Машина была черная. Корпус черный, бампер черный, колеса черные и стекла тоже черные. Дождь оседал на блестящей поверхности черными маслянистыми каплями. Черный автомобиль в ночной тьме. Эверетт Сингх застегнул молнию до самого подбородка и натянул капюшон, наблюдая, как черная машина ползет вверх по склону вплотную за его отцом, вовсю налегающим на педали. Вечер был самый неподходящий для велосипедных прогулок. Деревья раскачивались, махая ветвями на ветру. Ветер — враг велосипедиста. Новогодние украшения на фасаде Института современного искусства дергались и громыхали. Эверетт давно заметил: каждый год, как только городской совет Стоук-Ньюингтона развесит на улицах фонарики к зимним праздникам, обязательно поднимется буря и все их посрывает. Он отправил городскому руководству письмо по электронной почте с советом вешать фонарики на неделю позже. Они даже не ответили! Буря и в этом году налетела, как обычно, — вдоль Хай-стрит валялись сорванные ветром украшения.

[1]

Эверетт Сингх всегда обращал внимание на такие вещи: совпадения, взаимосвязи и закономерности.

Потому и автомобиль заметил. Вместо того, чтобы раздраженно обогнать медлительного велосипедиста, черная машина сбросила скорость и упорно следовала за ним. Лондонские машины так себя не ведут, особенно в холодный дождливый вечер понедельника, поднимаясь вверх по Мэллу за десять дней до Рождества. Папа, конечно, ни сном ни духом. Когда Теджендра садился на велосипед, он уже ничего вокруг не видел. Он увлекся велосипедной ездой вскоре после развода. Говорил, что это прекрасный способ передвижения, быстрый, экологичный и помогает держаться в хорошей спортивной форме. Эверетт рассказал об этом на сайте Divorcedads.com. Форум был создан с самыми благими намерениями — чтобы «дети могли обсудить в Интернете тяжелые переживания, связанные с разводом родителей». А дети превратили отведенное им сетевое пространство в клуб для разговоров о дурацком поведении отцов. Постоянные посетители форума единодушно объявили, что для разведенного папы вполне типично купить роскошный двухподвесочный маунтинбайк за четыре тысячи фунтов и ездить на нем по таким дорогам, где днем с огнем не найдешь пригорка выше, чем «лежачий полицейский». Участник с ником Удавка полюбопытствовал, почему было не купить «Порше», как все. «Потому что мой папа — не такой, как все», — ответил Эверетт.

Другие отцы дают сыновьям имена знаменитых футболистов, или родственников, или тех, кто выступает по телевидению, а Теджендра назвал сына в честь ученого-физика. Другие после футбольного матча ведут сыновей в пиццерию, а Теджендра устраивал в своей новой квартирке «вечера кулинарных изысков». После каждого матча любимой команды «Тоттенхэм Хотспур» на своем поле они с Эвереттом устраивали пир по рецептам разных стран. Теджендра любил тайскую кухню, Эверетту хорошо удавалась мексиканская. Другие отцы водили сыновей на лазерный пейнтбол, занимались с ними картингом или серфингом, а Теджендра брал с собой Эверетта в Институт современного искусства, на лекции о нанотехнологиях, фрикономике и о том, что будет, когда иссякнут природные запасы нефти. Эверетту нравилось. По крайней мере, не скучно.

И вот сейчас Теджендра жал на педали, нагнув голову от ветра и дождя, сверкая флуоресцентной лайкрой, светодиодным проблесковым маячком и отражателями, а за ним на малой скорости следовал здоровенный черный автомобиль немецкого производства. Отцы-индусы не должны носить лайкру, подумал Эверетт и замахал рукой. Продернутые в манжеты гибкие светящиеся шнуры выписывали в воздухе замысловатые сияющие кривые. Теджендра заметил, помахал в ответ, велосипед немедленно завихлял, Теджендра был совершенно бездарным велосипедистом. Встречный ветер чуть не погнал его назад, в сторону Конститьюшн-хилл. Почему эта машина никак его не обгонит? Ползет не быстрее десяти километров в час. Ага, ускорилась! Взревев мотором, обошла велосипедиста и остановилась, преградив ему путь. Теджендра вывернул руль и затормозил, чуть не сверзившись при этом на землю.

