Судья вернулся в зал суда. Все встали. Он объявил приговор: «В соответствии с вердиктом присяжных обвиняемый в убийстве жены признан невиновным и освобождается из-под стражи в зале суда». Зал зааплодировал. Не вердикту, конечно, а виртуозности адвоката, который с легкостью и некоторой небрежной иронией перевернул дело с ног на голову. В начале процесса никто не сомневался — убийца получит не менее двадцати лет, учитывая его третью судимость. Но появился Роман Сатановский, адвокат, не проигравший ни одного уголовного дела. Его услуги оплачивались заоблачными суммами в валюте. Одна фамилия чего стоит.

В зале, в последних рядах, сидела невероятной красоты женщина лет двадцати семи-восьми. Жгучая брюнетка с черными бездонными миндалевидными глазами. Трудно определить, к какой национальности ее можно было отнести, вроде бы к азиатской, но ни китаянкой, ни тайкой ее не назовешь. Есть что-то арабское либо пуэрториканское… И при этом слишком белая бархатистая кожа. Невероятно самобытна и совершенна. Ничего с уверенностью сказать нельзя. В общем, восхищайся и не морочь себе голову.

Звали красавицу Кристиной, жила она с мужем в пригороде, в прекрасном особняке, ни в чем не нуждалась. За последние полгода Кристина побывала на многих заседаниях. Ее интересовали дела, связанные с убийствами. На одном из процессов она увидела адвоката Сатановского и стала ходить только на его, если можно так выразиться, представления. Каждое его выступление походило на спектакль. Он заставлял публику плакать, смеяться, грустить.

— Тридцать два — ноль, — прошептала Кристина. — Отличный счет в вашу пользу, господин Сатана! — И вышла из зала, не дожидаясь конца.

Стояла прекрасная погода, весна готовилась уступить место лету. Скоро начнется сезон — слетятся отпускники со всех концов света, на рынках и в магазинах не протолкнешься.

Слежку Кристина заметила неделю назад, но плевать она хотела на приросший к ее заднице хвост. Пусть следят, все равно не спрячешься — ярко-красный «Ягуар» за версту видно. Таких машин и в Москве по пальцам пересчитать, а уж здесь и говорить не приходится. На закономерный вопрос — кого могла заинтересовать ее персона, она не находила ответа. Муж? Глупость несусветная. Ее дорогой Митенька никогда не был ревнивцем. Кристина прожила с ним десять лет и знала его как облупленного. Дмитрий на подобные низости не способен. Да она никогда и не давала повода для ревности. Свои романтические влюбленности, похожие на вспышки молний, умела скрывать. Не было ничего серьезного — обычный легкий флирт для самоутверждения. Надо же знать, может ли она в свои двадцать восемь сводить с ума молодых красивых мужиков. Может. Иногда она делала это нарочно, на глазах мужа и у всех на виду. Кого-то ее поведение шокировало, а Митя лишь ухмылялся, зная цену ее лицедейства. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Кругом скука и мрачное однообразие. Средний класс еще не образовался и вряд ли возникнет на пустом месте в ближайшие годы. Нижнюю планку занимали малоимущие обыватели. Им не до игр. К высшему кругу себя причисляли все, у кого было много денег, в том числе и российский криминал, наживший капитал на крови. К сожалению, таковых было большинство. Кристина же относила себя не к «новым русским», а к возрождающейся русской буржуазии, интеллигентной тонкой прослойке общества, которая может позволить себе жить по своим неписаным правилам, в комфорте, не думая о хлебе насущном. Никто в этой компании не выпячивался, открыто не завидовал. Казаться именно такой ей нравилось.

Однажды Кристине надоел ее хвост, и она решила похулиганить. Надо же чем-то себя развлечь. Машиной она управляла лихо и нагловато, порой создавая на дороге аварийные ситуации. На сей раз проскочила три красных светофора на бешеной скорости и скрылась в переулках. Свернув в подворотню и затормозив, Кристина достала из «бардачка» черный парик, темные очки, косынку. Выйдя из машины, скинула черный лаковый плащ, бросила его в багажник, достала белый. Несколько минут — и перед нами другая женщина. Все у нее получилось быстро и ловко. Она не торопясь пошла по переулку, изредка останавливаясь возле витрин. В магазины не заходила, ее гардеробы и так были завалены тряпками, многие ни разу и не надевались. Некуда. А дома Кристина переодевалась по три-пять раз в день, меняла прическу и макияж. Никто никогда не видел ее в халате или растрепанной. Она любила следить за собой, хотя жили они с мужем одни, на отшибе, у самого берега моря на холме. До ближайших соседей на велосипеде ехать минут десять.

