В четверг Мартин Мидоуз ушел с работы пораньше, чтобы успеть на первый экспресс-автобус до дома. В этот час сиреневые краски вечера растворялись в слякоти, но, когда автобус выехал с центральной станции, наступила яркая городская ночь. По четвергам прислуга уходила раньше, и Мартин старался быстрее добраться до дома, поскольку в последний год с его женой творилось что-то неладное. В этот четверг он очень устал и, надеясь, что никто из обычных попутчиков не заведет с ним разговор, не отрывался от газеты, пока автобус не пересек мост Джорджа Вашингтона. На шоссе 9-В у Мартина неизменно возникало ощущение, что полпути позади, и даже в холодную погоду, когда лишь порывы сквозняка проникали в прокуренный автобус, он начинал глубоко дышать, уверенный, что вдыхает загородный воздух. Обычно в эти минуты он успокаивался и думал о домашнем уюте. Но в последний год чем ближе к дому, тем сильнее нарастало напряжение, и он уже не предвкушал конца поездки. Почти прижавшись к стеклу, Мартин смотрел на безжизненные поля и одинокие огни пролетающих поселков. Светила луна, бледная на темной земле и островках позднего рыхлого снега; сегодня пригороды казались Мартину пустынными и покинутыми. Он снял с багажной полки шляпу и сунул сложенную газету в карман пальто за несколько минут до того, как дернуть за шнурок, чтобы водитель остановился.

Коттедж стоял в квартале от автобусной остановки, возле реки, но не на самом берегу; если посмотреть из окна гостиной, видно улицу, двор на другой стороне, а за ними — Гудзон. Это был современный коттедж на узком участке, слишком белый и совсем новый. Летом трава была нежной и яркой, и Мартин старательно ухаживал за небольшой клумбой и шпалерой роз. Но бурой зимой дворик был бесцветным, и коттедж казался голым. В этот вечер во всех комнатах маленького домика горел свет, и Мартин прибавил шагу, подходя к двери. У крыльца он задержался и убрал с дороги коляску.

Дети были в гостиной — так увлеклись игрой, что не сразу заметили, что входная дверь отворилась. Мартин стоял и смотрел на своих чудесных красивых детей. Они открыли нижний ящик секретера и достали рождественские игрушки. Энди сумел включить елочную гирлянду — зеленые и красные лампочки неуместно-празднично горели на ковре. Теперь он яркой гирляндой пытался обмотать деревянную лошадку Марианны. А Марианна сидела на ковре и обрывала у ангела крылышки. Дети кинулись к отцу с воплями восторга. Мартин вскинул пухленькую девочку на плечо, Энди бросился ему под ноги.

— Папа, папа, папа!

Мартин осторожно опустил девочку и несколько раз качнул Энди, как маятник. Затем поднял гирлянду.