— Папа! — закричал Эверетт.

В полицейском участке воняло. Там недавно сделали ремонт, и запах промышленной особо стойкой краски пропитал буквально все, от входной двери до комнаты для допросов. От крепкого аромата потом неделю не избавишься. У Эверетта уже слегка кружилась голова. Впрочем, это могло быть и от мигающих ламп дневного света, слишком жарких батарей, от пересушенного кондиционером воздуха, от стула с выпуклой окантовкой, которая врезалась под коленями, нарушая кровообращение, так что ноги уже покалывали тысячи невидимых иголочек. От любой из десятка причин, о которых в полиции не задумываются и которые выводят из равновесия обычных людей.

— Простите, можно воды?

— Конечно, Эверетт.

Полицейских было двое — мужчина и женщина. Говорила в основном женщина, инспектор по делам несовершеннолетних. Она старалась держаться дружелюбно, чтобы не напугать подростка. На вид ей было лет около тридцати; пухленькая крашеная блондинка с искусственно выпрямленными волосами, отчего лицо казалось чересчур большим. «Она похожа на переодетого комика, играющего роль женщины-полицейского», — подумал Эверетт. Названное ею имя он сразу забыл. Эверетт вообще плохо запоминал имена. Ли, Леанна, Леона? Представилась бы лучше по фамилии.

Мужчина, который вел протокол, был полной противоположностью Ли-Леанне-Леоне. Впалые щеки и усы, как у полицейских в фильмах семидесятых годов — Теджендра часто их смотрел по телеканалу «Дэйв-ТВ». У полицейского было усталое лицо, словно его уже ничто не в силах удивить, но нужно быть на всякий случай готовым — вдруг мир еще подбросит ему сюрприз. Звался он сержант Миллиган. Эверетту это понравилось. Хотя на его просьбу откликнулась Ли-Леанна-Леона, воду из кулера в дальнем углу комнаты принес Усатый Миллиган.

Лора молчала, пока они ехали по шоссе А-10, через Далстон и вдоль Хай-стрит, главной улицы Сток-Ньюингтона. Ни единого слова, только постукивала пальцами по рулю и чуть слышно подпевала «Дорожному радио», безбожно перевирая слова, пока Эверетту не захотелось врезать кулаком по кнопкам радиоприемника. Любую другую программу, лишь бы в ней звучало хоть немного драйва, ритма и жизни! Лишь бы не слышать, как мама коверкает тексты песен.

— Вот она! Вопит одна! Королева танцпола опять больна!

«Не так!» — исходил бессильной злостью Эверетт.

— Земля вызывает, ответьте, Мао Цзэдун…

«Майор Том! — едва не кричал Эверетт. — Майор Том, майор Том, майор Том!!! Неужели трудно запомнить?» Песня написана сорок лет назад, а Эверетт знает ее лучше мамы.

Почему Эверетт прохлопал звуковой сигнал Дропбокса: старался опознать негромкий голос Маккейба у входной двери. Он вообще в последнее время нечасто пользовался файлообменником — в школе с этим стали осторожничать после того, как Аарон Ли получил грозное письмо от юристов «Виакома». Однако сейчас на панели инструментов внизу экрана светилась и подпрыгивала кнопка вызова. Какой-то файл дожидался загрузки. Эверетт, проведя пальцем по экрану, открывал свой ящик файлообмена, базирующийся на сервере в Исландии.

— Эверетт! — Лора, когда сердилась, всегда ставила ударение на последнем слоге его имени, повышая голос к концу. — Свет погаси! Завтра в школу вставать!

— Ладно, мам!

