Первую версию «Осени патриарха» я начал в Каракасе в 1958 году. Это было прямолинейное повествование от третьего лица о воображаемом карибском диктаторе, обладающем чертами многих реальных людей, но большей частью списанном с венесуэльца Хуана Висенте Гомеса

[2]

. Я сильно не продвинулся в написании романа, когда поехал в Гавану в качестве журналиста, чтобы присутствовать на публичном суде генерала Фульгенсио Батиста, осужденного военным судом по всем видам военных преступлений. Суд длился целую ночь на полном стадионе и в присутствии журналистов со всего мира. На закате генерал был приговорен к смерти и расстрелян несколько дней спустя.

Это был ужасный урок реальности, победившей непостоянство вымысла, который заставил меня изменить традиционную форму романа на душераздирающую и сложную, похожую на то, что мы пережили той ночью (например, старый диктатор на суде рассказал все о своей жизни за десять часов). Первые строки книги подсказал мне сам осужденный, когда поднялся на возвышение, ослепленный вспышками фотоаппаратов, и приказал: «Уберите с моего лица эти вспышки!» Очень скоро я понял свою ошибку. Внутренний монолог героя приговаривал мой роман к тому, что в нем будут только голос и размышления диктатора. Что же делать? В таких сомнениях я находился, когда меня сбил с ног феномен «Ста лет одиночества» и у меня больше не было времени ни на что.

Примерно в эти же года Карлос Фуэнтес

[3]

публично заявил о своей идее, чтобы каждый латиноамериканский писатель написал роман о диктаторе соответствующей страны для новой серии с общим заглавием «Отцы родины». Алехо Карпентьер

[4]

опубликовал тогда роман «Превратности метода», Аугусто Роа Бастос

[5]

— «Я, Верховный». Мигель Отеро Сильва

[6]

начал писать биографию своего соотечественника Хуана Висенте Гомеса, которую так и не закончил, а Хулио Кортасар собирал материалы о погибшей Еве Перон

[7]

. Сам Карлос Фуэнтес сказал мне, что готовил роман о генерале Антонио Лопесе де Сантана, который потерял всю Мексику и все золото Калифорнии в войнах с США и с царскими почестями захоронил собственную ампутированную ногу.

Единственной проблемой тех дней для меня было снова поймать нить своей жизни, так как самым сложным в романе «Сто лет одиночества» было не писать, а убрать его с верхней ступени моих предпочтений. Это происходило не по моей вине, а по вине новых читателей, которые ждали от меня побольше такой же литературы, как прежде, в то время как моя цель была другой: не повторяться. В поисках выхода из сложившейся ситуации в Барселоне я написал серию рассказов, которые по-настоящему были экспериментами в области литературной техники, структуры и стиля — я искал собственную формулу для моего романа о диктаторе. Два из этих рассказов — «Добрый фокусник, продавец чудес» и «Последнее путешествие корабля-призрака» — были уже довольно проработанными моделями того стиля, который мне был нужен.