Ночь на 15 октября 1946 года была холодной и промозглой. Пронизывающий ветер дул сквозь разрушенные стены и башни старинного города Нюрнберга. Большинство граждан, волновали скорее поиски пищи и убежища от холода, чем казнь главных нацистских военных преступников, которая должна была состояться в Нюрнбергской тюрьме.

Осужденные нацисты, содержавшиеся в условиях строжайшей охраны в теплой тюрьме, ели свой последний ужин, состоявший из сосисок, мясного ассорти, картофельного салата, черного хлеба и чая. Незадолго до часу ночи два представителя американской военной полиции в белых шлемах вызвали первого арестанта, подлежавшего казни. Им был министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп, за которым через короткие интервалы должны были последовать остальные обитатели камеры.

Фон Риббентроп не оказывал сопротивления военным полицейским, которые провели его по коридору и через пустынный внутренний двор в небольшой тюремный спортзал. Сопротивление было бы бессмысленным, а казни были тщательно спланированы так, что все они должны были следовать одинаково короткой, регулярной, фатальной процедуре.

Двигаясь с полузакрытыми глазами, словно в трансе, фон Риббентроп вошел в ярко освещенный спортзал в 1.11 ночи. С него быстро сняли наручники, связали шнурками руки за спиной. В сопровождении двух представителей военной полиции с обеих сторон он поднялся по лестнице из тринадцати ступенек к одной из трех черных виселиц, которые соорудили на платформах высотой 8 футов на расстоянии 8 футов друг от друга.

Протестантский священник произнес молитву рядом с фон Риббентропом, пока тот стоял на крышке люка, где на шею бывшего министра иностранных дел набрасывал петлю официальный вешатель армии США, старший сержант Джон К. Вудс из города Сан-Антонио в штате Техас. Американский врач с ручным фонариком и его советский коллега со стетоскопом ждали у подножия виселицы, пока фон Риббентроп делал свое последнее заявление: «Да защитит Господь Германию. Моя последняя воля состоит в том, чтобы было сохранено единство Германии и чтобы было достигнуто взаимопонимание между Востоком и Западом».

Мартин Борман родился 17 июня 1900 года в Хальберштадте, старинном и живописном нижнесаксонском городе с населением около 40 тысяч жителей. В хронике его семьи или в его юности не было ничего такого, что характеризовало бы Бормана как военного преступника, кроме соучастия в жестоком убийстве.

Теодор Борман, отец Мартина, был трубачом военного оркестра. Демобилизовавшись из армии, Теодор Борман, чей собственный отец владел каменоломней, стал почтовым служащим в Хальберштадте. Однако он умер, когда его сыну Мартину было всего четыре года, а его вдова быстро снова вышла замуж за директора небольшого банка.

В образовании Мартин Борман не поднялся выше изучения сельского хозяйства в заведении, соответствующем американскому коммерческому училищу. Но оно было прервано службой в 55-м полку полевой артиллерии с июня 1918 по февраль 1919 года. Однако в отличие от Гитлера, который заслужил Железный крест, и Геринга, получившего орден «За заслуги» (а также Железный крест и другие награды. — Ред.), военная служба Бормана прошла без наград. Он не участвовал в боевых действиях.

В августе 1920 года двадцатилетний бывший артиллерист и ученик сельскохозяйственного училища стал управляющим крупной фермой или поместьем. Оно принадлежало семейству фон Троенфельс и располагалось недалеко от деревни Пархим в северной земле Мекленбург. Южнее, в Мюнхене, обскурантистская политическая партия приняла примерно в это же время название Национал-социалистической немецкой рабочей партии со свастикой в качестве своего символа.

Вероятно, Борман не знал о деятельности новой нацистской партии или ее седьмого по счету члена Адольфа Гитлера. Однако молодой управляющий поместьем обнаружил свое недовольство условиями послевоенной Германии, вступив в Объединение против засилья евреев и организацию Россбаха.

Незадолго до наступления темноты в ночь на 30 января 1933 года в глубине парка Тиргартен в центре Берлина забили барабаны. Десятки тысяч нацистских штурмовиков собрались в этом месте с горящими факелами. Затем они образовали стройные колонны и темной зимней ночью пошли маршем из Тиргартена через Бранденбургские ворота, далее по Унтер-ден-Линден, держа горящие факелы.

