– Ты знаешь об этом больше меня, и я не понимаю, почему ты обращаешься ко мне за помощью.

Высокий массивный человек в генеральской форме вышел из-за стола и принялся мерно, неторопливо расхаживать по своему просторному кабинету. Его собеседник сидел в кресле, закинув ногу на ногу, но его расслабленная поза и свободно лежащие на подлокотниках руки были лишь видимостью спокойствия и уверенности. Антон Андреевич Минаев внутри был как натянутая струна, хотя разговаривал в данный момент не с противником и не с собственным начальником, а с давним добрым приятелем еще с институтских времен. Правда, пришел он просить его об одолжении, о помощи, но ведь друзья… И по рангу равны, не только по погонам, но и по должности, хотя и в разных ведомствах.

– При чем тут мои знания, Саша? В данном случае информированность только мешает, – ответил Минаев. – Речь идет о том, что парень не доедет до Москвы, потому что его сожрут на первом же километре пути от зоны до вокзала. В моем подчинении сейчас нет оперативного состава, а выходить с просьбами к руководителям других подразделений – это все равно, что провалить всю затею. Я прошу тебя сделать только две вещи: запроси администрацию зоны, пусть дадут тебе оперативную информацию о нем, и помоги довезти его до Москвы. Обстоятельства, которые имели место два года назад, заставляют меня думать, что слишком многие проявят интерес к этому человеку, а я хочу встретиться с ним первым. Вот и все. Потом пусть сам выбирает, где и как ему жить и на кого работать, если вообще жить и работать, а не умереть и не валяться в морге.

– Какой у тебя к нему интерес? Учти, Антон, если ты собираешься ввязываться в политику – скатертью дорожка, но без меня. Я в эти игры не играю. Я могу сделать то, о чем ты просишь, хотя это и потребует определенных усилий, но я и пальцем не пошевелю, пока ты мне не объяснишь, зачем тебе этот злобный хулиган Сауляк.

– Причин много, Саша, – очень серьезно и даже немного грустно сказал Антон Андреевич. – Но одна из них – главная. Сауляк был агентом Булатникова и загремел в зону практически сразу же после его гибели. Ты же помнишь, как погиб Владимир Васильевич Булатников? И я хочу понять, кто упрятал парня и зачем. Хотели его сберечь? Или, наоборот, заставить молчать? И если так, то он должен дать мне выход на тех, кто знает, как и почему погиб Булатников. Пойми, Саша, Булатников был моим учителем, он возглавлял управление, когда я пришел туда работать старшим инспектором, и под его руководством и с его поддержкой я прошел весь путь от старшего инспектора до заместителя начальника управления. Мне нужен Сауляк, потому что только он знает, чем занимался Владимир Васильевич, когда вдруг так странно и нелепо погиб. И только сам Сауляк знает, как и почему он оказался за решеткой.

3 февраля пришлось на субботу, и в восемь утра дорога от станции до колонии была абсолютно пустынной. Было уже светло, окрестности хорошо просматривались, и Настя подумала: наверное, даже лучше, что Сауляк освобождается в субботу. Если Колобок-Гордеев прав и за этим хулиганствующим агентом кто-то собирается охотиться, то по крайней мере субботним утром в поселке это будет не так-то просто сделать, оставшись незамеченным.

Дня два назад, приехав в Самару, она хотела было связаться с администрацией колонии и выяснить, в котором часу Сауляк выйдет за ворота. Но потом поразмыслила немного и передумала. Судя по словам генерала Минаева, Павлом Дмитриевичем начали интересоваться, и весьма активно. Следовательно, скорее всего действовали через администрацию колонии. А коль так, то незачем ей, майору милиции Анастасии Каменской, светиться лишний раз. Как знать, кто из сотрудников колонии подкуплен. Ведь по закону подлости, как раз на него и нарвешься.

Около половины девятого она подошла к зданию административного корпуса колонии и уселась на скамейку. Вход, откуда должен был появиться Сауляк, находился в пяти метрах от нее. Настя поставила рядом с собой легкую, но вместительную сумку, сунула руки в карманы и приготовилась к долгому ожиданию. Ноги у нее замерзли еще в электричке, и, сидя на скамейке, она вяло пыталась шевелить пальцами в сапогах, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться.

