— Значит так! — переводя дыхание сказал я — сейчас берете за шиворот этого урода и сваливаете. До точки эксфильтрации пять километров. Рация у вас есть, коды опознания вы знаете, с вертушкой свяжетесь. Пройти эти пять километров надо в максимально быстром темпе — понимаю все — но надо, мужики…

— А вы, товарищ капитан? — сказал кто-то…

— А я остаюсь… — я попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилось что-то наподобие звериного оскала — здесь позиция прекрасная, можно не один час духов держать. Ваша задача — закрепиться, обезопасить точку эвакуации, дождаться вертолета, до него еще есть время. Поймите идиоты, что мне одному уйти проще, чем нам восьмерым, да еще с таким грузом. Здесь километрах в двадцати — база международных сил. Туда и пойду.

— Мы остаемся, товарищ капитан. Одному вам духов не сдержать.

— Б…! — я выхватил пистолет, направил на своих бойцов — вы что, совсем страх потеряли!? Мы в боевой обстановке и это приказ, мать вашу! Берете груз и сваливаете, живо! Считаю до трех! Раз!..

История делается во тьме. В этом — одна из величайших особенностей двадцатого века, его достижение и его проклятье. Если еще в девятнадцатом веке в политике сохранялись какие то, пусть слабые пережитки рыцарства, и нередко солдаты, взявшие на мушку офицера получали команду «Отставить» (считалось что офицеры в армии, даже вражеской служат не для того, чтобы их убивали простые солдаты, сейчас бы над этим многие посмеялись от души, в том числе и я) — то сейчас… Символом конца двадцатого века стала маска. Не театральная. Террористы и бойцы спецназа носят черную маску, чтобы никто не мог видеть их лиц. Политики и государственные деятели носят другую маску, невидимую. Многие не подозревают, что невидимая маска существует, и искренне верят в то, что стоит выбрать правильного политика — и он позаботится о нас. Но это не так. За разными масками скрывается одно и то же — жадность, ненависть, жажда власти. И многие так привыкли к своим маскам, что они стали уже второй кожей…

Черный седан «Крайслер-300» остановился в одном из «карманов» на высокогорном шоссе N 1, проходящем через Калифорнию. Из машины неспешно выбрался благообразный пожилой седой джентльмен с черной кожаной папкой в руках, взглянул на часы. Еще пятнадцать минут — он приехал рано. Значит, время еще есть. Глубоко вдохнув горный воздух, джентльмен подошел к самому краю обрыва и начал рассматривать местные достопримечательности, ни на что не отвлекаясь…

Не так давно этот человек был у власти, входил в Администрацию, дорабатывающую сейчас последний год. Когда отчетливо запахло жареным, покинул ее по собственному желанию. Однако кличку свою в политическом бомонде Вашингтона — "Принц тьмы" он сохранил, что говорило о многом. Знающие люди говорили, что у него есть компромат на половину нынешней администрации, включая и действующего президента Джорджа Буша. И надо сказать, те, кто это говорил, не особо кривили душой.

За спиной раздался скрип тормозов, но человек не обернулся, он всецело был поглощен зрелищем заходящего солнца, окрасившего горную гряду в причудливый, оранжево-красный цвет. Стояла особенная, предзакатная тишина, иногда разрываемая шумом проносящихся по автостраде машин. За спиной раздались шаги.

— Интересная группа… — задумчиво пробормотал я — после той диверсии в Ринасе на них сориентировали сразу несколько поисковых групп. Задание было обнаружить и уничтожить любой ценой. Хотя бы потому что они знали правду про Ринас и примерно прикидывали сколько мы там потеряли. И могли повторить это вновь. А волк, познавший вкус человеческой крови — опаснее в десять раз. Только вместо этого — сами выхватили, будь здоров. Хорошо что я в это дело не влез — сам в то время уже был вне армии и по уши в дерьме из-за своих разоблачений… А этот Седой — он кто такой?

— Извини Майкл — твердо сказал Душан — но я этого не знаю. А если бы и знал — не сказал бы. Сам должен понимать.

— Понимаю… Как же ты его найдешь?

— Мне надо попасть в Россию, в Москву и как можно быстрее. У меня есть пара знакомых в московской братве, с тех времен еще. Через них найду.

— Это все ваше? — Седов с интересом осматривал длинную, взлетно-посадочную полосу, здания бывшей военной базы, выкупленной мной в конце девяностых и превращенных в основную операционную базу компании «Альфа-Секьюрити».

— Вообще то не мое — фирмы. Но фирма принадлежит мне, так что в каком-то смысле — да, мое.

