Утром в день своей смерти Кейли Бриджмен проснулся с ощущением запаха парусины и с надеждой на солнечный день. Прохладный предрассветный воздух начали пронизывать незамысловатые мелодии певчих звонарей, и на растяжке его палатки забил крыльями лесной голубь. Кейли выбрался из-под полога. Видневшаяся в сумерках буковая поросль была усыпана крупными каплями росы. Перерывы между трелями птиц заполнялись журчанием близкого ручья и отдаленным шумом реки Вайнуй, не прекращавшей разговор со своими валунами и утесами. Вдоль реки сквозь смутные очертания деревьев проглядывали два «лендровера» и палатки остальных — его жены; его приемного сына; Дэвида Вингфилда — таксидермиста; и Соломона Госсе, Госсе, с которым Бриджмен не ладил.

В той или иной степени он, собственно, не ладил тут со всеми, но не придавал этому особого значения. На своей жене он, что касается ее умственных способностей, уже давно поставил крест. Общего между ними ничего не было. Ее никак не интересовали, птичьи песни.

«Тинг-динг» — вызванивали в небе певчие птахи.

Если все пройдет удачно, то сегодня к вечеру к этим голосам на магнитофонной ленте присоединится еще один, голос ночной ру-ру, маленькой новозеландской совки Бриджмен вгляделся через лощину, где на самом краю скалы на фоне бледнеющих звезд высоко поднимались темные очертания бука. Там, под деревом, лежали хорошо скрытые от постороннего взгляда и готовые к установке все необходимые предметы. Сейчас, по меньшей мере, за два часа до того, как лагерь начнет просыпаться, самое подходящей время установить аппаратуру.

Он ловко пробрался через густую колючую папоротниковую поросль к тому месту, где перебросил примитивный мостик через очень глубокую и узкую расщелину. По ее дну протекал ручей, впадавший в Вайнуй ниже их лагеря. В том месте обитатели лагеря устроили в ручье запруду, чтобы получился бассейн для купания, Сам Кейли в сооружении этой запруды не участвовал.