Соединенные Штаты Америки появились на политической карте мира сравнительно недавно, однако за два с половиной столетия своего существования эта страна сделалась основным игроком на мировой шахматной доске, потеснив многих «колоссов прошлого». О том, как осваивали Американский континент, как имперские колонии сражались за независимость и воевали за права человека, как создавалось и приумножалось национальное богатство и как появилась на свет нынешняя Америка – обо всем этом и о многом другом рассказывается в этой книге.
Глава 1
Исконная земля, коренное население и пришлые народы
Автор данной книги решительно отходит от устоявшегося видения раздробленной Америки, которую долгие годы трактовали как пеструю смесь изолированных народов, живущих бок о бок на обширной, богатой ресурсами территории. Вместо того он предлагает образ единой многоликой страны, объединяющей в своих границах разнообразные культуры, обитающие на огромной и изобильной земле.
Земля
Государство под названием Соединенные Штаты Америки раскинулось на гигантской территории в 3,5 млн кв. миль, что составляет 6 % от всей площади земной поверхности. Эта территория, отличающаяся чрезвычайным разнообразием географических диапазонов, соизмерима с площадью всей Европы. Виргиния и Северная Каролина – всего два из первоначально объединившихся тринадцати американских штатов – по своим размерам перекрывают Соединенное Королевство; все японские острова можно втиснуть в границы Калифорнии; а государство Ирландия по площади соответствует Южной Каролине (которая по величине занимает всего лишь сороковое место среди пятидесяти штатов Америки). Достаточно сказать, что крупнейший округ в 48 «нижних»
[1]
штатах, Калифорнийский Сан-Бернардино, почти вдвое больше Бельгии.
Континентальная часть Соединенных Штатов протянулась на 3 тыс. миль – от Тихого до Атлантического океанов. Река Миссисипи с притоками занимает по своей протяженности третье место в мире – после Нила и Амазонки. Американские Великие озера представляют собой крупнейший на Земле резервуар пресной воды; озеро Верхнее, которым США владеют совместно с Канадой, является вторым по величине (после Каспийского моря) замкнутым водоемом. Водопады Йосемитского национального парка в Калифорнии входят в десятку высочайших на планете.
На всей этой великолепной территории проживают 270 млн человек. И хотя это менее 5 % от общего населения Земли, все же США занимают третье место по численности населения – после Китая и Индии. Правда, распределено население далеко не равномерно: американцы тяготеют к скученности – почти треть всего населения проживает в десяти крупных городских конгломератах. По сути, 80 % жителей США – горожане. В результате огромные пространства остаются незаселенными. Средняя плотность населения по стране составляет 74 человека на квадратную милю. Это больше, чем в Австралии или Бразилии, но почти вдвое меньше, чем, скажем, в Мексике. По данному показателю Франция в 4 раза опережает США, Китай – в 5 раз, а Соединенное Королевство – и вовсе в 8 раз.
Удивителен разброс достопримечательностей, расположенных на территории Соединенных Штатов. Так, в Калифорнии находится национальный парк «Секвойя», где произрастают гигантские деревья, возраст которых исчисляется в 3 тыс. лет. В то же время в состав страны входят Гавайские острова – сравнительно молодое геологическое образование, возникшее в результате вулканической деятельности примерно 50 млн лет назад. Мыс Барроу на Аляске (самую северную точку государства) отделяет 6 тыс. миль от Ка Лае на Гавайях – соответственно, самой южной точки Соединенных Штатов. Чтобы попасть из самой восточной точки страны, находящейся в Мэне, в самую западную, также расположенную на Гавайях, придется пересечь 7 часовых поясов и преодолеть 5400 миль, что составляет более одной пятой окружности земного шара. На территории государства располагаются и самая высокая, и самая низкая точки Северной Америки: это гора Мак-Кинли (она же Денали) на Аляске, возвышающаяся на 20 320 футов над уровнем моря, и Долина Смерти в Калифорнии, лежащая на 282 фута ниже уровня моря. Именно в Долине Смерти в 1913 году была зафиксирована вторая в мире по высоте температура, составлявшая 134° по Фаренгейту (57° по Цельсию). А в 1971 году в Проспект-Крик на Аляске отмечена температура -80° по Фаренгейту (-62° по Цельсию) – пятое место в зафиксированной мировой практике. Соединенным Штатам принадлежит также рекорд по количеству дождевых осадков в минуту и по количеству снега, выпавшего за месяц.
Подобные крайности неудивительны для страны с таким разнообразием климата и ландшафта. На бескрайних просторах США можно найти и полярную тундру, и тропические джунгли, а также практически все, что находится между этими экстремальными природными зонами: морской климат (на Западном побережье), средиземноморский, горный и умеренный. В Америке есть засушливые и полузасушливые регионы, прибрежные равнины, луга, леса, пустыни и заболоченные территории.
Коренное население
История Америки – это, по сути, история иммиграции. Статистика подтверждает, что на начало нового, двадцать первого столетия 10 % всех американцев родились за пределами страны. Большая часть этих людей приехала в Штаты из Западного полушария. Второй по численности поток переселенцев – из Азии, откуда, вполне вероятно, появились первые американские иммигранты.
В конце 1990-х годов возникла дискуссия о происхождении и путях проникновения в Америку первых переселенцев. На основе раскопок, проводившихся в Чили и на востоке США, некоторые ученые заключили, что первые мигранты (из Азии и, возможно, Европы) пришли морским путем, двигаясь вдоль западного или восточного побережья Америки примерно 16 тыс. лет назад. В противовес этой точке зрения существует основополагающая теория о заселении Америки охотниками из Восточной Сибири, которые пришли по заснеженной равнине, якобы существовавшей на месте Берингова пролива 12 тыс. лет назад и соединявшей Азию с Северной Америкой. В ходе последующего таяния ледников остался сухопутный коридор, который вел из Северной Аляски через северо-запад Канады в область современных Дако.
[2]
Группы пришельцев перемещались по территории Северной Америки и к 8 тыс. до н. э. продвинулись до самой оконечности Южной Америки. К тому времени севернее Рио-Гранде уже проживали 4-12 млн человек, а совместное население Северной и Южной Америк составляло 40-110 млн человек.
