Сергей уже жалел, что перед походом в комиссариат не выпил немножко сливовицы – всё было бы не так скучно и противно сидеть в тюремной камере. Но кто же знал, что поход этот так бесславно закончится?

Комов сел на нары, потом лёг на них, уставившись в потолок. По российским меркам эта камера, наверное, относилась бы к категории «люкс», чтобы попасть в такую же на Родине, подследственный должен был всучить надзирателям взятку. Обычно ведь в отечественных камерах, рассчитанных на пять человек, ждут своей участи втрое больше людей – спят, как на подводной лодке, по очереди. Здесь Сергей был абсолютно один.

Такому жилью позавидовали бы бездомные, которые прямо-таки стремятся попасть в тюрьму на время зимних холодов, – здесь тепло, не надо думать о хлебе насущном, тюремный повар готовит горячую кормёжку каждый день. Но с каждой минутой всё больше и больше нарастало в Комове чувство тоски. Даже не оттого, что на крохотном окне, куда едва-едва проникали солнечные лучи, и на железной прочной двери, которую разве что тротиловой шашкой прошибёшь, были решётки, а – от неопределённости.

На сколько его сюда засадили, Сергей и гадать не мог, но его начинало тяготить одиночество, сейчас он был готов променять эту клетку (которая для кого-то могла показаться золотой) на обычный «обезьянник», переполненный пьяными, возбуждёнными фанатами какого-нибудь футбольного клуба, которых забрали в отделение «за нарушение общественного порядка». В таких случаях милиционеры проявляли особую осторожность и задержанных болельщиков-противников размещали по разным отделениям.

Комов однажды снимал сюжет на эту тему, он подпихивал микрофон поближе к решётке, а за ней полуголые фанаты кричали, что они ещё зададут жару своим «оппонентам», вытягивали в разные стороны руки, а в них сжимали шарфы с расцветкой любимого клуба.

По всей Европе лето 1999 года выдалось засушливым, и не начни натовские самолёты бомбить Югославию, именно с сюжетов об одуряющей жаре начинались бы выпуски новостей по всему континенту.

В Белграде тоже было жарко, настолько жарко, что на улице губы вмиг пересыхали, начинали трескаться, будто ты оказался под горячим солнцем пустыни. Постоянно хотелось пить, но вода уже не утоляла жажду, а только выходила через поры обильным потом.

Сергей вместе с оператором Игорем Зубцовым поселились в центре Белграда в фешенебельной гостинице, которая носила такое родное название «Москва». Открыли её в начале двадцатого века под звуки королевского оркестра, одним из первых, кто в ней остановился, был какой-то русский князь с супругой, но снимал во времена оны здесь номер и Лев Троцкий, бывший тогда корреспондентом газеты «Правда» на Балканах. Может, он даже и номер занимал тот же, что и Комов с Игорем, хотя Сергею не хотелось жить там же, где обитал этот пламенный р-революционер. Во время оккупации, когда в гостинице размещалась штаб-квартира гестапо, её перекрестили в «Великую Сербию». Зря фашисты так сделали, лучше бы оставили прежнее название, потом, на старости лет те, кто пережил войну, рассказывали бы, что жили в «Москве», а у слушателей глаза б на лоб лезли! С концом оккупации гостинице вернули прежнее название и даже во времена, когда Тито поссорился со Сталиным и у Югославии с Советским Союзом были весьма напряжённые отношения, на её фасаде по-прежнему светилось: «Москва».

Средства, выделенные компанией на командировку, приходилось экономить – вот Комов с оператором и взяли на двоих один номер. Потом, когда они принесут сдавать в бухгалтерию квитанции об оплате за проживание, их, конечно, похвалят за бережное отношение к общественным деньгам, и никому не придёт в голову выяснять, что номер-то на самом деле был двухэтажным. На первом этаже располагались гостиная и туалет, а на втором – спальня, ванная и ещё один туалет.

Но жизнь в этих великолепных апартаментах, где роскошная мебель была сделана в стиле Людовика XV, превратилась в настоящий кошмар, в пытку. Дело в том, что из-за бомбёжек постоянно случались перебои с водой и электричеством, а, следовательно, кондиционер большую часть времени не работал. Номер очень быстро нагревался, превращаясь в парилку, но стоило открыть окна и впустить внутрь уличный воздух, как вместе с ним прилетали тучи голодных комаров. Ощущение ещё то – словно ты оказался в тайге. Отбиваясь от кровососов, Сергей и оператор дёргались, точно танцевали джигу. Истребить всех комаров было практически невозможно, всегда приходилось быть настороже: вот сейчас какое-нибудь недобитое насекомое подаст признаки жизни, и ты услышишь возле своего уха противный писк.