмана

В своем исследовании мы обнаружили радикальные изменения композиции романа с середины 4-й части. Единое художественное пространство «Тихого Дона» распадается на отдельные эпизоды. События в разных сюжетных линиях хронологически начинают опережать или отставать друг от друга, от общей канвы повествования. А в местах соединения этих фрагментов в тексте появляются особые, «вставные» отрывки, выполняющие вспомогательные функции. Это отдельные фрагменты текста, заимствованные из ряда опубликованных в двадцатые годы книг и включенные в текст романа непосредственно либо в переработанном, отредактированном виде.

Любой читатель вправе задать вопрос: что значит — заимствованные? И разве писатель не вправе использовать, скажем, историческую литературу при создании своих произведений? Л.Н.Толстой и А.И.Солженицын использовали многочисленную мемуарную литературу, но случай с Шолоховым особый. При жизни сам он никогда не упоминал, что непосредственно включал в текст «Тихого Дона» фрагменты книг других авторов.

Среди этих книг мы находим воспоминания и работы о гражданской войне ее активных участников по обе стороны фронта — как «белых», так и «красных».

Сами источники неоднократно назывались в исследованиях, посвященных «Тихому Дону».

[23]

Однако это обстоятельство никогда особо не афишировалось, функциональный характер заимствований в традиционном шолоховедении подробно не анализировался, авторы ограничивались перечислением источников и приведением примеров их использования.

Например, С.Н.Семанов, ссылаясь на фактологические наблюдения В.Г.Васильева (1957), утверждает:

Интересно проследить распределение заимствованных эпизодов по основным сюжетным линиям. В 4-й и 5-й частях романа таких главных линий три: Евгения Листницкого, Григория Мелехова и Ильи Бунчука. Оказалось, что каждой этой линии в романе соответствует «свой» — и только «свой» — источник заимствования.

[27]

Для линии Листницкого использованы тексты всех трех белых генералов: в 13, 16-18, 20 главах четвертой и 18 главе пятой части.

Для Григория Мелехова использован 1-й том воспоминаний Антонова-Овсеенко. Взятые оттуда эпизоды к фрагменты встречаются в 9, 11-12, 15, 19 главах пятой части.

Наконец, для линии Бунчука заимствования из книги «Орлы революции» Френкеля введены в 3, 7, 20, 25-28 главы пятой части.

К шестой части со страниц романа исчезает один из центральных персонажей, большевик Бунчук, а для восполнения оставшихся сюжетных линий в главах 1, 4, 11, 14, 57 (а также 1-й главе седьмой части) использованы воспоминания донского атамана Краснова о времени пребывания его в 1918г. во главе Всевеликого войска Донского, а также фрагменты из книги Какурина в 38 и 57 главах. В седьмой части со страниц исчезает и Листницкий, а для восполнения линии Мелехова (период летних и осенних боев Донской армии в 1919г.) в 20, 23 и 28 главах использованы отрывки из того же источника.

Уникальную возможность раскрыть характер работы Шолохова с источниками и над самим романом дают нам встречающиеся в «Тихом Доне» отдельные заимствованные эпизоды и фрагменты. Анализируя их, мы получаем прямую информацию о его знаниях, о понимании им заимствуемого текста. А направленность вносимых в эти отрывки изменений и добавлений указывают на цели и средства как художественные, так и идеологические.

Выявление всей этой информации оказывается возможным благодаря существованию известных нам исходных, первоначальных исследуемых отрывков (они рассмотрены в предыдущем разделе). Если в проблеме авторства одной из главных трудностей представляется отсутствие исходных черновиков романа, что заставляет использовать в работе дополнительные умозрительные соображения насчет происхождения романа «Тихий Дон», то в частном случае заимствованных отрывков в нашем распоряжении имеются сразу и исходный текст, и исправленный шолоховский.

«Адекватная» замена и перестановка слов

Большинство комментариев к тексту «Тихого Дона» почерпнуто из 1-го издания Большой Советской Энциклопедии. Для примера ниже мы рассмотрим два характерных случая — авторский комментарий к словам «лейб-гвардия» и «атаман». Они имеют прямое отношение к истории самого казачества и часто встречаются в тексте романа.

Прием, использованный в комментировании художественного произведения, «нетрадиционен», тем более для такого специфического (имеется в виду особая территория Донской области с самобытной культурой, организацией, языком) произведения, как «Тихий Дон». При том, что значительная часть диалектных слов и речений оставлена без пояснения, на субъективный, в меру понимания контекста, суд читателя, комментируются слова широко известные и представленные в учебниках по истории и литературе,

Наверное, важно подчеркнуть, что лейб-гвардия — это пользующиеся рядом преимуществ войсковые части, несущие охрану государя. Но исходя из контекста романа и исторического участия в описываемых событиях Лейб-гвардии Атаманского и Лейб-гвардии Казачьего полков (в последнем служил отец Григория Мелехова), чрезвычайно важно (и это кажется естественным) было бы дать историческую справку относительно этих двух казачьих полков и их роли в истории России и казачества.