Кочевые охотничьи племена «палеоиндейцев» бродили в поисках добычи по всему полушарию с 10-9 тыс. до н. э. Их потомки, «архаичные индейцы», в период 8–1,5 тыс. до н. э. уже представляли собой охотников-собирателей, занимавшихся примитивным земледелием. Их питание отличалось большим разнообразием, и население быстро росло. Большинство этих архаичных племен мигрировало, но некоторые группы создавали крупные оседлые поселения. Сельскохозяйственные традиции, зародившиеся 7 тыс. лет назад в Западном полушарии, к 3,5 тыс. до н. э. достигли и Северной Америки. Считается, что к XV веку до н. э. они распространились на северо-западе нынешних Соединенных Штатов, а ко II веку н. э. достигли юго-восточных регионов. Древние земледельцы выращивали маис (кукурузу), картофель, бобы, тыкву и томаты. Со временем урожаи стали устойчивыми, появилась возможность прогнозировать обеспечение племени продуктами питания. В результате поселения приобрели постоянный характер, численность проживающих выросла, а культура заметно усложнилась. Вместе с тем расширялся торговый обмен между отдельными племенами. Еще одним следствием развития сельского хозяйства стало изменение статуса женщин в жизни племени. Зачастую именно они обрабатывали поля, в некоторых группах женщины являлись собственниками земельных участков и орудий труда. С течением времени во многих общественных структурах установился порядок наследования по женской линии, женщины играли важную роль в принятии политических решений.
После 1500 года до н. э. развились достаточно сложные и зрелые культуры, особенно в Центральной и Южной Америке. К таковым следует отнести ольмеков на южном побережье Мексиканского залива, майя на полуострове Юкатан, ацтеков (или мешиков) в центральной и южной части Мексики, а также инков в Перу. Эти племена имели собственную письменность, были знакомы с математикой и астрономией, строили крупные города, в которых проводили сложные религиозные ритуалы. В столице ацтеков, городе Теночтитлан, располагавшемся на месте современного Мехико, проживали 100–200 тыс. человек, что делало его одним из крупнейших городов мира.
Культура коренного населения
Трудно дать обобщенную характеристику весьма богатой и разнообразной культуры индейских племен, с которыми столкнулись прибывшие в Америку европейцы. Однако хочется выделить два важных факта, общих для всех «аборигенов», которые до 1492 года проживали на территории современных Соединенных Штатов.
Один из основополагающих принципов индейской культуры заключался в том, что община занимала исключительно важное место в жизни каждого ее члена. Формируя представление о своей личности, каждый индеец основывался не столько на понятии собственного эго, сколько на образе всего племени. Расширенные узы семейного и кланового родства определяли место каждого человека как в прошлом, так и в настоящем. Они же служили базисом для общественной и политической организации племени. Характерный паттерн «взаимности», присущий большинству индейских культур, укрепляет чувство связанности и взаимозависимости внутри каждого сообщества. Методы воспитания, основанные на принципе «стыда», также укрепляют ответственность отдельного индивида перед группой. Идеалы порядка и равновесия ориентированы на то, чтобы сохранять баланс между элементами сообщества. А концепция общинного владения землей укрепляет веру в то, что природные ресурсы должны служить всему народу, а не отдельным его представителям.
Следующий важный принцип индейской культуры связан с повышенной ролью религии. Индейцы верили, что их окружает одушевленный мир. Духовная энергия была отчасти сосредоточена во внешнем мире, концентрируясь в созидательных, руководящих силах предков, которые охраняли племя. Но частично она заключалась и в самом сообществе, развиваясь благодаря размышлениям и видениям отдельных его членов и усиливаясь за счет равновесия с окружающим миром. Подобные силы были «совместными», поскольку являлись результатом коллективной духовности племени. Поскольку все вокруг было пропитано духом, то мельчайшие оттенки переживания могли приобретать экстраординарное значение. Индейцы часто придавали большое значение определенным деталям окружающего ландшафта. Так, например, форма замкнутого круга обычно приобретала особое духовное звучание. Представители племени хопи связывали основные жизнеутверждающие принципы с желтым цветом зерна кукурузы.
Религия индейцев не была монотеистической: их вселенную населяло множество богов. Каждое племя поклонялось своим божествам и было связано с ними особыми, только им присущими связями. В результате ни одна из религий (какого-либо отдельного племени) не претендовала на универсальность – так сказать, на все времена, на все случаи жизни. Каждая религия апеллировала к одному народу, к одному времени и месту.
Индейцы, проживавшие к северу от Рио-Гранде, не имели собственной письменности. Естественно, они не изучали «священного писания», не озвучивали священных текстов. Все свои традиции они передавали при помощи устного творчества. Не письменное, а устное слово служило для сохранения сути верований племени. Ничего удивительного, что в таких условиях старейшины общины пользовались исключительным уважением и почитанием, когда дело касалось религиозных традиций. Ведь их возраст, опыт и память помогали сохранить традиции и верования племени.
История открытия Америки европейцами
Долгое время европейцы не подозревали о существовании Северной и Южной Америк вместе с населявшими ее народами. Примерно в 1000 году н. э. группа скандинавских викингов под предводительством Лейва Эрикссона достигла берегов современного Ньюфаундленда и заложила поселение под названием Винланд. Однако просуществовало оно недолго, и революционное по своей сути открытие стало известно лишь небольшой группе соплеменников Эрикссона. А остальные жители Европы еще целых пять столетий продолжали строить догадки о том, что же лежит за морями на далеком западе.
После 1450 года наступила эпоха исследований и географических открытий. Европейцы – кто в погоне за наживой, кто движимый христианским благочестием – приступили к колонизации нового для них мира. Лихорадочный подъем, охвативший торговые рынки Западной Европы, заставлял искать новые пути в Азию, быстрые и по возможности безопасные. С другой стороны, дух миссионерства, царивший в католической церкви, толкал ее служителей на поиски новой паствы – во славу истинной веры – в пределах Западного полушария. После 1517 года в эту борьбу за новые души включились (и весьма успешно конкурировали с католиками) представители различных протестантских церквей. Отметим и некоторые другие тенденции того периода. Они касались уже мирской жизни и суетных устремлений людей, возвышения отдельных национальных государств, которые имели преимущества в виде централизованной власти, военной мощи и капитала. Столетие спустя после ужасов «черной смерти» население оздоровленной Европы росло, а сами государства упорно добивались власти и богатства (аккумулируя эти блага для себя за счет других). Присутствовали и другие, более гуманные цели: желание приобщиться к достижениям науки, в том числе к последним навигационным технологиям.
