Все началось со странного происшествия. Я заканчивал строительство дома на садовом участке. Была вторая половина сентября и мы готовились к переезду в город. В этот день я ночевал один. Рано утром, выйдя из дома, я увидел у крыльца сидящую на земле маленькую птичку. Она по величине и по форме напоминала воробья, но была почти вся, белая. Она сидела на земле и не двигалась. Странным было то, что всего в метре от нее сидел мой здоровый сибирский кот, который смотрел на нее, но не трогал. Я взял птичку на руку. Она покорно сидела на моей ладони и казалось, что она была больна. Ни пить, ни есть крошки и подсолнечные семечки не стала. Я понес ее к соседу; может они возьмут? Но сосед сказал, что у него дома тоже кот, и не взял. Он хотел подержать ее в руках. Она вдруг начала клевать и щипать мою руку, хотя я и не держал ее вовсе. Потом вдруг стремглав взлетела вверх и скрылась из виду. Целый день я думал об этом странном случае. Смущало то, что в нашей местности таких птиц я не видел. Но к вечеру забыл все за работой; да мало ли что могло быть, может у кого из клетки улетела? Но на следующее утро, выходя из дома, я увидел снова ее у крыльца, лежащую на земле. Взяв в руки, я обнаружил, что она была мертва. В это время приехала жена и я рассказал о случившемся. Она тоже удивилась и сказала, что это все не к добру. Птичку мы закопали и можно было бы забыть. Я никогда не был суеверным и религиозным. Более того, я был ярым атеистом и не признавал никаких богов, никаких духов. Но у меня появилась какая-то нестерпимая тоска; как будто я потерял что-то самое дорогое, и что ничего поправить уже нельзя. Душа моя страдала и плакала. Сердце болело.

Через несколько дней мы переехали в город. Но это состояние тоски и душевной боли не проходило и продолжалось два месяца. Я чувствовал, что со мной должно что-то произойти. Но пока ничего не предвещало никакой беды. На здоровье не жаловался. Не пил и не курил. Нигде не работал, был на пенсии. У жены тоже все нормально. Но тем не менее эта тоска не проходила.

Гроза разразилась внезапно, совершенно неожиданно, через два месяца после того случая. Среди ночи меня затошнило, я встал с постели и проходя через зал, вдруг потерял сознание и упал на пол. Очнулся в луже крови. Это было желудочное кровотечение изо рта. Потерял более двух литров крови, пока не подъехала скорая и меня везли в отделение экстренной хирургии. Там утром я потерял еще два литра, а к вечеру вышла вся оставшаяся.

На хирургическом столе я лежал абсолютно обескровлен, но в сознании и в здравом рассудке. Через капельницу мне вливали какую-то прозрачную жидкость. Была глубокая ночь. Около меня собрались врачи и решали, что со мной делать? Все говорили, что операцию делать нет смысла: «Все равно дед умрет на столе».

Я все это слышал, но оставался абсолютно спокоен. Я знал, что жить мне осталось несколько часов, а может даже несколько минут. Смерти я не боялся. Как бывший летчик, я много раз смотрел ей в лицо и как-то даже привык к этому. Да и возраст мой был уже под шестьдесят. Молодой хирург, по фамилии Беляев, решил все же меня оперировать и спросил, как у меня с сердцем? Я сказал, что все в порядке, и даже пытался его успокоить, говоря: начинайте быстрее и смелее, я готов к любому исходу. Подписав бумагу, о том, что я предупрежден о возможном летальном исходе, я понял, что через минуту я усну и возможно никогда уже не проснусь.

Выписавшись из больницы, я начал готовиться к исповеди. Трудно было припомнить все свои грехи за пятьдесят лет жизни. Я стал выписывать, но вскоре понял, что это слишком большой объем и займет на исповеди много времени. Потом стал группировать их в соответствии с Законом Божиим (десятисловием), это облегчало задачу.

