Воскресенье, 19 октября 1919 года

Несмотря на свирепый ветер стылого осеннего утра в Корнуэлле, Джека Брайанта пронизывал совсем другой, внутренний, холод. Прокравшись под подкладку плотной куртки, под старую рубашку, он пополз по спине Джека в тот момент, когда его грубо втолкнули в хижину на вершине холма, с которой открывался вид на городишко под названием Ньюлин.

В этой хижине прежде останавливались корнуэлльские рыбаки, но теперь она пустовала. Джек помнил, как еще мальчишкой с этой же самой высокой точки наблюдал за работой мужчин. Завидев косяк, они оглушительно сообщали новость в пятифутовые громкоговорители. Немедленно начиналась гонка. Кто скорее окружит добычу! В крупном косяке могло быть до трех миллионов сардин. Джеку их работа казалась лучшей на свете, ведь он всегда любил море и часто подумывал, как хорошо было бы родиться сыном рыбака. Но это была всего лишь несбыточная мечта, и добывал Брайант не рыбу, а олово — вдалеке от моря и людей, в подземных рудниках. Но шахты были обречены. Война, во время которой пользовался спросом вольфрам, продлила их существование, но с наступлением мирных дней им окончательно пришел конец.

Из Корнуэлла стали уезжать люди, в особенности молодые. В поисках лучшей жизни они ехали в чужие края. Раньше кремнистое побережье, от Края Земли до Лизарда, кишело людьми — мужчинами, женщинами и детьми. Многие промышляли тем, что грабили потерпевшие крушение корабли, и часто уходили с неплохой добычей. Даже местные священники нет-нет да принимали в этом участие. Но о том Корнуэлле, каким он стал после войны, будут вспоминать как о пустынном крае. Над голой землей возвышались гранитные здания с новейшим оборудованием внутри, способным опустить человека под землю на глубину трех тысяч футов и с легкостью поднять на поверхность добытую им руду. На фоне неба вырисовывались четкие силуэты дымовых труб. Языки огня обозначали места, где тысячи мужчин трудились ниже уровня моря, врубались в британскую землю, добывая жалкие средства к существованию, в то время как владельцы шахт жирели и богатели с каждым днем.

Однако молодому Джеку приходилось не так тяжко, как его товарищам. По шахтерским стандартам семья Брайантов считалась богатой. Тем более нелепым казалось, что он очутился здесь, с парой головорезов по правую и левую руку, с нависающим над ним долгом, которого ничего не стоило избежать.

В сумерках двухэтажный дом на холме походил на гигантскую сгорбленную тень, погруженную в одинокие размышления в отдалении от скопления других таких же, в которых обитают добрые жители Пендина. Джек любил это величественное здание, перестроенное его отцом для своей молодой жены. Тот превратил скромное обиталище в прекрасное сооружение, окруженное ухоженным садом. Чарльз Брайант выбрал для стройки гранит, который добывали в карьере поблизости, меньше чем в миле отсюда. Он сам помогал доставлять камень на повозках, а затем распоряжался, когда массивными серо-коричневыми глыбами — некоторые толщиной в два фута шесть дюймов — выкладывали фасады пристроек. Большие окна по фасаду смотрели вниз, на деревню. Над шиферной крышей гордо возвышались не меньше четырех каминных труб. Джек знал, что в этот вечер по крайней мере три из них будут попыхивать, потому что отец терпеть не мог, чтобы мать мерзла. По вечерам дом производил мрачное и удручающее впечатление, но днем, при ярком солнечном свете, цемент между гранитными глыбами так блестел, что казался светящимся. Даже шиферные перемычки между окнами начинали сверкать.

В памяти Джека навсегда запечатлелось, как отец нежно поцеловал мать, когда в первый раз перенес ее через порог нового жилища. Эта его мечта — укрыть свою семью в безопасном месте — произвела на сына глубокое впечатление. Он надеялся, что им никогда не придется разлучаться с любимым домом.

Когда Брайант вошел, в доме стояла полная тишина. Лишь тиканье часов на каминной полке напоминало о том, что в этих стенах находятся живые люди.

Джек бросил ключ на буфет, и из гостиной показалась пожилая женщина. Миссис Шанд была родом из Пенрина, но в последнее время ей было проще жить с ними — тем более что дома ее все равно никто не ждал, — хотя Джек предпочел бы, чтобы мать на это не соглашалась.