Итак, торговцы жаждали найти новые пути в Азию, чтобы обеспечить бесперебойную поставку столь полюбившихся европейской публике шелков, драгоценных камней и специй. В то время торговля восточными товарами была рискованным и дорогостоящим бизнесом. Все эти предметы роскоши доставлялись в Европу в основном сухопутным путем. Купеческие караваны вынуждены были проделывать длительные, тяжелые и далеко не безопасные путешествия, ведь большинство торговых маршрутов контролировали арабы-мусульмане. А в 1453 году Османская империя захватила и Константинополь – ключевой пункт торговли с Востоком. В XV веке перед европейскими купцами стояла проблема, над которой бьются и нынешние торговцы: снижение цены на товар посредством устранения лишних посредников.
Португальцы нашли оригинальный выход из положения. И предложил его принц Генрих (Энрике), прозванный в народе Мореплавателем. Вместо того чтобы проделывать традиционное сухопутное путешествие, идти через пустыню на восток, он предложил двигаться морским путем – сначала на юг и лишь потом на восток. К тому времени у португальцев уже были налажены деловые связи в Западной Африке: они вывозили оттуда природные ископаемые и рабов. Теперь им предстояло продолжить плавание на юг вдоль африканского побережья. В конце 1480-х годов португальский мореплаватель Бартоломео Диас достиг южной оконечности Африки. А в начале следующего столетия Васко да Гама совершил свое знаменитое путешествие – провел караван торговых судов в Индию в обход Африки. Позже португальцы основали торговые миссии в Индонезии, Японии и Китае.
Испанские исследовательские экспедиции и колонизация Америки
Испанцы, в свою очередь, тоже поглядывали на запад и решили воспользоваться шансом, который предоставили им теории моряка из Генуи, Христофора Колумба. По его мнению, достаточно было проделать 4200 миль на запад от Испании, чтобы оказаться в «Индиях». Получив поддержку испанского двора – короля Фердинанда и королевы Изабеллы, – Колумб снарядил маленький флот из трех парусных суден, которые вышли в плавание в августе 1492 года. Через два месяца он высадился на одном из Багамских островов, получившем с его легкой руки название Сан-Сальвадор. Будучи уверенным, что достиг берегов Индии, Колумб назвал обитателей острова «индейцами». Он исследовал и другие острова Карибского бассейна, обнаружил на них изделия из золота и поспешил вернуться в Испанию, чтобы доложить о своей находке. В дальнейшем он трижды возвращался в эти места, по-прежнему принимая далекие острова за восточные берега Азии. В подобном заблуждении Колумб пребывал до самой смерти, лишив себя славы открывателя Америки. Не меньшую ошибку совершил некий немецкий географ, решая, кто именно из европейцев первым ступил на землю Западного полушария. В 1507 году он выпустил книгу, в которой честь открытия присвоил другому итальянскому исследователю – Америго Веспуччи, чьим именем и назвал новый континент. Так в мировой географии появилась «Америка».
Это не помешало испанским монархам правильно сориентироваться в сложившейся ситуации. Открытие Колумбом островов Карибского бассейна проложило для Испании путь в Западное полушарие, где до самого начала XVII столетия она была практически единоличной хозяйкой, если не считать португальских владений в Бразилии. Испанцы успешно осваивали земли Центральной и Южной Америки, позже стали проявлять интерес и к Северной Америке. Они принесли с собой вооруженную мощь армии, духовную силу миссионеров и бюрократическую власть государства. В начале 1520-х годов войска под началом Эрнандо Кортеса покорили ацтеков; затем, продвигаясь на юго-восток, разгромили и майя. Через десять лет, в 1530-х годах, Франсиско Писсаро осуществил вооруженное вторжение в Южную Америку и поработил народ инков. Правда, использование индейцев в качестве рабочей силы оказалось малоэффективным (индейцы попросту погибали в рабстве), поэтому испанцы и португальцы начали ввозить рабов из Африки. К концу столетия количество чернокожих рабов в колониях Нового Света составило 100 тыс. человек.
Однако победы испанцев в Америке проистекали не только (и не столько) из военного преимущества. Спорить не приходится: и оружие, которым владели колонизаторы, и непривычные для индейцев лошади, и воинская дисциплина регулярных войск – все сыграло свою роль. Но самым разрушительным фактором стали болезни, которые европейцы принесли с собой на Американский континент. Краснуха, грипп и оспа буквально выкашивали местное население, которое не обладало иммунитетом против иноземных инфекций. Историки приводят различные цифры, но большинство сходятся на том, что от 50 до 90 % индейцев, имевших контакт с больными европейцами, оказались беззащитными перед болезнью и попросту погибли. По самым грубым подсчетам в 1519 году, накануне вторжения Кортеса, в Центральной Америке проживали 20 млн индейцев; к 1650 году в живых остались едва ли 2–3 млн. Получается, таким образом, что европейцы обладали смертельным оружием, о котором даже не подозревали.
В основном интересы испанцев были сфокусированы на землях, лежавших к югу от реки Рио-Гранде. В те времена территория нынешних Соединенных Штатов выглядела малопривлекательной. Однако некоторые смельчаки, подогреваемые рассказами о несметных сокровищах и легендарных источниках бессмертия, которые якобы скрывались на севере, отваживались совершать вылазки в Северную Америку. Так, Понсе де Леон в 1515–1521 годах организовывал многочисленные экспедиции на полуостров Флорида в поисках так называемого источника молодости. А его соотечественник Эрнандо де Сото пошел еще дальше: в 1539–1542 годах он тщательно «прочесал» значительную площадь, от залива Тампа до границ Арканзаса и Северной Каролины, в надежде обнаружить еще одну империю ацтеков. В 1565 году был основан военный форпост Сант-Августин, который стал первым постоянным поселением будущего государства США. Однако испанцев по-прежнему больше интересовала западная часть континента. В начале 1540-х годов Франсиско Васкес де Коронадо в погоне за прекрасной мечтой о легендарном Эльдорадо исследовал Аризону, Нью-Мексико, Колорадо и добрался до самых Великих Равнин. В 1598 году испанские миссионеры под предводительством Хуана де Онате присоединились к очередной военной экспедиции в Нью-Мексико – святые отцы также жаждали обрести золото, серебро и новые души. В 1610 году город Санта-Фе получил статус центра королевской провинции. Последние два десятилетия XVII века ознаменовались борьбой народа пуэбло против испанского владычества; лишь в 1696 году колониальным властям удалось окончательно подавить индейское сопротивление. В последней трети XVIII столетия испанцы распространили свою военную и религиозную власть на Тихоокеанское побережье Калифорнии. Для ее защиты служила целая серия военизированных аванпостов, первым из которых стало сторожевое укрепление в Сан-Диего. По инициативе францисканского монаха Хуниперо Серры была основана 21 христианская миссия в таких городах, как Сан-Габриэль, Санта-Барбара, Санта-Крус и Сан-Франциско. Самым крупным поселением этого региона стал основанный в 1781 году городок под названием Лос-Анхелес (будущий Лос-Анджелес): к 1800 году он мог похвастать населением в несколько сот человек.
