Во всем мире и едва ли не более всего в нашей стране наследие ушу — как называют, в Китае искусство боевых единоборств и сопутствующие ему виды спортивной борьбы, гимнастики и физкультуры — вызывают в последние годы самый пристальный интерес. Хотя интерес этот подогревается и модой, и расчетливой рекламой, и свойственным юношеству легкомысленным желанием быть «сильнее всех», он все же вполне закономерен и даже естествен. В истоках его таится смутная, еше почти неосмысленная догадка о том, что традиция ушу хранит в себе очень глубокую и все же очень практичную, действенную правду человеческого духа; что в этой традиции мы встречаем настоящую, а не придуманную, искусственную альтернативу тому самоотчуждению человека, распаду жизненной цельности человеческого бытия, которые принесла с собой современная цивилизация. Не случайно интересу к ушу в наши дни предшествовало увлечение японскими и корейскими видами спортивной борьбы: оказалось, что у китайского ушу куда более глубокие корни — и жизненные, и культурные. В ушу есть неподдельная тайна. Ибо ограниченному, механически мыслящему уму всегда будет казаться тайной умение победить силу именно отказом от применения силы и. мастерство, достигаемое как бы без тренировки.

Настало время разобраться в том, чем привлекательна для нас и чем может быть нам полезна столь самобытная, непривычная для европейца традиция личного совершенствования, сложившаяся в русле одной из древнейших и жизнеспособных цивилизаций на Земле. Сделать это необходимо еще и потому, что в западной литературе совершенно не освещены и даже не упомянуты многие основополагающие принципы и понятия традиционных школ ушу. Данная брошюра призвана в какой-то мере восполнить этот пробел. В ней рассказывается о философских и культурных посылках традиции ушу и о том, как эти посылки претворялись в практике духовно-телесного совершенствования, принятой в школах ушу.

Читатель не найдет в ней рекомендаций относительно приемов и тактики рукопашного боя. Автор — а равно, надеюсь, и читатель — могут утешиться тем, что победа в поединке рассматривалась мастерами ушу как побочный, несущественный и даже непредвиденный результат длительной и невидной со стороны внутренней работы. Да и что подлинно возвышенный человек может делить с другими? Нет в книге и сведений по истории школ ушу, ибо эта тема требует особого исследования.

Автор преследовал иную цель: показать единую — как мировоззренческую, так и чисто практическую — основу традиции ушу в ее органической сопричастности всей традиционной культуре Китая. Основное же внимание уделяется так называемым «внутренним» школам, в которых эти общие принципы ушу получили наиболее полное и законченное выражение. В приложении помещены переводы избранных текстов традиции ушу. Они помогут русским читателям ощутить дух классических китайских школ «воинского совершенствования», познать ту возвышенно-строгую и все же доверительную, по-домашнему дружескую атмосферу школы-семьи, в которой столетиями вызревала и оттачивалась традиционная практика ушу. Коль скоро речь зашла о мудрости традиции, уместно напомнить, что мудрая истина — этот итог не размышлений, а самой жизни. Она не выдумывается, а открывается и передается. Не может считать истинное знание только своим личным достоянием и автор этого очерка. Принимая на себя ответственность за все содержащиеся в нем ошибки, я посвящаю его своим учителям.

Алушта, октябрь 1991 г.

Когда мы обращаемся к традиции ушу в Китае, желая определить ее предмет, ее историю и отличительные особенности, мы сталкиваемся прежде всего с отсутствием в европейских языках понятий, пригодных для обозначения практики ушу. Более того, такого понятия нет даже в современном китайском языке. Общеупотребительный нынче термин «ушу», что значит буквально «воинские искусства», вошел в обиход сравнительно поздно — лишь в период существования КНР.

В гоминьдановском Китае (т. е. в 20-40-х гг. XX в.) был принят термин «гошу» — «государственное искусство», созданный, вероятно, в подражание и одновременно в пику японцам, которые свою национальную борьбу сумо называли «государственным спортом». В старой же китайской литературе мы обычно встречаем выражение «цюань-шу», т. е. «кулачное искусство» или, лучше сказать, «искусство Кулака», поскольку самое понятие «кулак» служило в традиции ушу обозначением всей совокупности практики ушу и сопутствующего этой практике духовного опыта.

Наконец, среди китайцев Гонконга и Юго-Восточной Азии, а также на Западе распространен термин «гунфу», который традиционно обозначал различные виды религиозного подвижнества, духовного совершенства и, как следствие, те или иные «чудесные» способности последователей даосизма и буддизма.

Еще и сегодня занятия ушу называют в Китае «тренировкой ради гунфу». Расплывчатость терминологии, относящейся к наследию ушу, сама по себе знаменательна. Она свидетельствует о том, что в этой очень самобытной, чисто китайской традиции мы встречаемся с особой и даже, можно сказать, почти неизвестной в современной цивилизации практикой — практикой предельно целостной и синтетической по своей природе; некоей практикой практик, неразложимой на отдельные, признаваемые обществом виды человеческой деятельности и тем не менее присутствующей в каждом из них. Именно эта «всеобъятная», как бы беспредметная, одновременно духовная и телесная практика, составляла действительную основу культурной традиции Китая, в ней эта традиция находила свое подлинное оправдание.

Уже в китайских классических книгах имеется немало тому подтверждений. Например, в главном конфуцианском каноне «Лунь-юй» (V в. до н. э.) записан ответ Конфуция на высказывание некоего современника, поражавшегося широтой познаний великого китайского мудреца.