— Здравствуйте, миссис Шанд, — приветливо произнес он, игнорируя ее привычную неодобрительную мину. — Есть какой-нибудь суп?

Октябрь 1919 года

Все чувства Неда Синклера были обострены до предела. Его глаза готовы были вот-вот вылезти из орбит, так он вращал ими во все стороны в попытках охватить как можно больше зрелищ. Нос подрагивал, возбуждаемый экзотическими ароматами, а слух поражали мычание коров и грохот трамваев на кишащих машинами улицах Рангуна.

Они только что прибыли на корабле в Бирму и теперь ехали в отель «Стрэнд», откуда открывался вид на реку Иравади. Отец Неда вскоре после окончания войны покинул семейный очаг в Северном Бервике, Шотландия, и направился на Дальний Восток. Теперь он уже почти год как жил в Бирме, и Неду не терпелось поскорее с ним увидеться. За время разлуки в его молодой жизни произошло много важных событий, и все это время он был лишен отцовской поддержки и руководства. Конечно, у многих ребят его возраста возникала похожая ситуация. Лорна, мать Неда, была глубоко огорчена, когда, вернувшись с фронта, муж решил проводить большую часть времени вдали от семьи, но сумела скрыть свои чувства. Она объяснила Неду, что Уильям уехал в далекую страну на заработки, чтобы дать им возможность после мрачных военных лет пожить лучше, обеспечить детям светлое будущее.

Нед искренне считал, что его мать святая. Еще она была очень красива, полна бледной, хрупкой прелести. Он знал, что похож на нее изящным телосложением, тонкими симметричными чертами лица и большими голубыми глазами. Мягкие золотые локоны, какие у него были в детстве, с годами потемнели и приобрели цвет мокрого песка, из которого он так любил строить замки в Милси-Бей, где родился отец. В те времена он был единственным ребенком. Прошло целых девять лет, прежде чем появилась на свет Арабелла. Но они уехали из Шотландии еще до ее рождения, а потом вернулись на короткое время, всего на год. Это было еще до войны. Затем отец оставил семью и уехал вместе со старыми друзьями жены, жившими в северной части Англии. Лорна была родом из Йорка. Приезжий шотландец поразил ее воображение, когда ослепительной кометой проносился по городу. Он временно работал учителем. Последние одиннадцать месяцев мать Неда преподавала в частной школе в Сент-Олбансе. Поскольку семья постоянно переезжала, образование Нед получил по большей части домашнее, так что в конце концов присущий ему с детства шотландский акцент полностью исчез. Белла тоже говорила на чистом английском. Нед гордился своим шотландским происхождением и часто сожалел, что утратил ту особенную манеру говорить, которая так восхищала его в отце.

В эту минуту сестра сидела рядом с ним.

Прошло три дня. Люди приходили и уходили со своими соболезнованиями и извинениями, но Нед был как в тумане и едва их замечал. Он сосредоточился на том, чтобы держать себя в руках и занимать Беллу. Несмотря на все его усилия, она волновалась из-за внезапного заболевания матери, продолжающегося отсутствия отца и общего уныния, сопровождающего то, что должно было стать радостным воссоединением семейства.

Неослабевающая жара будто душила в зародыше всякую попытку рационально мыслить, обескровливала решимость Неда оставаться сильным.

Он посмотрел на сестру и устыдился, заметив, какой неухоженной она внезапно стала. Мать, несмотря на ограниченность в средствах, всегда следила, чтобы они были аккуратно одеты в чистые, починенные вещи. Но платье девочки, которое Лорна так старательно готовила к встрече с отцом, теперь порвалось и испачкалось. Если уж на то пошло, Белла определенно нуждалась в ванне. Все, что она ела на кухне, куда ее водила девушка-горничная, оставило свои следы на ее одежде и на ней самой.

— Давай-ка нальем тебе ванну, Белл, — нарочито-жизнерадостным тоном предложил он несколькими часами ранее.

— Но ведь обычно это делает мама. Когда она проснется, Нед?