Французские и Голландские притязания
Французы тоже пытались обнаружить тот самый мифический «короткий путь» в Азию. С этой целью в 1524 году была предпринята исследовательская экспедиция под руководством Джованни да Веррацано, флорентийского мореплавателя, состоявшего на службе у французского двора. Путь экспедиции пролегал вдоль Атлантического побережья – от территории обеих Каролин (Северной и Южной) до штата Мэн. Жак Картье продвинулся еще дальше на север: путешествия в 1530-х и 1540-х годах привели его к заливу Св. Лаврентия. Оттуда Картье по реке Св. Лаврентия добрался до Монреаля. Однако вплоть до начала XVII столетия Франции не удавалось закрепиться на североамериканской земле. Лишь в 1608 году Самюэль де Шамплен основал город Квебек – первое постоянное французское поселение. Прошло еще 65 лет, прежде чем совместными усилиями монаха-иезуита Жака Маркетта и торговца пушниной Луи Жолье была организована экспедиция, которая в 1673 году, выйдя из Квебека, двинулась на запад и спустилась вниз по реке Миссисипи. В 1682 году в устье реки прибыл Робер Кавелье де Сале и объявил регион с названием «Луизиана» собственностью Франции. В 1718 году его соотечественники основали город Новый Орлеан.
Основные экономические интересы французов были сконцентрированы вокруг торговли пушниной, поэтому им не имело смысла закрепляться на побережье, французские торговцы и трапперы устремлялись в глубь Северной Америки. Но пока число французских пионеров оставалось ограниченным, а государственная поддержка – незначительной, в их интересах было поддерживать добрососедские отношения с местным индейским населением. Тот факт, что французы не претендовали на американскую землю (они ведь не намеревались заниматься сельским хозяйством), лишь облегчал задачу. Французов прежде всего интересовала пушнина, а индейцы могли оказать помощь в ее добыче. Оставался еще религиозный вопрос, однако, в отличие от испанских францисканцев, французские священники-иезуиты относились к индейской духовности с куда большим уважением и честно пытались отыскать общие корни между нею и католической доктриной.
В отличие от французской, голландская колонизация была не обременена никакими теологическими разногласиями. Голландцев интересовала лишь торговля мехами. В поисках пресловутого пути в Азию служащий голландской Ост-Индской компании Генри Гудзон (Хадсон) в 1609 году совершил плавание по реке, которая теперь носит его имя. Голландцы умудрились заложить несколько торговых поселений в устье реки – там, где теперь располагается современный Нью-Йорк. К 1624 году эти поселения слились в единый город. Еще два года спустя Петер Минуит выкупил у местных индейцев остров Манхэттен и окрестил свои владения «Новым Амстердамом». Сюда стягивались люди различных верований и национальностей. Удача способствовала им: новые поселенцы быстро богатели; эта тенденция сохранилась и после 1664 года, когда англичане захватили поселение и переименовали в Нью-Йорк.
Английское вторжение и колонизация
Король Генрих VII также верил, что кратчайший путь к вожделенным рынкам Дальнего Востока следует искать на западе. Для реализации этой задачи он последовал примеру испанских монархов и обратился за помощью к генуэзскому мореплавателю Джованни Кабото (или Джону Кэботу, как его называли в Англии). Тот в 1497 году совершил плавание к острову Ньюфаундленд и побережью Нова Скотии. Разделяя заблуждение Колумба, он считал, что побывал на восточных рубежах Азии, то есть буквально в двух шагах от конечной цели своего путешествия. Однако на этом сходство с Колумбом, увы, и исчерпывалось. В дальнейшем удача отвернулась от несчастного Кэбота: следующая экспедиция на запад закончилась его смертью и крахом всего предприятия. Англия, в отличие от своих испанских соперников, не потрудилась закрепить уже достигнутые успехи в исследовании Нового Света и законодательно оформить свои территориальные притязания.
Внутренние политические и религиозные проблемы англичан более чем на восемьдесят лет отсрочили вступление страны в исследовательскую гонку в Новом Свете. В конце концов королева Елизавета осознала, что Американский континент – обширные неосвоенные земли – сулит несметные сокровища Британской державе. Ведь это и новые рынки, позволяющие реализовывать английские товары, и огромное жизненное пространство, куда можно перенести столь актуальную для протестантской Англии борьбу с католической церковью. После 1565 года англичане уже имели ценный опыт ирландской «колонизации», который очень пригодился при освоении новых земель. Схема достаточно проста: первым делом необходимо подчинить себе местных «дикарей», а затем уже можно безнаказанно присваивать их земли. При этом следовало надежно оградить английские поселения от исконного индейского населения и безжалостно подавлять малейшие попытки сопротивления с его стороны. Ветераны ирландской кампании заняли первое место в рядах изыскательской экспедиции сэра Уолтера Рэли, которая в 1585 году стартовала с побережья Каролины и направилась на остров Роанок. Англичане намеревались основать там поселок и заняться разработкой полезных ископаемых. Однако их постигла неудача. Этому способствовали и трения, возникшие с местным индейским населением, и сложности горного дела. В результате в 1586 году переселенцы вынуждены были покинуть остров. В следующем, 1587 году Рэли предпринял еще одну попытку. Высадив добровольцев на Роаноке, он отправился в метрополию за провиантом. Так случилось, что корабль с припасами смог вернуться лишь три года спустя, в 1590 году. Когда команда высадилась на острове, то обнаружилось, что поселок опустел. Все его население – более ста колонистов – исчезло. Тайна острова Роанок остается неразгаданной до сих пор.
После серии неудач, преследовавших британцев в последней четверти XVI века, им наконец-то удалось в начале XVII века закрепиться в Северной Америке. Причем благодарить за это следовало не государство с его военной мощью и централизованным управлением: первое постоянное поселение англичан в Новом Свете возникло благодаря краеугольному камню американской демократии, который и по сей день свято чтится в американской традиции, – частному предпринимательству. Таким предприятием стала акционерная компания, основанная группой бизнесменов, которые финансировали создание первой английской колонии. Они организовали продажу земельных участков, и инвесторы охотно вкладывали деньги в надежде получить богатые прибыли за счет развития американского рынка. В 1606 году король Яков I даровал хартию Виргинской компании. Предполагалось, что ее плимутское отделение будет управлять поселениями, которые располагаются в северной части Североамериканского континента; соответственно, южные территории вместе со всеми колониями отойдут в ведение лондонского отделения компании.