Переулок вывел ее на знакомую площадь, где располагалось кафе «Шоколадница», Кристина любила заходить туда, выпить кофе с пирожными. О диете она еще не думала, позволяла себе есть все, что нравится и хочется. Ее фигура оставалась стройной и соблазнительной — осиная талия, округлые бедра…

В кафе все столики были сдвинуты к правой стене, а левую, стоя на стремянке, расписывал художник.

Кристина принялась разглядывать роспись. Это был необычный пейзаж с райскими птицами. Листья деревьев красные, небо сиреневое, трава голубая. Удивляло сочетание красок, цвета прекрасно гармонировали между собой, унося тебя в призрачный мир сказки или снов. К художнику подошел официант и что-то ему сказал. Тот кивнул, спустился со стремянки, снял берет, заляпанный краской фартук и сел за свободный столик. Официант принес ему кофе и бутерброды.

Художник приехал во время второго завтрака, ровно в полдень, как и договаривались. Супруги пили кофе на веранде, Кристина, как всегда, выглядела прекрасно, она была неотразима.

— Смотри, детка, он приехал на велосипеде, — усмехнулся Дмитрий. — Ты уверена, что он стоит тех денег, которые ты намерена ему заплатить?

— Меня не интересует его личность. Пусть он будет хоть бомжем. Когда увидишь его работы, сам все поймешь.

День был солнечный, под голубым небом стоял их шикарный особняк, море сверкало, переливалось яркими красками, с высоты холма казалось, что его осыпали бриллиантами.

Молодой человек прислонил велосипед к дереву, снял папку, привязанную к раме, и направился к веранде.

В жизни бывают пейзажи ничуть не хуже тех, что на своих картинах изображал Афанасий. Представьте себе солнечное утро, сказочный сосновый бор, подползающий к обрыву, под которым изумрудные волны гладят песчаный берег. В скале умело вырезаны ступени, ведущие на вершину холма. На холме мягкий стриженый газон, шикарный особняк, увитый итальянским плющом. У самого обрыва пестрый раскрытый зонт невероятных размеров, а под ним абсолютно нагая красавица с безупречными формами.

Афанасий приехал вовремя и долго не решался подойти к чудной обнаженной женщине с бархатистой кожей. Она лежала на животе и дремала под лучами солнца. Он боялся спугнуть ее, как дикую птицу. Взмахнет крылышками и улетит, вся гармония будет тут же нарушена.

Набравшись смелости, он, наконец, подошел.

— Извините, Кристина, что беспокою. Я еще не освоился здесь…

Она приподняла голову и глянула на него сквозь темные стекла очков. Потом произошло что-то невообразимое: она перевернулась на спину и легким движением накинула полотенце на бедра. Высокая грудь оставалась открытой.

Уже стемнело. На веранде включили свет. Мягкий, ненавязчивый он отражался от белых стен дома. С внешней стороны светильники были прикрыты медными, согнутыми в полукруг полированными пластинами. На белой скатерти стояли серебряные подсвечники с витыми свечами.

Вечер начался с хорошего вина. Сегодня Дмитрий Андреевич предложил художнику остаться на ужин. Работа продвигалась медленно. На стене спальни появился рисунок углем, до красок дело еще не дошло. Афанасия никто не торопил.

Роза поставила на стол блюдо с камбалой, запеченной в духовке по особому рецепту хозяина. Ее поблагодарили и отпустили домой.

— Третья камбала за неделю! — восхитилась Кристина. — Кажется, тебе поперла удача, дорогой.

— Прет только дуракам. Я понемногу отхожу от дел и вместо совещаний провожу время на воде. Рыбаки своих тайн не выдают. Я много сменил мест, пока не нашел тихую заводь, где по дну ползают эти красавицы. — Дмитрий выпил бокал вина, потом принес себе бутылку виски.

Зрители аплодировали стоя, занавес открывался двенадцать раз, актеров забрасывали цветами. Спектакль удался на славу. Наконец все стихло, и довольная публика, балагуря, начала расходиться. Кузьма Михайлович прошел за кулисы, его проводили до артистической уборной, где висела табличка: «Заслуженный артист России Белкин Е.Л., Заслуженный артист России Шикаев Х.М.».

Шерман поправил целлофан на букетах и, постучав, вошел в гримерную, где и одному было бы тесно, не то что двоим.

— Поздравляю, господа! Приятно видеть истинное искусство. И где? В Красноярске, а не в Питере или в Москве. Я бизнесмен, приехал издалека и не жалею, что оказался на спектакле. Позвольте представиться — заядлый театрал Шерман Кузьма Михалыч.