Поднявшись по лестнице в машинный зал, Джек предпочел не обращать внимания на белое перо, положенное на видном месте. Сооружение непрочно пристроилось в скале, на него беспрестанно обрушивались удары свирепых ветров Атлантики. Снаружи со смены возвращались шахтеры, каждый с фетровой шляпой в одной руке и со свечой — в другой. Почти всех покрывала темно-розовая пыль, въевшаяся в кожу и в одежду во время предыдущих смен. Ничто не избавит их от этих следов прикосновения земли. Только после горячей ванны перед камином, обычно накануне церковной службы, красноватый налет смоется с кожи. А на одежде он так и останется.

Растворив окно, Джек вдохнул резкий воздух. Зима будет холодная, что добавит силы эпидемии гриппа, свирепствующей по всей Британии. «Испанка» начала свой убийственный марш на полях сражений Западного фронта. В Корнуэлле пока еще не было ни одного подобного случая, но это вопрос времени, и ходили слухи, что скоро власти начнут опрыскивать улицы. Джек не сомневался, что Пензанс не минует убийственное прикосновение болезни.

Молодой человек перевел взгляд на ладонь, в которой лежало перо, знак обвинения в трусости. Переполняемый горькими чувствами, он отпустил его по ветру, а вместе с ним — и собственное отчаяние, заставляя себя, как и всегда в подобных случаях, опустошить сознание.

Истина заключалась в том, что, когда Джек сосредоточивался на деле, у него в сознании всегда возникала пустота. Мать права. Опускать людей в шахту, а затем, в конце смены, поднимать их — это сопряжено с гигантской ответственностью. Он руководил также доставкой руды на поверхность, где женщины, прозванные «Бел Мейденс», разбивали ее. Эта задача не допускала ни малейшего отвлечения. Умение контролировать себя было самой сильной стороной Джека. Когда он поступил в шахтерскую школу, преподаватели быстро распознали это, а также и то, что никто лучше его не разбирается в механике и самом передовом горнодобывающем оборудовании. Но еще более важным был его живой ум. В ту пору, когда перед индустрией маячила перспектива мрачного будущего, потребность в умных молодых людях была острее, чем когда-либо. Поэтому обучение Джека прошло в ускоренном темпе. Магнаты индустрии нуждались в высококвалифицированных кадрах, чтобы вытащить из долговых ям старые шахты и поднять новые как в стране, так и за ее пределами.

В настоящее время его инженерные навыки требовались для управления машиной, именуемой «человеческой», с помощью которой людей перемещали с одного уровня ствола шахты на другой. Само собой, опуститься на нужную глубину еще не означает оказаться в самом забое. Сойдя с подъемника, шахтеры по улью туннелей углубятся в непроглядную тьму. На самые нижние уровни, куда машина не может их опустить, они будут добираться с помощью лестниц.

Октябрь 1926 года

Джек и Нед вернулись после ночной смены. Теперь они сидели на прохладной веранде клуба «Золотые Поля» и через ухоженные газоны смотрели на небольшую армию садовников. Подобно пчелам, те суетились над цветочными клумбами, подстригали кустарник и поливали траву. При этом все они работали с непокрытыми головами.

Для большинства людей наступало начало нового дня, однако для двоих молодых мужчин это был конец дня рабочего.

— Иногда хочется ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не Британия, правда? — Нед поставил на стол кружку с пивом и откинулся в плетеном кресле.

Утерев рот рукавом, Джек ощутил, как холодное пиво поступило по адресу, и вздохнул.

Нед нетерпеливо ждал на запруженной народом платформе станции Баурингпет. Он задавался вопросом, заметят ли его в гуще такого множества людей, ждущих поезда на Мадрас. Ему казалось, что шум заглушает даже его мысли, так громко говорили пассажиры и кричали носильщики, которые со своими тележками, нагруженными вещами, лавировали в толпе. Как обычно, цвета женских сари поражали, но Неда никогда не утомляла их красота.

Этот день был особым, поскольку в городе проходил праздник Карага, весьма важный для этого региона. Индианки были разряжены до кончиков ногтей, даже самые бедные выглядели великолепно в своих прославленных шелках. Нед посмотрел в сторону женщин из семьи Уокер и снова поразился разнице между британками и индианками, которые в своих колышущихся нарядах были изящными и женственными. Зато накрахмаленные одежды — кремовые, белые и цвета хаки — стилизованные под британский тропический костюм, придавали дамам из семьи Уокер жесткость и натянутость. Зачем они копируют англичан? Нед отдал бы руку за такую экзотическую внешность.