В девять пятнадцать к колонии подъехала серая «Волга». Водитель притормозил почти у самых ворот, но, повинуясь команде пассажира, оглянувшегося на Настю и недовольно скривившегося, снова тронулся и отъехал подальше, метров на пятьдесят в ту сторону, куда должен будет идти только что освободившийся бывший осужденный Сауляк.

«Первые подвалили, – с удовлетворением отметила Настя. – Интересно, они тоже заранее приехали, как и я, или им точно сообщили, когда Сауляк выйдет? Если сообщили, значит, у этих есть свои люди в зоне. Учтем».

Заснуть ей так и не удалось. В спальне было тихо, оттуда не доносилось ни звука, но Настя была уверена, что и Сауляк не спит. Ровно в шесть часов она поднялась и постучалась к нему.

– Павел, пора вставать.

Он появился на пороге спальни почти мгновенно, будто не только не спал, но и не раздевался на ночь.

– Завтракать будем в аэропорту, здесь еще все закрыто в такую рань, – сказала она, быстро укладывая вещи в сумку.

Сауляк молча прошел в ванную, не сказав ни слова.

Короткову койка досталась в четырехместном номере, где вместе с ним оказались трое беспробудно пьющих мужиков из Воркуты, которым тоже не удалось долететь до Екатеринбурга. Юру это обстоятельство порадовало. Проведя полчаса в комнате, пропахшей перегаром, луком, чесноком и куревом, он с виноватой улыбкой подошел к сидящей в холле за столиком дежурной по этажу.

– Вы не будете возражать, если я посижу в кресле, посмотрю телевизор? – спросил он.

Женщина сочувственно кивнула.

– Вы из триста второго?

– Да. Понимаете…

Антон Андреевич Минаев привез Павла к себе на дачу. Дом у него был теплым, любовно обустроенным и удобным, сам Антон Андреевич с удовольствием жил бы в нем круглый год, если бы не жена и дочка, которым больше нравилась городская квартира и которые были в общем-то равнодушны к прелестям загородной жизни.

– Вы, наверное, устали и хотите отдохнуть, – сказал Минаев гостю, отперев дом и включив отопление. – Располагайтесь, не смотрите, что здесь холодно, через час станет жарко. А разговоры отложим на потом.

– Я предпочел бы поговорить прямо сейчас, – сухо ответил Сауляк. – Лучше сразу прояснить ситуацию. Не исключено, что вам не захочется предлагать мне свое гостеприимство.

– Что ж, если вы настаиваете… – развел руками Минаев, в глубине души обрадовавшись. Действительно, лучше объясниться сразу и снять груз с плеч. – Тогда я поставлю чай, разговор нам с вами предстоит долгий.

Он заварил свежий крепкий чай, поставил на стол сахар, варенье и вазочку с конфетами, нарезал сыр и хлеб, которые предусмотрительно привез с собой: гость с дороги наверняка голоден.

Чинцов с нетерпением ждал десяти утра. Ну надо же, как все обернулось! Зверь выскочил прямо на ловца. Понятное дело, кому охота в нищете прозябать, вот Сауляк и решил денег подзаработать. Что ж, похвальное намерение. Конечно, живой соратник лучше мертвого врага, от живого хоть польза есть. Раз предлагает услуги, значит, вредить не собирается. А там видно будет. Надо использовать его на полную катушку, а потом посмотрим. Может быть, удастся завербовать его в свою команду.

Шабанов позвонил ему накануне поздно вечером и сказал, что немедленно приедет. Чинцов тогда понял: что-то случилось, но и предполагать не мог, какую новость привезет Евгений. Больше всего его заинтересовала женщина. Уж не та ли это родственница, которая встречала Сауляка в Самаре?

– Такая худая блондинка, да? – спрашивал он Шабанова.

– Нет, – покачал тот головой, – яркая брюнетка, немного заикается. На нижней губе шрамик такой, маленький.