Подумаешь, выключить свет и нырнуть под одеяло — читать прекрасно можно и при собственном свете экрана. Совсем как в детстве, когда Эверетт устраивал из одеяла палатку, натянув его на поставленный боком, словно настоящая книжка, неуклюжий старый ноут и, поменяв дисплей на вертикальный, смотрел потихоньку «Доктор Кто». Особенно уютно было зимними вечерами, когда снег с дождем, как сегодня, хлестал в окна, а водопроводные трубы гремели на ветру. Тогда под одеялом возникал свой обособленный мир — мир Эверетта.

В Дропбоксе обнаружилась всего одна папка: «Инфундибулум». Никакой информации об отправителе. Дата: сегодняшний вечер, восемь часов. В это время Эверетт в полицейском участке разговаривал с Ли-Леанной-Леоной и Усатым Миллиганом. Размер файла: тридцать гигабайт. Эверетт осторожно открыл папку, готовый в любой момент дать задний ход, если на него вдруг выскочит какая-нибудь компьютеропожирающая гадость. В посылке оказались папка данных, исполняемый файл и текстовая записка. На вирус непохоже — они обычно маскируются под игру или обновление. Самая большая доступная им хитрость — притвориться антивирусом. А тут просто откровенный экзешник. Эверетт подключил хитрую программку, которую выменял у Аббаса в школе, отслеживающую айпи-адреса. По адресу можно определить, кто прислал файлы. Программка результата не дала: адрес каким-то образом сделали анонимным. Наверное, использовали нечто вроде шведского сайта iPredator, который кодирует айпи-адреса, скрывая их от посторонних глаз. Это становится интересным!

Полицейские явились к завтраку. На мордашке Виктории-Роуз красовались молочные усы и коричневая борода от шоколадных хлопьев. По радио бодро тараторил Крис Эванс. У Эверетта в голове еще было мутно со сна, и все же он сразу понял, что на пороге полицейские, еще прежде, чем раздался бодрый двойной звонок. Слишком близко друг к другу маячили за стеклом их силуэты в свете уличного фонаря: один высокий, мужской, другой пониже, женский. Так стоят сотрудники полиции и миссионеры-мормоны.

Эверетт выскреб из коробочки последние остатки маргарина «Флора» и намазал на гренок. Искусственное масло с пониженной жирностью, подтаивая, распадалось на отдельные шарики жира и воды.

— Ну и холодина! — сказал Усатый Миллиган. — Ночью, наверное, давление полезло вверх. Когда повезете мальчика в школу, советую выехать на полчасика пораньше. Может, еще и дождемся снега на Рождество. Это что, кофе? Не поделитесь?

Эверетт налил ему кофе в кружку с символикой футбольной команды «Тоттэнхем Хотспур». Ли-Леанна-Леона уселась за стол напротив Эверетта.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Эверетт. — Вы его нашли?

Автомобиль возник словно из ниоткуда. «Кажется, черный», — в последнюю долю секунды мелькнула мысль. Черный, дорогой и огромный, наверняка немецкий. Тонированные стекла, маслянистые капли дождя на полированной поверхности.

На Рождество школа закрывалась. Утром была игра; косой дождь со снегом чертил футбольное поле. Иногда дождь припускал с такой силой, что приходилось щуриться, чтобы разглядеть ворота противника.

Дождь выстудил его изнутри. Он в одиночестве коротал время на линии ворот, стуча перчатками и время от времени подпрыгивая на месте, чтобы прогнать из костей холод. Футбольная площадка напоминала пашню; заляпанные с головы до пят грязью, Алые и Золотые почти не отличались друг от друга. Мяч не пересекал его половину поля целых десять минут, а сам он вступил в игру лишь на двадцать пятой минуте.

Крики, свисток, вскинутые руки. Он прищурился сквозь дождь. Гол. Вратарь соперника вынул мяч из сетки и запустил на другую половину поля, но голкиперша Алых не слишком старалась — ветер подхватил мяч и унес за пределы площадки. Мистер Армстронг трижды дунул в свисток. Команды Алых и Золотых — впрочем, сейчас обе с равным успехом могли именоваться командой Грязных — побрели в раздевалку. Сегодняшняя победа со счетом три: ноль над единственными серьезными соперниками в кубке Лиги Бон-грин стала решающей, но он устал и хотел одного — побыстрее добраться домой. И кому только пришло в голову устроить матч в последний день перед каникулами?.. Но больше всего донимал холод, холод, холод. Не помогал даже горячий душ. Согреть не могли даже праздничные огни Рождества, Дивали и Хануки.