Было решено, что вся семья соберется на этой платформе, где большинство путешественников совершает пересадку с одного поезда на другой. Руперт Уокер взял у друга на время машину и планировал после встречи отвезти родителей обратно в Золотые Поля. Всем остальным предоставлялось добираться до дома самостоятельно. Пока что Нед не имел на этот счет никаких конкретных планов, но следующий день у него был выходной, так что он не беспокоился. Если его что и волновало, то это пятнышко в самом низу его новых модных брюк с отворотами. Со слов Джека, в Британии сейчас от таких с ума сходят. Нед Синклер выругался себе под нос. Он хотел, чтобы Айрис заметила только его положительные качества, а не несовершенства.

Нед снова бросил взгляд на цветы — букетик, составленный из азалий, камелий и розовых бутонов.

— Гм, — протянула цветочница, увидев собранный им букет. — В этих цветах таится глубокий смысл.

— Вы проснулись, мастер Нед, сэр? — позвал чокра через дверь, представляющую собой москитную сетку на раме.

Синклер спал после ночной смены. Он знал, что для инженера по электричеству длинные смены, начинавшиеся с вечера, были самыми тяжелыми. Нед, как мог часто, вызывался работать ночью, и это не было ему в тягость, поскольку означало дополнительное дневное время, которое можно провести с Айрис. При всем доверии Уокеров, они не склонны были слишком часто разрешать своему сокровищу гулять по вечерам.

Нед любил свою работу. Обеспечение шахт электричеством было важной и чрезвычайно ответственной задачей. На родине ему никогда не доверили бы ее выполнять. Кроме того, за последнее время вполне реальной стала возможность, что он займет самую ответственную должность во всем отделении. Бывали моменты, когда ему хотелось ущипнуть себя. Джек оказался прав!.. Надо оставить прошлое ради будущего, которое представлялось для них обоих таким светлым.

— Доброе утро, Джозеф. Как дела у Уокеров?

— Мастер Нед, мадам спрашивает, не захотите ли вы помочь готовить куль-куль для танцев во вторник?

Танцы были в полном разгаре, когда явился Джек. В зале теснились возбужденные гости, главным образом англо-индусы, но часто попадались и настоящие британцы. Едва он прошел в двойные двери, как на него устремились десятки ожесточенных женских взглядов. Брайант щелчками отгонял насекомых, бившихся о лампу у него над головой.

Джуни Эванс подтолкнула под локоть Дафну Эллис и прошептала:

— Вот он! Дафна, как ты могла его упустить!

Дафна не хотела смотреть на Джека Брайанта. Она дала себе обещание быть сильной, даже поклялась, что не прольет больше ни слезинки, не признается, что чувствует себя так, будто сердце у нее разрывается надвое. При виде этого мужчины у нее перехватило дыхание, так великолепен он был в своем смокинге.

Джек в этот вечер выглядел ни дать ни взять богом. Высокий, широкоплечий, с темными вьющимися волосами! Дафна решила, что он вполне сойдет за сына Зевса. Но на него смотрела не только она.

После танцев прошла неделя, а Нед до сих пор не повидался с Джеком. Ему не терпелось узнать мнение друга об Айрис. Она, в свою очередь, явно его одобрила. Однако на этой неделе Синклер часто встречался с девушкой и создавал для этого все условия, то предлагая устроить игру в карты с участием всей семьи, то приглашая ее в кино или даже на розыгрыш бинго в Майсор-холл. На общение с другими молодыми людьми — потенциальными женихами у нее просто не оставалось времени. Вот и сейчас он уговорил Айрис отправиться на велосипедную прогулку до самых Пяти Светильников. Нед надеялся, что она согласится выпить сильно разведенный молоком кофе в небольшом заведении неподалеку, что даст ему время собраться с духом и задать свой великий вопрос.

Они неторопливо катили бок о бок. Приближались сумерки, но все еще было достаточно светло, чтобы хорошо видеть.

— Я слышала, Джек получил повышение, — нарушила молчание Айрис.

— Да, теперь он старший инженер. Блестяще, да?

— Нет ничего удивительного в том, что твой друг может себе позволить жить в одиночестве в этом большом старом доме. Наверное, он наслаждается спокойствием.