Штурмовики повернули направо на Вильгельмштрассе и промаршировали по этому широкому проспекту. Их сапоги отбивали на мостовой «устойчивую, уверенную поступь», выражаясь словами песни о Хорсте Весселе, которая являлась нацистским гимном и которую они пели. Под грохот барабанов и рев военной музыки многочисленных отрядов внушительное факельное шествие текло, подобно огненной реке, мимо ликующих толп, молчаливых иностранных посольств и президентского дворца. Из окна дворца дряхлый восьмидесятишестилетний фельдмаршал Пауль фон Гинденбург следил за тем, как участники марша продолжили движение мимо рейхсканцелярии. Стоя у одного из открытых окон, Адольф Гитлер, улыбаясь, смеясь, со слезами радости приветствовал марширующих нацистским приветствием.

После полудня того же дня Гитлер был назначен президентом республики фон Гинденбургом канцлером Германского рейха. «Четырнадцать лет трудной работы были увенчаны победой», — писал позднее Йозеф Геббельс. По микрофону, установленному в рейхсканцелярии, Герман обратился с громовой речью к штурмовикам и собравшимся толпам людей:

— 30 января 1933 года будет запечатлено в истории Германии как день, когда возродилась слава страны, как день, когда нация поднялась и отбросила все страдания, боль и позор минувших четырнадцати лет… Вот стоят фельдмаршал мировой войны и рядом с ним молодой фюрер Германии, который намерен вести народ и рейх в новую и лучшую эпоху…

Свидетельства того, где стоял Борман, отсутствуют. Он был не настолько влиятелен, чтобы его присутствие было замечено в этот длинный роковой день, который явился побочным продуктом мировой экономической депрессии. Нацисты использовали острый кризис, поразивший Германию, для восстановления своей падающей популярности и становления в качестве единственной политической силы в стране.

У Гитлера были скромные потребности. Ел он мало, не употреблял мяса, не курил, воздерживался от спиртных напитков. Гитлер был равнодушен к роскошной одежде, носил простой мундир в сравнении с великолепными нарядами рейхсмаршала Геринга и других нацистских руководителей. Что касается женщин, то Гитлер иногда, видимо, получал удовлетворение от общения с ними, но о женитьбе не могло быть и речи, поскольку это помешало бы осуществлению его миссии.

В 1936 году в Бергхофе поселилась Ева Браун в качестве подруги Гитлера (знакомы они были с 1930, а с 1932 год. Ева Браун была любовницей фюрера. — Ред.). Это была блондинка, довольно привлекательная девушка из мелкобуржуазной баварской семьи (с 1790 года дворянской — фон Браун. — Ред.), интересовавшаяся в основном спортом и дешевой беллетристикой. Ева была на 20 лет (на 23 года. — Ред.) моложе Гитлера, он впервые увидел ее в ателье своего личного фотографа Генриха Хоффмана, который нанял Еву на работу. О физической близости Евы Браун и Гитлера известно только им обоим, но очевидно, что фюрер держал ее в тени и не позволял ей или какой-нибудь другой женщине влиять на политические решения.

Деньги сами по себе тоже не интересовали Гитлера. После того как он стал канцлером, кто-то должен был заняться его личными финансами. Это было скучное и неблагодарное занятие, нацистские лидеры уклонялись от столь нудной работы. Борман же увидел в ней свой шанс.

Начиная с 1933 года группа ведущих германских промышленников, и среди них Крупп, ежегодно передавала в личное распоряжение Гитлера суммы, исчислявшиеся несколькими миллионами марок. Дары Адольфу Гитлеру предоставлялись от германской промышленности в знак благодарности за сокрушение коммунистов, социалистов и независимых профсоюзов. Не велось никакого учета этих средств. Борман вызвался наладить для фюрера этот учет, как и отчислений за издания «Майн кампф», которые достигли в 1933 году 300 тысяч долларов, и, кроме того, зарплаты Гитлера за выполнение различных государственных функций.

Бывший управляющий поместьем вел учет этих денег со знанием дела и в манере, рассчитанной на завоевание расположения Гитлера. Помимо финансирования бытовых потребностей канцлера рейха Борман нашел применение этим деньгам как средства реализации сокровенных желаний фюрера, таких как строительство резиденции в Берхтесгадене.