Сейчас, после бед и мучений мирового кризиса, который то и дело прорывается рецидивами — как выбросы лавы из-под только-только схватившейся каменной корки — мы все чаще оглядываемся назад. Пытаемся вспомнить, когда же нам было хорошо в этом мире. Пытаемся поднять парус воспоминаний и уплыть в те времена на утлой, уже давшей обильную течь лодке иллюзий…

Девяностые…

Кто-то и впрямь вспоминает те годы, как десятилетие прогресса. Десятилетие роста. Десятилетие относительного мирового покоя.

Трудно представить себе большее заблуждение.

Начали распадаться державы, в том числе великие — Союз советских социалистических республик. Начала распадаться система безопасности, система сдержек и противовесов, не дававшая прорваться наружу настоящей беде. Многие считали, что настоящая беда — это танки на улицах Праги в шестьдесят восьмом и не знали, что настоящая — это бомбардировщики НАТО над Белградом в девяносто девятом. Да и это так, не беда — это полбеды. Настоящей беды еще не было.

Все пошло не так еще с утра.

Опоздал Давид. Проклятый мальчишка, пацан, так и не повзрослевший за все время службы, он опять опоздал. В ВВС Израиля были довольно демократичные порядки: сама страна была маленькой, этакий прямоугольник пятьсот километров в длину, пятьдесят в ширину. До самого отдаленного уголка Израиля можно было добраться на машине за пару часов. А потому, если не объявлялось казарменное положение — летчики уходили на ночь домой, не оставались в казармах. Давид снимал комнату в Тель-Аливе, он был из богатой семьи и мог позволить себе такую роскошь. На ночь он просто уезжал на своей проклятой Ямахе в город, и большее количество ночей проводил отнюдь не дома. А потом появлялся на базе не вовремя, да еще и снулый как полежавшая на жаре рыба. Всю первую половину дня он шлялся по базе как неприкаянный, пил литрами кофе и пытался прийти в себя. Только после обеда от него можно было чего-то добиться. И это — офицер ВВС страны!

Вообще то, подполковник давно бы выкинул его из эскадрильи, если бы не одно «но». Когда они проходили переподготовку на Раамы,

[1]

из всех из них только Давид получил высший балл от инструкторов ВВС США. Со своей машиной он мог делать в воздухе все что угодно, она буквально танцевала — и ведь это был не легкий Кфир, на котором и сам подполковник кому угодно дал бы фору. Это был тяжелый, двухдвигательный истребитель-бомбардировщик, берущий до одиннадцати тонн боевой нагрузки, с очень мощными двигателями и хорошими скоростными характеристиками — но посредственной управляемостью. Сам подполковник знал, что такое настоящая управляемость — еще желторотым пацаном он сражался на Кфире с летчиками сирийских ВВС, по какому-то странному стечению обстоятельств в эфире говорящими на том же языке, на котором говорил его механик, совершивший алию

[2]

несколько лет назад. В тех жестоких боях над пустыней они сначала сражались на собственных Кфирах — машинах немного устаревших, но сделанных по схеме «утка» на базе французского Миража и имеющих потрясающую скорость разворота. Пересев из-за потерь на F16, новые американские «летающие гробы» в первом же вылете только их эскадрилья потеряла двоих. Да, подполковник знал, что такое маневренность, что такое хороший самолет и что такое хороший летчик. Потому то и терпел этого раздолбая Давида, воздушного кудесника из Хеврона. Но как-то наказать все равно надо.

— Песах… — мрачно сказал он, смотря на мгновенно втянувшего голову в плечи штурмана-оператора второго экипажа — где твой пилот? Я не вижу его.

— Ну…