Ему нужны были артисты, которые могли бы сойти за уголовников, и он нашел таких. Плюсом оказалось и то, что они дружили и сидели в одной гримерке. Досье на них собрали быстро: люди они были семейные, с деньгами у обоих проблемы. Есть на чем поиграть.

— Собственно говоря, я пришел предложить вам работенку, — сказал Шерман.

Последний мазок был нанесен на холст, и художник опустил руку с кистью, любовался собственным творением, склонив голову на бок. Натурщица, девятилетняя девочка с лохматой собакой по кличке Дези, вскочила с высокого кресла и подбежала к мольберту.

— Ой, как здорово! Прям, как в зеркале.

Ее отец в форме подполковника потрепал пышные белокурые кудряшки дочки и сказал:

— Вот что значит талант!

Папочка стоял за спиной художника и наблюдал за его работой.

Появление шефа в офисе всегда вызывало оживление. Всем хотелось поздороваться с хозяином, люди высыпали в коридоры и раскланивались перед ним. Некоторым он пожимал руку, красивым девушкам ручки целовал. Его считали самым демократичным фирмачом. За десять лет он не уволил ни одного сотрудника, платил премиальные, а под Рождество дарил подарки и каждого служащего знал по имени-отчеству. Подчиненные сожалели, что такой обаятельный и милый человек почти отошел от дел, передав управление заместителю. Дмитрий Андреевич Петляр, оставаясь владельцем фирмы, приезжал в офис не чаще одного раза в неделю. Высокий, статный, обаятельный, всегда безукоризненно одетый, он к своим пятидесяти двум годам перенес два инфаркта. У многих сотрудниц, смотрящих ему вслед, наворачивались слезы. Не дай Бог с ним что-то случится, фирма развалится. Нынешний руководитель не имел авторитета. Сотрудники называли Богданова Ник-Ник, сокращенное имя-отчество, считали, что он без царя в голове. Старается, пыхтит, но может быть лишь послушным исполнителем. Крупная фирма с большими оборотами капитала была ему не по зубам. Все понимали положение дел и молились во здравие Дмитрия Петляра.

Молоденькая секретарша, перешедшая по наследству к заместителю, увидев шефа в дверях, выскочила из-за стола, подбежала и поцеловала его в щеку.

— Как я рада вас видеть! К сожалению, вы бываете все реже и реже.

— Что делать, Ларочка, врачи запрещают работать. Ник-Ник у себя?

— Пыхтит. Собрал компашку к вашему приезду. Что вам предложить? Чай, кофе, меня?

Свой «Крайслер» представительского класса, уникальный экземпляр, Дмитрий Андреевич оставил на платной стоянке и взял такси.

В престижном трехэтажном доме на двух этажах было по две квартиры, на третьем — только одна. Она занимала весь этаж. Петляр позвонил в дверь. Ждать пришлось недолго. На пороге появился молодой человек высокого роста, с очень яркой внешностью.

— Я ждал вас раньше, Дмитрий Андреевич. Уже подумал, что вы отказались от своих планов.

— Мне несвойственно менять решения. Нужен был подходящий момент, и он наступил.

В квартире пахло краской. Во многих комнатах мебель была сдвинута к центру и накрыта тканью, отштукатуренные стены расписаны.

Домработница Роза приезжала в дом Дмитрия и Кристины к восьми утра. От поселка она ехала полчаса на автобусе, ее знали все водители и перед поворотом к особняку притормаживали. Дальше женщина шла пешком через лес минут пятнадцать по засыпанной гравием дороге и оказывалась на вершине холма, где стоял особняк. У нее был один выходной в неделю, остальные дни приходилось работать по десять-двенадцать часов. Все зависело от хозяина — когда он вернется с рыбалки и сколько рыбы привезет. Ее надо было вычистить и поджарить, если только Дмитрий Андреевич не затевал уху. Варил он ее на костре и часто угощал Розу своей стряпней. Готовил Петляр и другие деликатесы, все зависело от настроения и количества выпитого. Иногда он напивался так, что Розе приходилось тащить здорового мужика на второй этаж в его спальню. Кристина помогала ей в меру своих сил.

Роза переживала: такой представительный мужчина, умница, эстет, а напивается как свинья. И это при его больном сердце.

Обычно после завтрака Дмитрий Андреевич брал ведро для рыбы и спускался к пирсу, где стоял его катер. Сегодня хозяин был молчалив и задумчив.

— Вот что, Роза, сегодня должен приехать художник, — сказал он, выйдя на веранду. — Начнет расписывать спальню Тины. Ты уж накорми его обедом. Мне кажется, парень вечно ходит голодным.

— Это тот, что приезжал вчера?