Пухлый херувимчик по-ковбойски оседлал дракона: одна рука поднята вверх, другая крепко вцепилась в гриву. Дракон был китайский, гибкий, как горностай. Он беззаботно резвился в небе над городом хрустальных небоскребов. Щекастое личико херувима лучилось радостью. Карта, вращаясь и переворачиваясь, кружила в гулком, размером с собор, внутреннем пространстве дирижабля «Эвернесс», словно одинокая снежинка.

Эверетт Сингх сидел сгорбившись над «Доктором Квантумом», но краем глаза уловил движение и, потянувшись, схватил карту. Круглолицый ангел и дракон — предвестник удачи.

Джубилео.

— Что это значит? — крикнул он в потолок, в пространство между шарами с газом.

— Джубилео?

Сплошная бесконечная белизна. Ни резких углов, ни видимых соединений между полом и стенами, стенами и потолком. Свет струился отовсюду. Ему казалось, что светится даже его одежда — простая мягкая футболка и мешковатые спортивные штаны. Он поднял руку. На фоне белого сияния кожа выглядела очень смуглой. Видны ли швы там, где его собрали заново? Боли не было. Только холод, холод, затаившийся внутри. Отныне холод его не отпустит.

Мадам Луна заметила движение и обернулась. Она молчала и улыбалась. Ее чувства не поддавались прочтению. Кроме его смуглой кожи, сероватой кожи мадам Луны и вертикального черного круга посередине, все вокруг было белым. Из-за белизны размер комнаты угадывался с трудом. Интересно, до ближайшей стены можно дотянуться рукой или до нее несколько километров? Впрочем, черный круг не так уж мал, наверняка выше человеческого роста.

Центр круга ослепительно вспыхнул, и оттуда вышли двое мужчин в темных пиджаках. У первого были резкие черты лица и вьющиеся белокурые волосы. Во втором Эверетт Л узнал премьер-министра. Шаг, начатый в другом мире, благодаря низкой лунной гравитации протащил их вперед. Премьер запнулся, но тут же с достоинством выпрямился. Мадам Луна шагнула навстречу гостям, кивком головы дав понять Эверетту Л, что он должен последовать за ней. Он уже научился ходить так, чтобы при каждом шаге его не подбрасывало в воздух. Походка напоминала шарканье. Не слишком изящно, зато чувствуешь опору под ногами. Белокурый мужчина ловко управлялся со здешней гравитацией, премьеру, напротив, этот способ передвижения был в диковинку, и при каждом шаге он ненадолго зависал в воздухе.

Белокурый поклонился мадам Луне. Она сложила ладони в жесте, напоминавшем молитву и индийское приветствие намаете одновременно. Затем незнакомец пожал руку Эверетту Л.

— Мистер Сингх, я пленипотенциар Земли-4 в Пленитуде. Меня зовут Шарль Вильерс.

Ветер швырял в лицо ледяную крошку. Сен закуталась в шарф до самых бровей, иначе острая крупа содрала бы кожу до кости. Похоже, ветер не собирался с этим мириться: так и норовил найти лазейку, упрямо лез под очки, оттягивал капюшон, рвал шарф. Вдохни этот смертоносный воздух — и в легкие устремятся тысячи крохотных кинжалов. Ветер обрушивался на Сен Сиксмит со всех сторон. Не уступая ему в ярости, Сен направила маленькую летучую машинку вниз, к бесконечной снежной равнине.

Белизна внизу и наверху, спереди и сзади. В непромокаемом защитном костюме с отражающими полосками Сен была единственным цветным пятном посреди нескончаемой белизны. Единственным проблеском жизни. В мифологии аэриш, в колоде «Таро Эвернесс», которую Сен частично унаследовала, частично дорисовывала по мере необходимости, белый был цветом смерти.

