Я не люблю людей, которые всегда говорят правду. Есть в этом неприятная заносчивость. К счастью, таких людей на самом деле не существует. Есть только люди говорящие, что они всегда говорят правду. И это их первая ложь. Мы понимающе киваем в ответ и с улыбкой отвечаем: я тоже. Верительные грамоты обманщиков можно считать врученны-ми.

Нас возмущает, как правило, только грубая ложь и мало кто решается воевать с иллюзиями. Некоторые, напротив, сознательно пестуют их и оплакивают каждую утраченную. Возможно, с последней иллюзией мы расстаемся в последнюю минуту жизни. А может быть, с этой минуты просто начинаются другие иллюзии.

Одна девушка, некая Н. считала себя неотразимой и очень умной. И то, и другое было иллюзией. (Второе больше). И она постоянно улыбалась своей красивой улыбкой. А у молодого человека, некого М., сложилось впечатление, что эти улыбки имеют прямое отношение к нему. (Иллюзия, они относились к миру в целом, на который девушка смотрела счастливым взглядом юности). И он стал улыбаться ей в ответ. Это маленькая путаница все же не помешала им найти общий язык. Девушка все время говорила о себе, а молодой человек отвечал ей, тоже все время говоря о себе. На основании этого они каким-то образом решили, что у них одинаковый взгляд на мир и природу вещей. Эта иллюзия была прямо пропорциональна их интересу к самим себе, на котором зиждился в свою очередь их интерес к партнеру. Два эгоиста — вполне гармоничная пара. Кто-то даже сказал, что любовь, это эгоизм вдвоем. (И, до некоторой степени, эгоизм вдвойне, добавим уже от себя) А потом они расстались, потому что иллюзии взаимопонимания пришел конец. Возможно, кто-нибудь из них слишком много ел, а зарабатывал при этом мало.

Но природа не терпит пустоты и на месте прежней иллюзии, каждый обзавелся своей новой. У молодого человека теперь была иллюзия разбитого сердца, а у девушки иллюзия обманутого доверия. Это было очень удобно для обоих, потому что позволяло молодому человеку пить на более законных основаниях, а девушке обманывать других, как бы мстя за свой обман. (Я всегда говорил, что жизнь устроена прекрасно!)

Вот уже и весна. Приятно, что она начинается с замечательного праздника, легкого и жизнерадостного, игривого, шаловливого и томного. Это день кошек. Отмечается первого марта. Вы не знали?

Сразу за кошками, третьего числа, отмечают свой праздник другие загадочные существа — писатели. Если кошек каждый из нас видел в изобилие, то живых писателей, только по телевизору, как экзотических существ из программы Путешествия натуралиста. Я видел несколько писателей живьем, но они были маленькие, местные. У нас крупная особь не живет. Климат что ли не тот.

Бывает, их привозят к нам по Транссибу, но народ плохо на них ходит. Ну, если только, что-нибудь редкостное. Какая-нибудь там Коэлья… тогда да. Ее смотрют.

Сразу за писателями отмечают свой день женщины. Они тоже загадочные. Грацией женщина соперничает с кошкой, а умом превосходит среднего лауреата Нобелевской премии по литературе за последние двадцать пять лет.

Присутствие в нашем мире женщин-писателей, а в прокате кинофильма «Женщина-кошка» — свидетельствует о том, что все эти праздники связаны между собой и недаром расположены в такой последовательности.

Когда-то считалось, что Земля совершенно плоская и находится в центре вселенной. (Лично мне это нравилось) Еще считалось, что параллельные линии не пересекаются. И в этом тоже было что-то надежное. Меня всегда успокаивал стук будильника, и когда на кораблях отмечали время, били склянки. Корабли несли в себе некое кругосветное зерно, и это оправдывало, делало менее бессмысленной глуповатую круглоту Земли. Разбивая иллюзию, видимой глазу, плоской земли, корабли тут же создавали другую. Там были кокосовые пальмы, безмятежно-созерцательные и простодушные, как дети, туземцы, отдающие вам магнитофон «Sony» малазийской сборки за флакон советского одеколона «Шипр».

Иллюзии не удается отнять у людей при всем желании. Им на смену приходят другие. А есть иллюзии, которые просто слишком дороги для целого народа. Вот, например, французский историк Роббер Амбелен доказал в своей книге, что Жанна д Арк не была простой крестьянкой, а имела довольно знатное происхождение. Пустяк вроде бы, он же не написал, что она была англичанкой. Но ему все равно никто не поверил. Слишком значим для французов оказался миф о Жанне-крестьянке.

А наш историк Лев Гумилев собрал убедительные материалы в отношении Куликовской битвы. И выяснилось, что победили-то, конечно, наши, русские князья, а татары проиграли. Но наши победили, потому что на службе у них была наемная татарская конница, а на службе у татарских князей, к тому времени, была наемная русская пехота. Вот тебе и иго! Но наш народ, подобно французскому и любому другому не позволяет всяким зарвавшимся интеллектуалам порочить славное прошлое и посягать на святыни. Пускай они о своих открытиях жене на кухне рассказывают, а мы такого слушать не хотим.

В старом, дореволюционном, правописании название драмы Лермонтова писалось, как «Маскерад». Мне кажется, это передает ту свежесть и в некоторой степени новизну чувств, которую испытывал человек на этом празднике. Но так ли уж рады мы своим маскам сегодня? Замечаем ли их вообще? Или слились с ними настолько, что раз примеренная маска стала нашим лицом?

Отвечу сразу — рады! Но не когда надеваем их, а когда снимаем. Пусть ненадолго, в порыве радости или ярости, безразлично. И в том и в другом случае мы чувствуем освобождение от заученной роли, возвращение к своей истинной природе и еще ту сладостную правоту мгновения, о которой потом будем жалеть или стыдиться, потому что продлить это мгновение почти никому не удается. Мы все возвращаемся к своей привычной маске, замыкаясь в ней, как в скорлупе.

Кто же надел на нас эти маски?

Задолго до того как мудрые мысли научились записывать и тиражировать, транслировать через спутник и передавать по телефонному кабелю, человек уже почувствовал нечто важное. Возможно, он не смог бы сказать об этом словами. Привычка объяснять свои действия, а вместе с ней и возможность врать о них задним числом все что вздумается, появилась позже.