Хорошо помню этот субботний день во время Великого поста, когда мы с женой впервые пришли в храм. На исповедь была очередь. Я пропустил всех и подошел к священнику последним. Сильно волновался. Стал читать свой перечень грехов, но пересыхало в горле. Тогда священник сказал, что если я выписывал все свои грехи на бумагу, то естественно, я их уже перечислил пред Богом в мыслях своих и мне нужно только покаяться в них. Что я и сделал. Затем вошел в храм, где служба уже началась, и впервые за пятьдесят лет, со всей серьезностью и с глубокой верой положил на себя крестное знамение. Церковный хор исполнял какую-то молитву. Слов я не разбирал, но пели они так хорошо, что мелодия самые глубины души. Я мысленно молился своими словами и чувствовал, что Бог рядом со мной, более того — Он во мне, в моем сердце. Потом было причастие Святым Таинства Христовым. На глазах моих были слезы радости и умиления. Служба закончилась, но мне не хотелось уходить.

Когда ехал домой, я чувствовал, что в жизни моей произошел переворот. Изменилось все: и чувства, и поведение, и мысли. Я увидел мир совершенно другими глазами. В душе было чувство какого-то особого возвышенного духовного состояния, какой-то особой любви ко всем окружающим меня людям; все люди казались мне прекрасными, и я только жалел, что они не имеют такого же чувства, как у меня. Чувство огромного счастья переполняло меня. Ощущение было такое, как будто я освободился из длительного заключения и получил документ, где написано: «Ты очищен и помилован», и подпись: «Господь Бог твой».

Прошло уже почти два года, но это состояние души сохранилось у меня по сей день. Поведение мое изменилось в корне. Я перестал гневаться, раздражаться, сквернословить. Стал спокойным и уступчивым. Для меня стало огромным удовольствием сделать кому-нибудь что-то доброе, полезное. Я совершенно не расстраиваюсь при утрате чего-либо материального. Никогда не впадаю в уныние. Утром просыпаюсь радостным и счастливым. Недавно жена мне говорит: «Мы уже второй год живем в Царстве небесном». Мысленно я никогда не расстаюсь с Богом и благодарю Его за каждый дарованный мне день в царстве Божием.

Беда пришла внезапно и совершенно неожиданно. Я занимался строительством на садовом участке. Пришла знакомая нам женщина и увидев наш дом, украшенный резьбой, похвалила меня, сказав: «Золотые у тебя руки. Дай Бог тебе здоровья!» На что я тут же ответил: «Да, вот, не дает». Откуда взялись эти слова? Как мог я их сказать? Не иначе, как сатана успел повернуть мой язык в другую сторону. Но, слово — не воробей. В следующее мгновение острый меч пронзил мое сердце. Я понял, что произошло страшное: я согрешил пред Богом. Это была ложь. Более того, это была дерзкая клевета на Бога, Который вытащил меня из ада и простил все мои грехи, исцелил меня и даровал мне Царство Небесное. Клевета на Бога, Которого я так бережно носил в сердце своем. Я нарушил не только Закон Божий, но и изрек хулу на Духа Святого, Которого имел от Бога, и Который хранил меня день и ночь. Я знал, что такой грех не прощается. Я физически ощутил в душе моей смердящую пустоту. Конечно, я сразу же ушел с глаз долой. На меня напала такая жестокая тоска! Это была такая же тоска, как после истории с птичкой перед болезнью, только во много раз сильнее. Я не мог даже молиться, ибо мне цепкому было молиться — Бог покинул меня. Я потерял не только самое дорогое, что имел, но потерял все. Я потерял Царство Божие, утратил счастье, любовь. Я потерял всякую надежду на спасение. Я вновь мысленно представил себя в том, другом, еще не созданном мире, в котором был во время операции. Более печального состояния я никогда не испытывал. Душевная боль была нестерпимой. Из головы не выходили слова Иисуса: «Всякий грех и хула «простятся человекам, а хула на Духа Святого не простится ни в сем веке, ни в будущем». Это была страшная катастрофа. В одно мгновение разрушено то, что составляло весь смысл жизни. Дальнейшая жизнь казалась мне бессмысленной и не нужной.

Долго пришлось мне в слезах и покаянии просить Бога о помиловании. Я совершенно упал духом и считал себя самым последним ничтожеством. Ежедневно читая Евангелие и пророков я понемногу стал ощущать в душе моей некоторое успокоение. Постепенно возвращалась надежда. Звучали слова Иисуса: «Блаженны плачущие, ибо они утешаться», И еще: «И все, чего ни попросите в молитве с верою, получите».