— Эге-ге-гей! — прокричала она жалящему ветру и дернула трос привода. Лопасти кузнечика швырнули ее навстречу ветру. Макхинлит обещал при следующей починке сделать механизм отзывчивее, но когда радар Шарки посреди снежной пустыни что-то засек, полетные испытания пришлось проводить в боевом режиме. Машинки прекрасно справлялись, правда, поначалу Сен чуть не врезалась в переборки грузового отсека, а после чуть не сломала шею, когда очередной подледный толчок сотряс дирижабль и ее рука соскользнула с руля. Рычаги отзывались мгновенно и резко, норовя сбросить ее, словно взбесившийся жеребец. Эта резвость не шла ни в какое сравнение с медлительной мягкостью дирижабля. Оседлай дрон и лети хоть на край света. Только не забудь, что в белизне совершенно теряются ориентиры и ничего не стоит, зазевавшись, на полном ходу врезаться в лед.

Сен ощущала себя маленькой и большой одновременно. Она подняла глаза: другой дрон почти терялся на фоне белизны. Легко вообразить, что летишь одна-одинешенька над снежной пустыней. Ошеломляющее чувство обособленности, сродни безумному скольжению надо льдом.

В дирижабле ты отделена от людей, но никогда не бываешь одна. Дирижабль был семьей Сен, ее домом, ее миром. Она часто размышляла, каково это: не чувствовать со всех сторон закругляющейся оболочки, присутствия Макхинлита, Шарки, мамы. Просто быть Сен; не Сен Сиксмит, не Сен с «Эвернесс». Должно быть, ощущение сродни полету надо льдом: быстро, весело, захватывает дух. Яркая точка в центре пустоты. Живо представив себе эту точку, несущуюся в снежном буране, Сен внезапно осознала, что значит остаться одной, без семьи, друзей, дома, мира, как это случилось с Эвереттом. Ничего веселого, ничего захватывающего, просто ужасно! Ни единой родной души вокруг!.. Нет, поправилась Сен, у тебя есть я. От этой мысли ее бросило в жар.

Ворота светились сине-зеленым неоновым светом. Нырнуть в них — и он на свободе; последний враг рухнул на пол, и между ним и светящимся кругом — никого. Эверетт Л не сознавал, каким чувством заметил противника сзади; слух и зрение были точно ни при чем. Он перекатился по полу и поймал врага в прицел. Пейнтбольный шарик просвистел рядом с ухом и, словно большое зеленое насекомое, шмякнулся о стену лабиринта. Дротик вонзился противнику между глаз, и тот рухнул навзничь. Эверетт Л дважды обвел дулом лабиринт. Никого. Теперь вперед и наружу.

Шарль Вильерс встретил его аплодисментами. Громадное белое пространство съедало слабые сухие хлопки. Рядом стояла женщина, почти неотличимая копия пленипотенциара. Близнецы? Почему-то Эверетт Л решил, что их связывают более близкие отношения. Женщина была одета по моде сороковых годов: узкая юбка, чулки в сеточку, приталенный жакет с широкими плечами и элегантная шляпка с вуалью. Вуаль спадала на глаза, ярко алели губы. Она была с Земли-3 — странной параллельной вселенной, не знающей нефти.

— Мое другое воплощение, Шарлотта Вильерс, — галантно представил ее Шарль Вильерс.

Двойники пугали Эверетта Л до дрожи. Премьер-министр Портилло остерегался даже упоминать о них. Иногда двойники были одного пола, иногда, как в случае с Шарлем и Шарлоттой, разного.

Эверетт Л наслышался городских страшилок про двойников: что двойники из разных вселенных способны разделять мысли друг друга, что множество знаменитостей были похищены и заменены двойниками из других миров, что двойникам не суждено встретиться, ибо при встрече они тут же аннигилируют, а взрыв уничтожит все живое в диаметре десяти километров.