– Не та, – разочарованно вздохнул Чинцов. – Хорошо бы ее найти, родственницу эту. Глядишь, и польза бы от нее была. А ты чего такой заторможенный, Женя? Выпил, что ли, со страху?

Григорий Валентинович Чинцов аж подпрыгивал от удовольствия, сидя перед телевизором и слушая комментарии тележурналистов по поводу опубликованного в сегодняшней газете интервью Александра Ратникова, советника Президента. Интервью было просто замечательным, в нем было сказано все, что должно было быть сказано по заказу Чинцова. Нет, что ни говори, а этот Сауляк – кадр поистине бесценный. И как ему удалось все устроить?

– По словам Ратникова, Президент дал ему твердое обещание не допускать дополнительной денежной эмиссии, – говорил с экрана популярный комментатор. – Но поскольку никаким иным путем решить вопрос с задолженностями по зарплате не представляется возможным, то задолженность эта скорее всего в ближайшее время погашена не будет. Любопытно отметить, что сам советник Президента заверил журналистку Юлию Третьякову в полном единодушии по этому вопросу среди всех членов ближайшего окружения Президента. Иными словами, все, включая самого Президента, прекрасно знают, что задолженность в течение ближайших месяцев погасить не удастся. Цитирую: «Если из уст Президента или кого-либо из его окружения вы услышите твердые обещания погасить в марте – апреле все долги и выплатить заработную плату, которую многие жители России не получают с сентября прошлого года, то вы должны знать: это ложь. Включать печатный станок Президент не собирается. Задолженности погашены не будут». Конец цитаты. И эти слова произнес человек, который уже два года не давал интервью никому из журналистов. Что же заставило его нарушить обет молчания? Позволю себе высказать предположение, что в рядах президентской рати начались разногласия, связанные с содержанием его предвыборных обещаний. Одна группа советников настаивает на том, чтобы в предвыборной программе Президента были даны только реальные обещания, и к этой группе, несомненно, относится Александр Ратников, другая же, по-видимому, считает, что в борьбе за электорат все средства хороши, даже откровенная ложь. И тот факт, что недосягаемый для журналистов советник все-таки решил высказаться публично, говорит о кризисе политики Президента и о том, что его окружение совершенно не готово к тому, чтобы провести предвыборную кампанию и в случае победы поддерживать Президента в течение следующих четырех лет. Если советники Президента единодушны в оценке истинного положения вещей, но расходятся в вопросе о том, лгать населению или говорить правду, то вряд ли можно считать это нормальным проявлением плюрализма мнений. Речь скорее должна идти лишь о степени их беспринципности. Остается только ждать, к советам какой из этих двух групп примкнет сам глава государства.

Ах, какой текст! Григорий Валентинович даже руки потер от радости. Теперь один из трех козырей из рук Президента выбит навсегда. Какие бы обещания по выплате зарплаты он ни давал, никто ему не поверит. А если он не захочет прослыть лжецом, ему придется эту сладкую конфетку народу не показывать. Отлично, просто отлично!

Григорий Валентинович добросовестно досмотрел информационную программу до конца, включая новости спорта и прогноз погоды, и только потом позвонил своему кормильцу, кандидату в новые президенты Малькову.

– Слыхал? – довольным голосом спросил Чинцов.

Все-таки Президент создал две комиссии по разработке вариантов выхода из чеченского кризиса, и Вячеслав Егорович Соломатин порадовался своей предусмотрительности: работа над поисками «личного решения Президента» была начата загодя. Сауляк обещал сделать все возможное. Сам Соломатин так и не встретился с ним, Павел избегал показываться на глаза, но по телефону сказал:

– Мне понятны ваша озабоченность и ваши мотивы. Я мало разбираюсь в политике, тем более после того, как два года был фактически оторван от всего. Но я – сторонник стабильности и человек привычек. Меня устраивает нынешний президент, я не гонюсь за сменой политического курса и не жажду социальных перемен. Поэтому я готов вам помочь ради того, чтобы все осталось как есть.