Похожую ситуацию мы встречаем в эпизоде, где описывается беседа Евгения Листницкого по дороге на фронт с попутчиком-врачом:

Смысл слов собеседника Листницкого хорошо понятен и однозначен — он сравнивает складывающееся положение в тылу с тем, что наблюдал на русско-японской войне В.В.Вересаев:

Вересаев описал свои наблюдения в книге, точное название которой:

Еще один не менее характерный случай непонимания смысла художественного текста встречается во фронтовом эпизоде 1916г., когда казак Лиховидов поет старинную казачью песню «Скажи, моя совушка, скажи Куприяновна»:

Примечание поясняет, что

Текст сноски, со всей очевидностью, взят из толкового словаря. Но при этом он относится не к тому значению слова, в котором оно употреблено в романе!

Верхнедонское восстание 1919г. занимает в «Тихом Доне» особое место, как по объему: примерно 65 глав — от развала фронта в январе (гл.12 шестой части) вплоть до боев в июне за освобождение Усть-Медведицкой станицы (гл. 12 седьмой части), так и в плане композиции романа, развития, а вернее, завершения основных сюжетных линий. Трагический раскол казачества и междоусобная война последовательно приводят к гибели главных персонажей «Тихого Дона».

Не менее важное значение имеют «повстанческие» главы и для текстологии романа. Этот обширный и достоверный материал, детально разработанный и осмысленный автором, вполне может рассматриваться как исторический источник, причем опубликованный в такое время, когда в Советской России никаких общедоступных материалов и сведений о восстании практически не существовало. В плане текстологии все это ставило перед нами двоякую задачу. Во-первых, требовалось идентифицировать текст романа, то есть проверить точность в изображении событий и выявить в тексте аномалии и возможные ошибки, чтобы составить заключение о структуре, композиции и особенностях работы автора. Для сравнения нами использовались донские повременные издания, прежде всего газета «Донские ведомости» и журнал «Донская волна» за 1918-19 гг., а также воспоминания командующего повстанческими силами Павла Кудинова, опубликованные в эмиграции в 1931г. уже после выхода в свет первых частей «Тихого Дона».

[48]

В последние годы появились интересные исследования местных, донских историков, посвященные периоду гражданской войны на Дону и его отражению на страницах «Тихого Дона». Прежде всего здесь следует назвать работы А.В.Венкова и ГЛ.Сивоволова.

[49]

Во-вторых, на материале «повстанческих» глав мы получали уникальную возможность независимой проверки гипотезы об участии «соавтора» в создании «Тихого Дона». Согласно этой гипотезе отдельные фрагменты художественного текста соединялись «соавтором» в единое произведение с помощью заимствований из опубликованных на момент работы и подходящих по содержанию книг. Этот новый слой романа дает возможность проследить те характерные методы работы над текстом, при которых появляются грубые ошибки, анахронизмы, нарушения логики и последовательности в изложении, связанные с «соавторским» внедрением в роман, неадекватной оценкой первоисточника, наконец, с непосредственным участием в дописывании художественного полотна.

Описание событий на верхнем Дону зимой-весной 1919г. в романе можно уверенно разделить на три периода, каждый из которых имеет в тексте свои характерные особенности. Наибольшую художественную цельность и органичность представляет рассказ о приходе красной армии на Дон в январе 1919г. и начале террора, «расказачивании», что в конце концов вызвало поголовное восстание казаков. Это главы 12 — 28 шестой части.

Написанные ярко и выразительно, как бы «на одном дыхании», они правдиво и хронологически точно изображают все упоминаемые события:

— бунт 28 полка и его уход с фронта;

— приход красных войск, причем с недельной задержкой;

Казаки заключили «мир» с красными, надеясь, что Красная армия не вступит на донскую землю. Григорий, например, говорит красноармейцу:

Григорий Мелехов

Петр Мелехов

Коммунисты — Кошевой, Штокман, Котляров

Сердобский полк

Девять заключительных глав шестой и первые двенадцать глав седьмой части романа рассказывают о последнем периоде восстания: о трагических неделях конца мая 1919г., о соединении восставших с прорвавшимся через фронт 9-й Красной армии корпусом Донской армии и последовавших совместно с ним боях за станицу Усть-Медведицкую. В этих главах выделяются два основных события.

Одно из них рассказывает об общем отступлении всех казаков, включая женщин, стариков и детей, на левый берег Дона, где проходил последний рубеж обороны. В течение двух недель казаки сражались не на жизнь, а на смерть возле своих станиц вплоть до разгрома красных частями Донской армии, прорвавшимися на помощь повстанцам.

Внутренняя хронология и некоторые обстоятельства боев:

— отход за Дон в течение суток после принятия решения;

— попытка форсирования Дона красными у Вешенской на 5-6-й день;

Действие развивается следующим образом. Навстречу ударной группе через Дон сразу переправляются повстанческие части первой дивизии, что подтверждается воспоминаниями Кудинова. Вместо преследования отступающего, разбитого неприятеля Григорий Мелехов возвращается обратно в Вешенскую и вместе с генералом Секретевым принимает участие в банкете — по сути просто грандиозной пьянке.

(Далее следует описание безобразно напившихся «освободителей», его мы опускаем).

А вот этого не было и быть не могло!

Рассказывая о своей работе над «Тихим Доном», Шолохов многократно повторял, что он взялся писать не историю борьбы красных против белых, а историю борьбы белых против красных. Эти слова наглядно показывают чуждость Шолохова казачеству, непонимание им кипевшей вокруг борьбы. Сами казаки никогда себя «белыми» не считали и не называли! Казаки воевали в составе Донской армии, защищая родной край — Всевеликое войско Донское, во главе которого стоял донской атаман, избранный Войсковым кругом.