— Выслушай меня внимательно, — сказал Гарднер Лиллехорн, одетый в блистательное пальто оттенка павлиньего оперения с закатанными манжетами цвета голубиной крови. На голове его красовалась синяя треуголка, из-под красной ленты которой торчало белое голубиное перо. Как говорили в народе, он был

одет с иголочки

.

Его тонкие черные усики чуть подергивались над столь же тонкой верхней губой, в то время как идеально подстриженная козлиная бородка указывала вертикально вниз.

— Итак, — продолжил он. Его маленькие черные глазки сверкнули в слабом свете клонящегося к закату декабрьского дня. — Я почтенный помощник главного констебля. Поэтому имею полное право обрушить на тебя всю силу закона, как двухтонную пушку на мышку весом в пенни, если ты не сделаешь то, что я сказал. У меня нет ни времени, ни терпения на твое молчание, поэтому я спрошу еще раз — и всего лишь раз — прежде чем буду вынужден перейти к действиям. Так ты это сделаешь или нет?

— Но… сэр, — пролепетал десятилетний мальчик, чья серая одежда и впрямь была мышиного цвета. Тем не менее, ее было вполне достаточно, чтобы выдержать если не вес тяжелой двухтонной пушки, то хотя бы холод падавших снежинок, что кружили на улицах, в переулках, во дворах и садах и ложились на крыши промозглого шумного Лондона. — Всего пять пенсов! — продолжал причитать юный продавец, пока ветер трепал его одежду, а снег ложился на черную шерстяную шапку. — Сэр, вы ведь можете себе позволить потратить…

— Да, — кивнул Хадсон Грейтхауз, — пожалуй, я выпью еще чашечку чая.

— Хорошо, сэр. — Девушка наклонила к его чашке носик белого чайничка, украшенного зелеными и желтыми цветами. — Это моя любимая смесь, — добавила она, а затем по ее лицу пробежала тень. — То есть… мне так сказали.

— Сказали?

— Да, сэр. Моя мама.

Тремя днями ранее…

Вдалеке, на расстоянии многих миль, возвышались голубоватые силуэты гор. На несколько сотен ярдов вокруг деревни Фэлла земля представляла собой неприглядное болото с темно-серыми, коричневыми и желтыми прожилками тропинок, заросших высокой травой, в которой, вероятнее всего, скрывалась трясина. По пути встречались потрепанные ветром деревья, словно вымаливающие милосердия у этого сурового края. Дорога тянулась с юго-востока на северо-запад, и распознать ее временами было непросто. Впереди на пути двух всадников возвышался лес.

Они прошли совсем небольшое расстояние, когда Девейн пришпорил свою лошадь и заставил ее встать на пути коня Мэтью, преградив ему дорогу.

Фиолетовый синяк над правым глазом Девейна чуть побледнел, но на левой скуле несколько ушибов сплавились в один уродливый кровоподтек. Рот его неприязненно искривился, и он заговорил:

Аддерлейн был небольшой деревушкой, растянутой вдоль гавани, где у причала были пришвартованы семь или восемь рыболовных судов. В настоящий момент сети — основное орудие местного промысла — висели на просушке, а паруса были аккуратно свернуты и закреплены.

Очевидно,

— решил Мэтью, —

рыбацкие дела Аддерлейна прервали неожиданные посетители. Надо думать, появление Кардинала Блэка сильно испугало местных жителей

.

Когда лошади Мэтью и Девейна въехали на единственную грунтовую дорогу, пролегавшую меж некрашеных домов, к ним на встречу с большой опаской один за другим вышли несколько жителей. Большинство из них держали топоры, лопаты и тому подобный инвентарь — все, что можно было использовать в качестве подобия оружия. Пару мгновений спустя из большого здания, чем-то походившего на ратушу, появилась группа из полудюжины мужчин. Двое держали в руках мушкеты. Мэтью не преминул отметить, что один из них был глубоким старцем лет восьмидесяти, а второй — еще мальчишкой, которому нельзя было дать больше четырнадцати. Походка обоих была неуверенной, словно они едва держались на ногах.

— Не стреляйте! — скомандовал Девейн так громко, что его, должно быть, слышала вся деревня. — Мы пришли с миром! — возвестил он. И добавил: — Мы не имеем ничего общего с вашими последними посетителями.

— Вот и он. Дом на призрачном холме, — оповестил Девейн.

— Хочешь сказать, там действительно водятся призраки? — спросил Мэтью.

— О, да! — Темно-зеленая треуголка чуть сместилась во время кивка. — И много. — Он выдохнул, и облачко пара, образовавшееся на холодном воздухе, вполне походило на призрак.

Они стояли в конце дороги, протянувшейся на две мили от берега, где было оставлено «Свиное Рыло». Мэтью решил, что время, должно быть, около трех часов ночи: было еще темно, но низкие кучевые облака, нависающие над Бристольской гаванью, уже озарялись легким сиянием, на фоне которого с вершины холма можно было увидеть движущийся лес мачт.