Соломатин остался удовлетворен обещанием и не стал разъяснять Сауляку свои истинные мотивы и показывать настоящую глубину своей озабоченности.

Трагедия Вячеслава Егоровича была в том, что, являясь по своему статусу чем-то вроде дворника, он имел душу холопа и честолюбие серого кардинала. Когда-то, много лет назад, комсомольский вожак-старшеклассник во время субботника подошел к ребятам из шестого класса, добросовестно драившим стекла в школьном коридоре, окинул придирчивым взглядом фронт работ и скривился:

– Ну и работнички! Как будто не для себя моете, а для чужого дяди. Вам же жить в этом здании, учиться в нем, вам самим должно быть приятно, когда стекла чистые и прозрачные. А вы? Только грязь разводите. Вон посмотрите, как у мальчика чистенько получается. Он по-настоящему старается, по-пионерски, а вы ленитесь. Лучше бы с него пример брали.

Григорий Валентинович Чинцов пребывал в состоянии, близком к панике. Один за другим сходили с дистанции самые крепкие и надежные помощники Малькова, его опора, как финансовая, так и идеологическая. Ни с того ни с сего покончил с собой Юрцев, прямо на нефтяном банкете взял и выпил какую-то отраву. Правда, очевидцы говорят, что он вообще был будто не в себе, выглядел плохо, за голову то и дело держался. Потом подошел к одному банкиру о кредите договариваться, банкир отказал. Юрцев отошел буквально на два шага, достал из кармана отраву и сунул в рот. Впрочем, может, и не сам он отравился, может, конкуренты его убрали. Крут был Олег Иванович покойный, ох крут, пощады от него никто не видел, вот и поквитались.

В тот же вечер Леня Изотов, депутат карманный, учудил, не иначе как с перепоя. Собственную родную жену под колеса пихнул! Бес, что ли, его попутал? Или ревность загрызла? Сидит теперь в камере, наплевать всем на его депутатскую неприкосновенность, когда он жену на глазах у сотни человек фактически убил. Ну дурак-то, Господи прости, вот дурак!

И Семенов, ублюдок безмозглый, на машине разбился. Смолоду он таким был, ничто его не могло уже переделать. Для всех правила писаны, только не для него. Нажраться – и за руль, вот и все, что он умеет.

Но это призошло три дня назад. А вчера, после того, как на всю страну показали выступление Президента на родине, повесился Женька Шабанов. Да кто ж поверит, что сам повесился! Помогли ему, нет сомнений. Переборщил Шабанов, он тоже меры не знает. Ведь сколько раз говорили ему: аккуратненько надо действовать, осторожненько, чтобы один шаг вперед сделать, надо предварительно два шага назад отступить. А он? Дорвался до простора, забыл обо всем, сделал из президентского визита на родину цирковое представление. Только дурак не догадается, что это все одних рук дело. Кто расписание составлял? Шабанов. Кто посоветовал Президенту с утра на кладбище поехать, родительским могилам поклониться? Тот, кто знал, что мороз в этих широтах часов до одиннадцати утра не слабеет, так что если на день обещают минус двадцать, то, значит, до полудня будет минус тридцать, а потом чуть потеплеет. Кто следит за тем, какие костюмы и обувь носит Президент, кто оценивает его внешний вид с точки зрения поддержания имиджа? Опять же Шабанов. Он и не посоветовал Президенту надевать ботинки на толстой подошве. И ходил Президент целый час по кладбищу в тридцатиградусный мороз в тонких кожаных туфлях. А кто текст выступления шлифовал? Все тот же Шабанов. Веселья ему мало, идиоту, решил клоунаду из президентского выступления устроить. Купил бы билет да в цирк сходил, если поржать любит и чувство юмора из ушей прет.

У Президента ведь не только враги, сторонники тоже есть, и немало их, ох немало. Вычислили они Женьку Шабанова. Жаль, что и говорить. Все-таки своя рука была прямо, можно сказать, у Президента за пазухой. Без Женьки трудно будет. Но, с другой стороны, поделом ему. Сам виноват.