Увы, плимутские агенты не слишком преуспели в заселении далеких американских земель. Зато лондонская группа добилась видимых успехов, организовав колонию на южном побережье Чесапикского залива. В 1607 году на берегу реки Джеймс вырос городок с названием Джеймстаун. На первых порах казалось, что затея обречена на провал: прибывшие из Англии колонисты не обнаружили ни залежей драгоценных металлов, ни вожделенного северо-западного прохода в Индию. Сидевшие в метрополии инвесторы испытывали вполне понятное разочарование, поскольку не видели никаких источников быстрого обогащения. Самим колонистам тоже приходилось несладко: перебои в продовольственном снабжении, враждебное окружение индейских племен, повторяющиеся вспышки малярии – все это естественным образом снижало боевой дух поселенцев. Но в 1610–1620 годах дела начали налаживаться: колонисты обнаружили для себя перспективную сельскохозяйственную культуру – табак, и с энтузиазмом принялись ее возделывать; они отстояли свои права на землю в многолетней борьбе с аборигенами и добились самоуправления посредством представительной ассамблеи (палаты представителей). В условиях относительного экономического подъема в сельском хозяйстве остро ощущался недостаток в рабочей силе. Колонистам приходилось привлекать к работе наемных работников (их называли сервентами) и даже использовать в небольших масштабах рабский труд. Что касается промышленности, Виргинская компания на протяжении 15 лет пыталась организовать добычу и переработку меди, но так и не смогла добиться удовлетворительных результатов. Предприятие пришлось свернуть, и в 1624 году «корпоративная» колония превратилась в «королевскую».
А на западе решением британской короны в 1632 году была сформирована «частная» (или «собственническая») колония. Король Карл I даровал хартию первому лорду Балтимору, сэру Джорджу Калверту, на владение территорией «Мэриленд» в качестве личной собственности. В колонии, где нашли себе убежище католики, единоверцы Калверта, воспроизводилась средневековая модель манориального общества, в котором вся жизнь концентрировалась вокруг помещичьего поместья и обеспечивалась трудом фермеров-арендаторов. Однако здесь, как и в Виргинии, все пошло вкривь и вкось. Протестантская доля населения неуклонно росла, и в какой-то момент католики, как и у себя на родине, вновь оказались в меньшинстве. Да и вообще выяснилось, что в мире, где земли в избытке, а рабочих рук не хватает, манориальная система себя не оправдывает. Постепенно, вопреки первоначальным намерениям основателей, Мэриленд из тихой, надежной гавани превратился в оживленный деловой центр на Чесапикском побережье. Жестокая конкуренция (как в экономической, так и политической сфере) не могла помешать притоку рабочей силы, которую как магнитом притягивало в Мэриленд: сначала это были тысячи сервентов, а затем и чернокожие рабы.
Особенности общественно-экономической жизни в английских колониях
Население английских колоний на американской земле медленно, но верно росло: если в 1625 году оно составляло 2 тыс. человек, то в 1650 году выросло до 50 тыс., а к 1700 году уже составляло четверть миллиона. Виргиния и Массачусетс являлись крупнейшими английскими поселениями, к началу XVIII века в них проживала почти половина всех колонистов. Еще треть совокупного населения приходилась на Мэриленд, Коннектикут, Нью-Йорк и Пенсильванию. В Новой Англии люди предпочитали селиться в городах с плотной застройкой; на юге преобладали малонаселенные, разбросанные графства; среднеатлантические колонии сочетали оба типа поселения.
Нетрудно представить себе условия, в которых оказались переселенцы, прибывшие в Новый Свет. Земли было много, и она почти ничего не стоила. Зато рабочих рук решительно не хватало – так же, как, впрочем, и свободного капитала. Подобные условия – необъятные просторы пригодной для обработки земли и острый дефицит работников и денег для покрытия неизбежных расходов – порождали ряд проблем. Жителям Новой Англии приходилось иметь дело с относительно тонким слоем каменистой почвы, чье плодородие быстро истощалось из-за нерачительного подхода к ее обработке. В этом регионе не существовало условий для широкомасштабного земледелия, посему нормой стали небольшие семейные фермы, на которых трудились все члены многочисленного семейства, традиционного для здешних краев. Однако экономика Новой Англии все же не была узкоспециализированной. Средства к существованию обеспечивались также за счет судоходства и судостроения, мукомольного производства, разнообразных ремесел и торговли. Причем местные купцы наладили торговые связи не только (и не столько) с далекой метрополией, но и с английскими коллегами на Карибских «сахарных» островах.
На первых порах Мэриленд, Виргиния, Каролина и Джорджия представляли собой весьма нездоровые (а порой и откровенно опасные) для европейцев места. Нелегкий труд, суровые условия жизни, неизбежно укорачивающие ее длительность, – все это привело к тому, что население на Юге, во-первых, было немногочисленным, а во-вторых, преимущественно мужским. Климат и сам характер почвы способствовали возникновению больших плантаций, на которых возделывались преимущественно рис и табак. Рассматриваемые в совокупности экономические и природные предпосылки создавали условия, которые в перспективе воздействовали как на развитие самих южных колоний, так и всей нации в целом.