— Неплохо, неплохо…

— Стараемся… — бросил я, глядя на приближающийся к маленькому бизнес-джету огромный Шевроле-Субурбан…

Адмирал Рейли сработал быстро. Одиннадцатого, курьером мне доставили три удостоверения сотрудников международной гуманитарной организации "Врачи без границ", накладную с цифровым кодом

[27]

на получение груза на базе Манас в Кыргызстане и командировочное предписание, позволяющее на эту базу Манас попасть рейсом военно-транспортной авиации. Также адмирал снабдил меня письмом к командованию базы Манас, за подписью аж председателя Объединенного комитета начальников штабов и точно таким же письмом к командованию контингента в Афганистане. "Подателю сего оказывать всемерное содействие" и все такое… Сам адмирал должен был прибыть в Кыргызстан не раньше июня. Там же был и еще один, весьма обрадовавший меня документ — подписанный контракт и банковская выписка, подтверждающая прохождение первичного платежа. Можно было работать…

Седой связался со своими, я упаковал и отправил на военную базу отобранное оружие и снаряжение, и мы вылетели…

Летели тяжело. Сначала из Техаса до Вашингтона, до гражданского аэропорта. Там двое спецкурьеров передали мне подарок от адмирала — защищенный ноутбук с титановым корпусом. Там была информация для анализа, бесценная — подробные спутниковые карты Афганистана и Пакистана с нанесенными на ними объектами, радиочастоты и позывные для опознания по всему Афганистану, досье на агентуру и подозреваемых в террористической деятельности. В общем полный комплект — за такой вот ноутбук талибы не пожалели бы ничего. Я приковал ноутбук тонкой стальной цепочкой к руке, как это было предписано правилами транспортировки носителей такой информации, после чего мы сели на С5А Galaxy, направлявшийся в Манас…

В Манасе выполз из самолета с гудящей головой, огляделся по сторонам. Бывший военный аэродром Советской армии, теперь вроде как "международный аэропорт", хотя гражданских бортов здесь — процентов двадцать от общего количества, не более. Старые неопрятные бетонные и кирпичные здания соседствуют с современными НАТОвскими из быстровозводимых конструкций. Постоянно взлетают и садятся самолеты — С17, С130, С5, французские С160. От этого на летном поле стоит такой грохот и вой, что раскалывается голова, а собеседнику, чтобы он понял, приходится кричать на ухо. Остро пахнет авиационным керосином, и тут и там на бетоне переливающиеся всеми цветами радуги лужи. Весь технический персонал работал в современных наушниках, у меня же был примитивные затычки для ушей, которые несильно помогали. Договорившись с водителем складского тягача, мы направились к штабу базы.

Этот бар был уже знаком — и мне и Душану. В последний раз мы встречались здесь совсем недавно, в самом начале той поездки в Ирак. Той самой, когда я чуть не погиб. Да и всем нам досталось…

Лимасол был городом портовым, поэтому незаметно прибыть сюда никакой проблемы не составляло. На Кипре нет контрразведки и почти нет полиции, единственно кого они боятся — так это Турции, которая захватила северную часть Кипра, но имела виды на весь остров. Кипр жил туризмом, поэтому сюда из многих стран мира можно было прилететь вообще без визы. А те, кто приплывает в порт на частной яхте, да еще и арендованной для "круиза по Средиземноморью" на вымышленное имя, следов не оставляют совсем…

На место я прибыл первым, машину поставил метрах в ста от бара. Прогулочным шагом обошел все окрестности, изображая туриста и снимая подозрительные места на видеокамеру. Если в стране нет разведки — это не значит, что в ней не может действовать чужая разведка. Израильский МОССАД, например уже отметился здесь своими акциями. Но ничего подозрительного здесь не было.

Зашел в бар, занял столик. Время было подходящее — между завтраком и обедом, и если обычно мест в баре «Тунец» не бывает — то сейчас мне удалось занять прекрасный столик — так, чтобы сидеть спиной к стене и в паре метров от двери на кухню. Заказал рыбный суп — здесь рыбу утром вылавливают, а вечером уже подают на стол. Не то, что у нас в США — мороженая с прилавка «Уолл-Март» — поэтому и вкус у рыбных блюд совсем другой…

Душан появился через несколько минут, раньше, чем я ожидал. Он прилетел из Германии и тоже изображал туриста-рыбака. Шорты, яркая гавайская рубаха и даже удочка в чехле для полноты картины. Для того, чтобы опознать в нем серба, разыскиваемого за "преступления против человечности" нужно было иметь уж очень богатое воображение…

Ушли мы чудом. Хотя большая часть чудес и творится руками человека, но все равно можно сказать что — чудом. Да и вляпался я во все это дерьмо тоже — чудом.

