Конрадину было всего десять лет, когда его лечащий врач высказал предположение, что мальчик навряд ли проживет ещё половину этого срока. Доктор был низеньким и лощеным, и его высказывания, по мнению Конрадина, не стоило бы принимать всерьёз, но миссис Де Ропп принимала всерьёз почти всё. Миссис Де Ропп была родственницей и опекуншей Конрадина и в его глазах воплощала в себе те три пятых мира, в которых заключались такие понятия, как необходимость, неприятность и реальность; остальные две пятых, извечно противостоящие первым, целиком концентрировались в воображении мальчика. Размышляя о смерти, Конрадин представлял её себе как некую неприятную необходимость, отчасти напоминавшую болезнь или затянувшуюся скуку, давлению которой ему однажды придется уступить. Если бы не воображение, бурно расцветшее за время его вынужденного одиночества, он давно бы уже сдался ей.

Миссис Де Ропп никогда не призналась бы в неприязни к Конрадину, хотя будь она внимательнее к себе, она непременно обратила бы внимание на то обстоятельство, что воспитательные меры, практикуемые ею исключительно «ради блага мальчика», не особенно обременяют её. Конрадин же ненавидел свою опекуншу со всей искренностью, на которую была способна его детская душа. Но мальчик превосходно умел скрывать свои чувства, и потому среди немногих доступных ему удовольствий особенно ценились те, которые, как он знал, не одобрялись его тётей. Особенно ревниво он оберегал свой внутренний мир, доступ куда ей был категорически воспрещен, словно она была нечистым созданием, способным осквернить всё, к чему ни прикасалась.

Унылый, безрадостный фруктовый сад с редкими и чахлыми деревьями — их урожай и в лучшие годы едва потянул бы на десяток шиллингов, — никак не мог служить для Конрадина источником развлечений. Однако в самом дальнем его углу, скрытом густым кустарником от многочисленных окон дома, из которых в любую минуту мог раздаться оклик, запрещающий ему делать то-то и то-то или приказывающий немедленно идти принимать такое-то лекарство, находился полузаброшенный, но достаточно просторный сарайчик, прежде используемый для хранения садового инвентаря, — единственное прибежище мальчика.