Не имея в достаточном количестве свободной рабочей силы, первые колонисты Чесапикского залива очень скоро оказались в полной зависимости от рабского труда. Изначально источником рабочих рук являлась Англия, которая поставляла в регион законтрактованных сервентов. В рамках этой системы молодые мужчины (и в меньшей степени женщины) в возрасте 15–25 лет, не сумевшие реализовать себя на родине, соглашались переехать в Америку, покрыв все дорожные издержки трудом на новом месте в течение 4–7 лет. Все это время их контракт оставался на руках у хозяина, на которого они работали, получая взамен кров и пищу. По окончании срока контракта им нередко выдавали небольшой клочок земли, инструменты, домашнюю скотину или другие «атрибуты свободы». Служба на чужбине была нелегким делом, но многие молодые люди шли на это, желая в конечном счете изменить к лучшему условия своей жизни. Это был их выбор в борьбе с незавидной судьбой. Большая часть новоприбывших – от
Однако в последней четверти XVII столетия наметились тенденции, изменившие не только лицо колонии Чесапикского залива, но и навсегда переориентировавшие американское общество. Во-первых, владельцы земельной собственности в Южных колониях ускоренными темпами объединяли свои участки, формируя крупномасштабные хозяйства, для которых, соответственно, требовалось значительно больше рабочей силы. Во-вторых, цены на табак, главную сельскохозяйственную культуру Юга, в 1660-х годах упали и оставались на низком уровне, вынуждая всех плантаторов продавать дешевле. В-третьих, по мере того как прирост населения в Англии снижался и одновременно улучшались условия жизни, число людей, желавших уехать в Америку в качестве законтрактованных рабочих, уменьшалось – таким образом, количество сервентов также сократилось. В-четвертых, законы Виргинии и других колоний были направлены на ухудшение положения чернокожих работников и в конечном счете привели к узакониванию системы рабского труда. Хотя теоретически чернокожие рабочие являлись свободными людьми, на деле им приходилось мириться с ущемлением своих гражданских, юридических и имущественных прав. Теперь белые хозяева получили возможность продлевать срок службы негров и активно этим пользовались. В результате продленная служба очень скоро превратилась в бессрочную. Более того, потомство чернокожих рабынь автоматически наследовало статус своих матерей, то есть тоже превращалось в рабов. В-пятых, в 1697 году Королевская африканская компания утратила монополию на работорговлю, что развязало руки ее конкурентам и привело к расширению торговли невольниками. И, наконец, в-шестых, среди американских колонистов получил распространение расистский миф о неполноценности чернокожих, ставший моральным основанием (многие белые американцы с готовностью им воспользовались) для узаконивания института рабства.
Глава 2
Колониальная Америка, 1700–1775 годы
На протяжении семидесяти пяти лет – большей части XVIII столетия – колонисты проявляли себя как лояльные верноподданные английской короны и парламента, хотя и не могли похвастаться внимательным отношением со стороны Лондона. Они вносили значительный вклад в процветание Британской империи и никогда не пренебрегали своими финансовыми обязательствами. Прибыв в Новый Свет, колонисты привезли с собой национальные традиции, то есть можно считать, что эти традиции в значительной степени были заложены на их номинальной родине. Но, оказавшись на чужбине, люди вынуждены были приспосабливаться к непривычным условиям, формировать новые привычки и устои, в конечном счете вырабатывая новый образ жизни, который определялся уже фактической родиной. В результате складывалась любопытная ситуация: с одной стороны, колониальные поселения, безусловно, являлись «британскими» – в полном соответствии с чаяниями и планами лондонского руководства; но с другой – они с каждым годом становились все более «американскими», неизбежно расходясь с намеченными путями и программами, формировавшимися в далекой метрополии, за 3 тыс. миль от Америки.
Колониальная жизнь в период 1700–1775 годов имела ярко выраженный двойственный характер. Буквально во всем – в политике, в общественной жизни, в рыночной экономике – происходило смешение британских принципов и американской практики. В результате на свет появилась комбинация – весьма тонкая, порой почти неуловимая, а часто и непредсказуемая, ибо она следовала случайным поворотам текущей жизни. Едва ли можно было ожидать столь экстремальных последствий, как драматический разрыв с Британской империей. Когда он все-таки наступил в 1775 году, то стал следствием резких изменений в имперской политике. Тех самых изменений, которые британцам казались логически оправданными и неизбежными, а американцами воспринимались как нечто нестерпимое – недопустимое покушение на их свободу. Любопытно, что до этого критического момента колонии выглядели вполне успешным и эффективным начинанием, поставлявшим Британии необходимые «опоры» существования – имперскую власть и богатство.
Колониальное общество в XVIII столетии
Разрабатывая проект заокеанских колоний, официальные власти рассчитывали создать общество, развивающееся (и расширяющееся) по британскому образцу. Если их надежды и оправдались, то лишь наполовину. Число колонистов действительно быстро увеличивалось, но американское общество развивалось по собственным законам.
Возможно, главной отличительной чертой американской жизни в XVIII веке стал именно бурный рост населения колоний. Если в 1700 году оно составляло всего 250 тыс. человек, то к 1775 году уже достигло впечатляющей цифры в 2,5 млн. В абсолютных величинах это все равно было меньше 7 миллионов, проживавших в Англии, но по такому показателю, как прирост населения, американские колонии намного обогнали метрополию: на протяжении каждого поколения число американцев практически удваивалось. Сразу несколько факторов сыграли роль в этом процессе: и высокий естественный прирост, и не прекращавшаяся иммиграция, и устойчиво низкий уровень смертности в колониях. По прошествии определенного времени условия окружающей среды стали намного здоровее для обитателей – по крайней мере, для белых. В среде чернокожих переселенцев, как рабов, так и свободных, смертность по-прежнему оставалась высокой. Для индейцев, которых ускоренными темпами лишали их исконных земель, ситуация только ухудшалась – как в территориальном, так и в эпидемиологическом смысле. Если до контакта с европейцами их число составляло приблизительно 12 млн человек, то к концу XVIII века оно едва ли достигало 1 млн.
Среди колоний, сосредоточенных в основном на Атлантическом побережье, преобладали поселения сельского типа, настоящих городов было совсем немного. Если говорить о возрастном и этническом составе, то большая часть населения была поразительно молодой и имела английские корни, но такое положение вещей сохранялось лишь на начальном этапе. Действительно, в начале века основную массу колонистов составляли выходцы из Англии. Но уже к середине столетия количество англичан заметно снизилось, они едва сохраняли свое численное превосходство. Большинство из тех, кто приехал в Америку между 1700 и 1775 годами, были уже африканского, немецкого, ирландского, шотландского и смешанного ирландско-шотландского происхождения. Внешний облик американцев заметно изменился: колонии обрели новое лицо, которое сохранило совсем немного исконно английских черт. К концу столетия лишь каждый второй из американцев мог похвастаться предками-англичанами, зато каждый пятый имел африканские черты. Колонии в Новом Свете стали домом для многоэтнического, многорасового общества, сильно отличавшегося от того, которое существовало в Англии.