Судя по тому, как быстро Айша сориентировалась, она явно принадлежала к одной из ячеек местного сопротивления. Сопротивления, кстати, в Пакистане хватало, самых разных сортов. Были боевые организации белуждей, боровшихся за создание независимого Белуджистана и за воссоединение со своими братьями, живущими по ту сторону ирано-пакистанской границы. Был Талибан, который боролся не столько с пакистанскими властями, сколько с американцами. Но и пакистанским властям доставалось при попытках хоть как-то ограничить талибский беспредел в стране. Ни к одной мечети, например и близко подойти было нельзя из-за угрозы массовых беспорядков — а в мечетях вербовали шахидов, укрывали разыскиваемых, раздавали оружие и взрывчатку, призывали к всемирному джихаду. Были и боевые организации афганских беженцев, к одной из которых, видимо и принадлежала Айша. Афганцы начали появляться в стране еще с семьдесят девятого года, когда в соседнем Афганистане к власти пришли коммунисты. Когда же в Афганистане началась война — поток беженцев через границу стал почти неконтролируемым. Цифры называют самые разные, но по оценкам международных экспертов в Пакистан бежало от миллиона до двух с половиной миллионов афганцев. Пакистанцам они были совсем не нужны, что происходит в стране, которую заполонили беженцы-мусульмане, все прекрасно знали по примеру Ливана. Но принять беженцев пришлось, под давлением США и международного сообщества. В восьмидесятых годах в Пакистан потоком шли деньги за беженцев, большая часть которых прикарманивалась пакистанскими властями и командирами моджахедов, а самое главное — потоком шло оружие. В любой восточной стране власть держится на штыках — и диктатор Пакистана Мухаммед Зия Уль-Хак с удовольствием полностью перевооружил свою армию за счет американских налогоплательщиков.

Но сами по себе беженцы были никому не нужны. Они были нужны Саудовской Аравии, как питательная среда для распространения ваххабизма. Они нужны были Пакистану, как основание для поступления в страну оружия и международной помощи. Они нужны были и США как пушечное мясо для войны против советской армии в Афганистане. Но самое главное — всем нужны были их страдания, а не нормальная жизнь — в этом случае афганцы попали в ту же ловушку, что и палестинцы. Они нужны были именно как страдающий, изгнанный со своей земли народ. Никто даже пальцем не пошевелил для того, что бы хоть как-то устроить жизнь афганцев — почти все поступающие в их адрес деньги расходились по карманам и швейцарским счетам…

После ухода СССР из Афганистана они и вовсе перестали быть кому-то нужны, более того — они стали помехой. Пакистанского или какого-либо иного гражданства им не предоставили. Нормальных условий жизни им никто и не собирался создавать, ни тогда, ни тем более сейчас. После ухода советских войск из Афганистана многие моджахеды вернулись в Пакистан. Кто-то ушел в криминал — пакистанские суды получили указание применять смертную казнь к афганцам максимально широко. Многие ушли во всемирный джихад — моджахеды всплывали как основная ударная сила исламских террористов и в Сомали и в Алжире и во многих других местах. Кто-то вернулся в разгромленный, разграбленный Афганистан, многие там занялись наркоторговлей. А кто-то продолжал жить в своих хибарах, зарабатывая деньги, чем придется — уже третий десяток лет…

Вместе со мной на экзекуцию вывезли еще человек десять. Кто они такие, и в чем виновны — я не знал. По виду — простые крестьяне, избитые. Сейчас они, по видимому прощались друг с другом, ни одного слова я не понимал.

Приговоры здесь исполняли на свалке. Полицейский фургон, человек с автоматом. Чуть в стороне пофыркивал бульдозер — тела исполненных заваливали мусором…

Нас выстроили на краю небольшого рва, видимо выкопанного в мусоре до этого. Странно — но мне и в самом деле стало в тот момент страшно, один из немногих моментов в жизни, когда я реально испытывал страх. Внезапно показалось, что я допустил где-то ошибку в моих расчетах и меня сейчас и впрямь казнят. Но если и так — значит так тому и быть. Никого ни о чем умолять я не стану…

Расстреливать взялся тот самый офицер, который вел меня к Салакзаю. Он выбрался из новенького черного, затонированного, возможно даже бронированного автомобиля Тойота ЛэндКрузер, на котором ехал за полицейским фургоном, забрал у одного из солдат автомат. Автомат был с двумя рожками, связанными попарно синей изолентой — почему-то это запомнилось.

Зимняя непроглядная ночь накрыла город своим черным покрывалом — но спокойствия не было. На какое то время город словно замер перед ударом — но напряженность сохранялась, она висела в воздухе, заражая всех ядовитым безумием…

Улица плыла в тягучем тумане — словно ты пытаешься бежать в воде. Была зима, католическое рождество прошло, настало время христианского — но снега в этом мрачно-торжественном городе не было. Только гулкие улицы, старинные дома центра, идущие навстречу люди, которым нельзя дать запомнить себя в лицо, привлечь их внимание…

Все правильно — именно этот перекресток, который показали мне на фотографии, а вон и тот дом. Теперь надо было пройти сто пятьдесят метров, войти в первый подъезд, подняться на последний этаж, открыть ведущий на крышу люк — дужка замка заранее подпилена и нужно совсем небольшое усилие, чтобы его сломать. Я — призрак, тень, меня нет, и никогда не было, просто не могло быть в этом городе. И люди вокруг — словно серые тени на черном покрывале ночи, едва подсвеченные болезненно-желтым светом окон и уличных фонарей…

Время теней…

   - От кишлака в нашу сторону идет человек. Местный, оружия не вижу!

   - Понял, тревога! Доложить по секторам!

   - Север - чисто!

   - Запад - чисто!