"Светке можно только позавидовать. Еще бы – притулилась себе у стены и спит как младенец да еще смешно похрапывает время от времени. Умудрилась уснуть при этом жутком ровном свете ниоткуда, проникающем во все, даже самые крохотные, уголки. Толька никогда бы не подумал, что девчонки тоже похрапывают. Хотя он много о чем никогда не думал, пока не попал сюда.

Например, о том, что вверху, там, где небо, может ничего не быть – ни облаков, ни солнца, ни какого-нибудь слабого цветного оттенка… Если бы еще программа была не совсем новая, если б он успел в нее поиграть, пройти хотя бы пару уровней. Если бы… Если бы да кабы, то б во рту росли грибы! Одна из любимых Светкиных поговорок. Она их кучу знает, одну ядовитей другой. Потому что сама рыжая. Хорошо хоть тут притихла, молчит да слушается.

Толька обходил стену, стараясь не делать лишних движений. Стена гладкая-гладкая – издали как кирпичная, а вблизи ни трещинки, ни щелочки. Как нарисованная. Хотя почему как? Толик уже успел понять – все это кто-то придумал; если программой предусмотрено, что человек бежит здесь, то стена может рухнуть запросто, от прикосновения, а если не предусмотрено – ничего не поделаешь, хоть из пушек стреляй. Человеку проще, он одномерный, бегает по стенам, а им со Светкой приходится искать слабые места и рушить стенки, иначе не пройти, и тогда это жуткое чудовище… Нет, об этом думать нельзя".

– Ир, это я. Возьми трубку. Есть срочный разговор!

Робких мелодичных звоночков своего новенького телефона Ира не слышала, слишком увлеклась попавшими в беду выдуманными ребятишками. Хотя сейчас они казались ей куда реальнее, чем снежный ветер за окном и лицо политического обозревателя в немом телевизоре. И когда она изживет эту несносную привычку всегда держать включенным телевизор, пусть даже без звука? Зато Ленкин голос из автоответчика достал бы ее не только из сказки про Тольку-снайпера, но и с того света.

Ленка сказала не все. Она предусмотрительно умолчала, что, кроме города, где находился знаменитый металлургический комбинат, в программу входила поездка, вернее, полет в Западную Сибирь, на только что приобретенную комбинатовскую «дочку» – горно-обогатительный завод.

Понятно, Ленка специально скрыла, потому что иначе Ира ни за что бы не согласилась на командировку, она любит размеренность и четкий распорядок дня и терпеть не может «перекладных».

Но больше всего в подобного рода командировках Ирину раздражали не переезды-перелеты, не обильная выпивка от нечего делать, не снисходительный выход обитателей VIP-салона в народ, не мелочные журналистские сплетни, не идиотский снобизм чиновников-шестерок, а наивная вера людей, что приезд «большого человека» поправит их личные дела.

Вот и тут местное население, наслышанное о том, как работает аксеновский комбинат и как живет город, с самого рассвета толпилось на центральной площади, так что сверху она, наверное, была бы похожа на огромный склад шапок и платков.

Ира отлично представляла себе, как это бывает. Навидалась визитов столичных шишек в народ. Бойкие бабенки толкаются локтями в надежде разглядеть, какая она, эта самая шишка, взаправду, а не по телевизору, да и пожаловаться, кстати, что зарплату забыли когда видели, что обещанную сто лет назад квартиру другому дали, а в старом доме отопление на вечном ремонте, дети болеют, лекарства бесплатно не дают, а в аптеке цены такие, что смотреть страшно. И подзовет этот «большой человек» городское начальство, и погрозит им пальцем, и велит выписать ордер, отпустить бесплатные лекарства и определить ребенка в столичную клинику. Вот это будет шесть из сорока пяти. Вот тогда можно жить дальше. А так ведь – хоть вешайся. Вид теток в пальто пятнадцатилетней давности, с пожелтевшими песцовыми воротниками, расталкивающих друг дружку локтями в надежде пробиться поближе, был, конечно, не очень-то приятен. Но куда неприятнее было смотреть на преисполненных собственной значительности столичных чиновников, которые приезжают в такие вот городки отчаяния, чтобы купить себе строчку в рейтинге в обмен на надежду. Пустую надежду, после исчезновения которой у этих людей не останется ничего.