Немалые изменения претерпел и кодекс законов, регулирующий общественную жизнь колоний. Такие традиционно британские понятия, как знатность происхождения, слепое почитание и безусловное повиновение, плохо приживались на американской почве. Сегодняшние американцы, пожалуй, с возмущением отвергнут саму мысль о подобных порядках в родной стране. Однако их предкам в XVIII веке – привыкшим к кабальной службе, к рабству, к беспрекословному подчинению хозяину и вышестоящим чинам – все это не казалось таким уж абсурдом. По мере развития колониальных городов в них все острее ощущалась разница в доходах между бедными и богатыми, но это не привело к формированию жесткой системы титулованных классов, традиционной для метрополии. Здесь тоже существовали очень богатые и очень бедные люди, но все же не до такой степени, как в Англии. Большинство американцев занимали место где-то посередине между этими двумя полюсами. Три четверти всех колонистов принадлежали к так называемому «среднему классу» – против одной трети среди англичан. В Америке доход на душу населения неуклонно повышался даже в условиях быстрого роста численности населения. Земли по-прежнему хватало на всех, и она была относительно дешева, так что колонисты имели возможность наслаждаться более высоким уровнем жизни, чем их современники в Европе. Мы приводим все эти данные, чтобы у читателя не осталось сомнений: в американских колониях на тот момент существовал целый ряд факторов, препятствовавших установлению иерархии европейского типа. По многочисленным свидетельствам зарубежных наблюдателей, в Америке XVIII века их удивляла не жесткая система социальных различий, а, напротив, всеобщее равенство, царившее в колониальном обществе.
Конечно, речь идет о весьма относительном равенстве. По сравнению с Европой Америка выглядела ровным полем, но если рассмотреть ее саму по себе, то вся эта символическая равнина оказывалась на поверку грубой, неровной, изрытой ямами и колдобинами. Начать с того, что каждый пятый обитатель колоний являлся рабом. Половина всех иммигрантов, решивших попытать счастья в Америке, была связана кабальными трудовыми контрактами. В результате не менее половины населения вынуждено было довольствоваться подчиненным положением, предусматривавшим ограничение в политических, юридических и имущественных правах. К началу XVIII века в Новой Англии уже появилась значительная группа безземельных переселенцев, и размеры этой группы постоянно росли. В то же время в Южных колониях сформировалась прослойка доморощенной аристократии, взявшей себе за образец «роялистскую» традицию. И хотя эта плантаторская элита максимально приблизилась к традиционным социальным схемам, следует все же отметить: ее власть и престиж опирались на контроль чужого труда, а не на собственно землевладение. Спекуляция недвижимостью оставалась разновидностью «спорта», и положение аристократических семей было весьма ненадежно: высокопоставленный статус легко приобретался, но столь же легко и утрачивался.
Колониальная политика в XVIII веке
Мы наблюдали, как колонии сначала позаимствовали у Британии основополагающие нормы общественного устройства, а затем от них отказались. Аналогичный процесс имел место и в политике. Со стороны могло показаться, что колониальная политическая система является зеркальным отражением британской, однако при ближайшем рассмотрении становится ясно, что на практике колониальная политика имела массу отличий.
Вид на форт Джордж с перспективой Нью-Йорка (по гравюре Карвитана, ок. 1730 г.)
Британские власти полагали, что колонии попросту воспроизведут привычную политическую систему, только в меньшем масштабе. Это означало, что в Америке будет действовать «смешанная» или «сбалансированная» модель правительства. То есть колонистам предстояло сформировать политическую систему, которая включала бы все традиционные элементы общественного строя и сочетала различные формы правления. Как и в Британии, они должны были предварительно создать уменьшенные копии монархической, аристократической и демократической власти. Возможно, современному читателю это покажется странным, но вот что произошло на деле. Действительно были созданы колониальные правительства, большинство из которых включало в себя три основных элемента. Прежде всего, это губернатор (обычно назначаемый свыше) – теоретически он возглавлял пирамиду власти и исполнял функции «как бы короля». На следующей ступеньке располагалась верхняя палата или консультативный совет (тоже назначаемый сверху) – этот орган являлся американским эквивалентом британской палаты лордов. И, наконец, в самом низу располагалась нижняя палата или законодательное собрание представителей (выбирались народом) – этакая местная версия демократической палаты общин, в его функции входила разработка законов и контроль сбора налогов.
Естественно, в глазах британцев все это выглядело грубой, приближенной аналогией британской схемы. Колонисты и сами должны были понимать, что их правительственная система не идет ни в какое сравнение с английским парламентом. Они просто скопировали (а не разделили) властные структуры, базирующиеся в Лондоне. Место верховной власти – в величественном дворце Вестминстера, а не в рядовом здании какого-нибудь заштатного Бостона или Филадельфии. Именно такой позиции придерживались британские чиновники, когда самонадеянно закрывали глаза на попытки американцев обзавестись собственными органами управления. Более того, они не вмешивались в принятие повседневных решений, предоставив те самим американцам. У короля и парламента были более важные дела, чем мелкие проблемы далеких и не слишком важных (по крайней мере, с точки зрения британцев) колоний. Таким образом, большую часть XVIII столетия метрополия легкомысленно закрывала глаза на «самоуправление» американских переселенцев. Казалось, такое положение вещей устраивало всех: колонии наслаждались дарованной им свободой, Лондон минимально вмешивался в их дела, а империя в целом пожинала урожай в виде экономических дивидендов, поступавших из стабильно развивавшихся заокеанских владений.
Колониальная экономика в XVIII веке
Британия могла себе позволить минимально вмешиваться в политическую жизнь колоний, ведь она имела иной, более действенный механизм для регулирования процесса. Коммерция служила тем хитрым составом, который метрополия – в обход политики – использовала для цементирования своей империи. Британия была уверена, что колонистам вполне по силам разрешать повседневные политические проблемы: они сделают это честно и профессионально. А империя пока сконцентрируется на более достойной цели – будет накапливать мощь и богатство.
Следуя примеру своих соперников, Британия выстроила «меркантильную» систему, в рамках которой правительству отводилась важная роль – создание и укрепление рынка, обеспечивающего мощь и богатство государства. В данной системе колониям отводилась роль жизненно важного элемента, призванного служить специфическим интересам метрополии. В частности, они поставляли необходимое сырье, которое иначе бы пришлось закупать у других государств. Также они обеспечивали рынок сбыта для британских товаров, тем самым поддерживая уровень рабочей занятости (и политический мир) в самой Англии. Регулируя спрос и предложение в колониях, Британия формировала благоприятный торговый баланс. Пока экспорт превышал импорт, метрополия благополучно накапливала капитал. Чем больше капитала – тем больше власти. А увеличение власти автоматически приводило к расширению и укреплению империи. Чтобы эта схема действовала, в 1650–1750 годы был выработан целый комплекс правил и ограничений. Он регулировал деятельность коммерческого флота Британии, ориентируя его на перевозку ценного сырья из колоний и, напротив, британских товаров обратно в колонии. Английские же чиновники следили за налогообложением всех торговых операций. Все это было сложно и хлопотно, но в конечном счете окупалось с лихвой, так как позволяло удерживать большую часть торговли (а следовательно, и прибылей) в империи, подальше от рук иностранных конкурентов.