Жизнь возвращалась ко мне, и я снова почувствовал на себе руку Божию. Руку милостивую и спасающую.

Это был большой урок. Я испытал на себе — как можно в одно мгновение потерять Царство Небесное и как трудно его снова вернуть.

Я продолжал регулярно посещать храм Божий. Каждое воскресение исповедовался и причащался. Был на соборовании. Ходил иногда и на вечернюю молитву среди недели. Мне это составляло удовлетворение духовное и приносило мир и покой в душу мою.

Но я замечал, что истинный разговор с Богом у меня был не в церкви а дома, ночью, когда я уединившись, уходил в себя и изливал душу свою пред Богом. Это меня как-то очищало и просветляло. Я чувствовал, что Бог был со мною и Он меня слышит.

Но одна мысль, однажды возникнув, не покидала меня. Я рассуждал:

если Бог рядом, если Он вообще во мне, в моем сердце, то почему я в церкви молюсь перед иконой. В Его присутствии обращаюсь с молитвой к какому-то предмету, на котором изображен неизвестно кто? Да пусть даже и Иисус изображен, но ведь Иисус Христос со мной, и обращаться к Его изображению в Его присутствии? Хорошо ли это? И уж вообще не понятно, почему я должен обращаться с молитвой к изображениям святых, чтоб те походатайствовали за меня перед Христом А разве Сам Христос меня не слышит? А не оскорбляю ли я Его своим недоверием? Иисус сам является Ходатаем за нас. Он один на небе Ходатай за всех нас. Ал. Иоанн говорит «А если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника; Си есть умилостивление за грехи наши». (1-е Иоан.2:1–2).

Стоя в храме на молитве, я подумал, что я сейчас молюсь, глядя в глаза изображению Христа на иконе. Он с иконы смотрит на меня. Моя молитва направлена в глаза этому изображению и дальше этой иконы она не идет, ибо она обращена к иконе, а не к Богу живому.

Однажды я невольно стал свидетелем неприглядного поступка. Одна женщина подала служительнице храма список для поминания на литургии за упокой. В нем значилось одиннадцать усопших. Но у женщины оказалось денег только десять рублей. И служительница вычеркнула из списка одиннадцатого умершего. Я с горестью подумал: «О, одиннадцатый, прости нас, что у нас не хватило денег, чтобы купить тебе Царство Небесное?» Этот случай оставил у меня горький осадок в душе. Я много рассуждал об этом. Выходит, что в Православной церкви Царство Небесное продается. Это отдаленно напоминает индульгенции папы Римского в эпоху средневековья.

По православному учению молитвы родственников усопшего и молитвы церкви помогают обрести усопшим Царство Небесное, что Бог, якобы, внемлет к молитвам родственников и церкви и смягчает Свой приговор. Налицо несправедливость. Мертвые не в равных условиях. У кого много богатых родственников, тот имеет больше шансов к спасению, перед тем, у кого родственников вообще нет, а следовательно и церковь за него не молится. Хуже того, — у кого много денег (и неважно, где их взяли), тот может загодя завещать, например, какой-нибудь церкви крупную сумму, чтобы церковь молилась за него на каждой литургии в течение многих лет. Напрашивается кощунственный вывод: Бог судит усопшего не по делам его в земной жизни, а по количеству молитв за него. Какое богохульство!

Мне кажется, что никакие молитвы не помогут спасению тех, кто придумал и ввел эти традиции и порядки, и тех, кто эти порядки поддерживает и исполняет. Ни чем они не смогут оправдаться пред судом Божиим. И мне их не жаль, ибо они делают это умышленно.

А каждый усопший ответит сам за свои поступки и ничто не может быть вычеркнуто из памятной книги до последнего суда Божия.

Также ничего не дает усопшему и его отпевание после кончины. Я не против отпевания усопшего дома. Но делать это надо не для умершего, а для живых, чтобы напомнить им, о том, как короток век человеческий, и как необходимо нам всем, не откладывая, обратиться к Богу. А мертвому телу уже ничего не нужно, — это прах. А дух усопшего возвратился к Богу, Который его и дал.