Можно сказать, что до определенного момента заокеанские колонии вполне оправдывали ожидания Лондона. Вся американская торговля была ориентирована на Британию: туда, на родину, колонисты отсылали большую часть своих товаров, умудрившись за 70-летний срок (1700–1770 гг.) практически удвоить экспорт. Что касается обратного потока, то и здесь основная масса готовой продукции, необходимой для жизнедеятельности колоний, поступала из Англии. Объем импорта за тот же период вырос в 4 раза. Большинство колонистов были самостоятельными фермерами и снабжали метрополию сельскохозяйственной продукцией, которая не могла выращиваться на Британских островах. Южане торговали табаком, рисом, индиго и шкиперским имуществом. Новая Англия и среднеатлантические колонии продавали Британии пиломатериалы, рыбу, пушнину, выполняли кораблестроительные заказы. Кроме того, они поставляли зерно и домашний скот в южные колонии и Вест-Индию. «Меркантильная» экономическая политика обеспечивала колонистам важные преимущества, открывая дорогу к доходным рынкам. Она гарантировала покупателям необходимые товары, причем, что важно, в необходимых количествах. И она же поддерживала и защищала корабли военного флота Великобритании в международных водах. Возможно, самым главным преимуществом было то, что Британия не слишком строго ужесточала законы мореходства. Основным объектом ее административного внимания являлись «сахарные» острова Карибского бассейна – и немудрено, ибо этот регион обеспечивал империи максимальные прибыли. По сравнению с ним южные и тем более северные колонии играли куда меньшую роль в системе «меркантильной» экономики.
Увы, как показала практика, эта система была далека от совершенства. Продукция сельскохозяйственного Севера не отличалась уникальностью: ее перечень чаще дублировал, чем дополнял британский ассортимент. Вдобавок даже эти продукты – плохо продававшиеся в метрополии – становилось все труднее производить из-за истощения и без того небогатых почв. В результате колонисты Новой Англии перешли от фермерства к мелкооптовому промышленному производству, организуя различного рода мануфактуры. Подобная перемена не могла обрадовать английских промышленников, которые обрели неожиданных конкурентов в заморских колониях. Парламент отреагировал введением всевозможных ограничений на производство и экспорт таких американских товаров, как железо, шерстяные изделия и головные уборы. В южных колониях тоже не все шло гладко. Владельцы табачных плантаций на Чесапикском побережье испытали немало переживаний – куда там «русским горкам»! – вследствие колебаний цен на их товар. Ситуация осложнялась и тем, что рынок сбыта табака и табачных изделий практически полностью контролировался европейцами. Плантаторам, чтобы хоть как-то выжить, приходилось спешно расширять плантации, закупать новых рабов, производить все большие объемы табака. И каждая из перечисленных мер еще больше дестабилизировала цены на их товар.
Таким образом, меркантилизм поставил американских колонистов – причем как северян, так и южан – перед лицом серьезной, можно сказать, неразрешимой проблемы: являясь слабым звеном системы, они вынуждены были собственными силами расхлебывать кашу, которую заварили в Лондоне.
Вопрос Кревекера
Мы уже установили моменты соответствия и расхождения между британской и американской действительностью в политической и экономической сферах. Но их точно так же можно было наблюдать и в прочих областях жизни, в том числе и в культуре. Связь с далекой родиной не прерывалась, она пропитывала всю жизнь провинций – касалось ли дело таких возвышенных материй, как литература, архитектура и юриспруденция, или же повседневных реалий в виде языка колонистов, топографических названий или предпочтительных товаров потребления. Можно сказать, что Британия задавала тон, формируя вкусы как простонародья, так и высокопоставленных кругов населения. И все же, сохраняя ностальгическую привязанность к родной стороне, колонисты уже начали исследовать иные пути – пусть медленно и неуверенно, но формируя собственный, американский стиль жизни.
Взять, к примеру, религиозные устремления колонистов. Если оставить в стороне небольшую группу католиков и евреев, бóльшая часть американцев имела общие духовные корни с британцами. И те и другие отрицали принцип филиокве
[7]
и полагали, что Святой Дух исходит от Бога-отца; страшились осуждения на вечные муки и веровали в милосердие Господне, ведущее к спасению. Оба народа разделяли протестантскую традицию жесткой церковной иерархии и принимали сформулированный Лютером принцип о непосредственной связи любого верующего с Богом. Оба следовали указаниям Библии короля Якова, признавая ее за достоверную запись Божьего слова. И оба во второй четверти XVIII века стали свидетелями подъема религиозного учения «возрожденцев».
Однако наряду с общими чертами существовал и ряд отличий американской религиозной жизни от британской. И отличия эти касались в первую очередь положения самой англиканской церкви. Хотя официально англиканство считалось основным вероисповеданием во всех южных и отдельных северных колониях, на деле оно охватывало совсем небольшую часть верующего населения. Позиции англиканской церкви в значительной степени подрывались пассивностью ее британского руководства, которое, по сути, не оказывало никакой административной поддержки своему отделению в колониях. Если какие церкви и преуспевали в Америке, то это отколовшиеся от англиканства пресвитериане, конгрегационалисты, баптисты и квакеры, объединявшие в своих рядах куда большее число колонистов. Их «догмой» являлось инакомыслие или, во всяком случае, диссидентские традиции, которые предполагали протест и требование очищения вместо покорного следования догматам англиканской церкви. Даже великий пожар «возрожденческого» движения разгорелся не без помощи религиозного огня в Америке (пусть это пламя имело несколько другой оттенок). Инспирированная выступлениями такой церковной знаменитости, как английский проповедник Джордж Уитфилд, в 1730-1740-х годах сначала в Новой Англии, а затем и в других колониях возникло учение о «Великом Пробуждении». Оно стало той основополагающей идеей, которая звала колонистов к сплочению и укреплению во имя истины и чистоты. По мнению некоторых историков, горячая полемика, сопровождавшая феномен «Пробуждения», сыграла свою роль в приобщении американцев к традиции конфронтации, причем не только в религиозных вопросах. Ибо, начав противоречить, очень легко переключиться с религии, например, на политику. Таким образом, столь любимая колонистами «свобода», получила широкое распространение как в церковной, так и в мирской областях.
