Муа Мартинсон
Мать выходит замуж
Муа Мартинсон и ее роман «Мать выходит замуж»
«Правда обо мне — это правда о вас, уважаемые читатели!» — писала Муа Мартинсон в предисловии к своей серии автобиографических романов. Действительно, в книгах о ее детских и юношеских годах, о ее полной лишений жизни тысячи простых людей Швеции находят отражение своей собственной судьбы.
Путь Муа Мартинсон в литературу был очень нелегок. Хельга Свартс, позже принявшая литературное имя Муа Мартинсон, родилась в 1890 году в Эстергётланде. Ей, «незаконной» дочери фабричной работницы, уже в детские годы довелось вынести много тягот. Учиться в школе было нелегко, так как мать, гонимая нуждой, часто переезжала с места на место. Трудно началась и самостоятельная жизнь девушки.
В 1920 году она вышла замуж и поселилась в маленьком крестьянском домике. Заработка мужа не хватало, и молодая женщина вынуждена была наниматься на поденную работу к богатым крестьянам, чтобы прокормить пятерых детей. Но ни изнуряющий труд, ни вечная тревога о завтрашнем дне, ни заботы о детях не сломили ее. Горестно складывается ее личная жизнь. Кончает самоубийством алкоголик-муж, трагически гибнут двое детей. Однако Муа находит в себе силы не сдаваться и, больше того, бороться против суровой действительности. Все свободное время она посвящает самообразованию. В круге ее читательских интересов Горький и Нексе, Золя и Достоевский. С середины 20-х годов Муа принимает активное участие в общественной жизни, сотрудничает в газетах, где печатает очерки и фельетоны. Ее политические взгляды тех лет еще весьма неустойчивы, но постепенно она сближается с коммунистической партией. «Если бы я была политическим деятелем, — говорит Муа Мартинсон, — то все свои силы я бы отдала коммунистической партии, чья политика в наибольшей мере соответствует той линии, которой я всегда следовала».
В конце 20-х годов Муа Мартинсон вступает в литературу. Своим вдохновителем она называет Мартина Андерсена-Нексе. Его книги, и особенно роман «Пелле-завоеватель», произвели на нее огромное впечатление, и она в письме поделилась с Нексе своими чувствами. Нексе прислал ей роман «Дитте, дитя человеческое» и теплое дружеское письмо, которое, как указывала позднее Муа, придало ей «мужество писать». Вспоминая о своих первых опытах, Мартинсон отмечала, что уже в ранних произведениях она стремилась сорвать с жизни бедноты тот покров идиллии, под которым буржуазные авторы пытались скрыть суровую правду. Она чувствовала, что обязана написать книгу о народе, книгу, которая будет вызывать не жалость и сострадание, а ненависть и возмущение. Если некоторые буржуазные писатели милостиво соглашались с тем, что задавленные нуждой труженики — рабочие и крестьяне — «тоже люди», то Муа Мартинсон старалась доказать, что именно трудящиеся больше чем кто-либо достойны высокого права называться Человеком. Она стремилась показать, что «тонкость чувств не является привилегией богатых и образованных», что «фантазия и чувство так же сильны, даже сильнее, у работницы, чем у богатой женщины».
30-е годы были временем расцвета прогрессивной шведской литературы. Певец пролетарской солидарности Иосеф Челгрен выступил как автор романов и рассказов из жизни рабочих и моряков. Призыв к борьбе за освобождение рабочего класса составлял основной пафос стихотворений Арнольда Юнгдаля. О жизни батраков рассказывал в своих романах и новеллах Ивар Лy-Йохансон. О трагических судьбах сельской бедноты писал и крупный романист Ян Фридегор. Эти писатели, а также Артур Лундквист, Эрик Асклунд и другие, смело поднимали важнейшие проблемы современной действительности и посвятили свое творчество служению народу.
Мать выходит замуж
Наши матери
«Пылает костер, сплетает венки
пламя его золотое.
Смело войду я в огненный круг,
и милый станцует со мною».
1
Я хорошо помню тот день, когда мать вышла замуж.
Мы жили тогда у ее сестры в Норчёпинге. Была пятница. Мать не пошла на фабрику. Она надела черное платье, которое заняла у подруги. Денег на новое платье не было, все сбережения ушли на то, чтобы вылечить меня от рахита. «Благородное» происхождение моего настоящего отца, видимо, не позволило ему жениться на матери. Потому что это ведь совсем разные вещи, когда человек женится или просто становится отцом. А те деньги, которыми он «раз и навсегда» откупился от матери, она отдала дедушке, чтобы я жила у него. Но дедушка в тот же год заболел воспалением легких и умер.
С бабушкой я прожила только год, потом она ослепла и ей пришлось уйти в богадельню. Мать начала таскать меня за собой с места на место, пока наконец не устроилась на фабрику Брюкса в Норчёпинге.
«Пособие на ребенка» давно не выплачивалось, потому что дедушка еще при жизни занял под него деньги у соседа.
2
Не прожили мы и полугода на хуторе, как начались переезды, а мне пора было поступать в школу.
Первую свою учительницу я возненавидела с того самого дня, как мать привела меня к ней. В то время я уже довольно свободно читала и немного умела писать, и мы с матерью очень этим гордились. Но учительница, услышав о моих успехах, высокомерно спросила мать, стоит ли ее дочери ходить в школу, если она такая уж грамотная.
— Должна вам сказать, мадам, что не вижу ничего хорошего, когда ребенок дома учится читать. Меня это вовсе не радует, мадам.
Мадам! За всю жизнь никто не называл так мою мать. Это обращение давно устарело. Только очень пожилых женщин да еще уборщиц на рынке называли «мадам». А ведь матери едва исполнилось двадцать семь лет, и, несмотря на тяжелые годы недоедания на фабрике и изнуряющую работу на хуторе, она очень хорошо сохранилась. Учительница-то, верно, лет на пятнадцать старше матери!
Всю обратную дорогу, до самой бумажной фабрики, куда с осени устроился отчим, мать ругает учительницу. Я изо всех сил помогаю ей.
3
Новая учительница славилась своей строгостью. Школа была расположена в местечке Хольмстад, в полумиле от Норчёпинга. Отчим устроился работать землекопом на соседнем хуторе. Примерно в миле от хутора находилась бумажная фабрика.
В школе учились дети грузчиков, батраков, приютские сироты, а также несколько мальчиков и девочек из состоятельных семей.
«Несостоятельных» было так много, что «благородным» приходилось подлаживаться к нам. Для меня, которая так долго была затравленным волчонком, это чувство превосходства над девочками с кружевными воротничками и розовыми даларнскими сумками было особенно приятно. Хольмстадские мальчишки были оборванные, истощенные и бледные, но не такие серьезные, как Альвар. Они овладели трудной наукой сплоченности, помогая большой шайке, расположившейся возле Сандбю. Там нашли себе пристанище бродяги, у них-то и учились десятилетние и четырнадцатилетние ребятишки английским бранным словечкам и высокому искусству свертывать папиросы. Мои новые друзья — мальчишки восьми и десяти лет — были уже ловкими разведчиками и не раз предупреждали старших о приближении полицейских, которые с наступлением темноты попарно разъезжали на лошадях по улицам Сандбю. Вначале все это поразило мое воображение.
Я приехала в Хольмстад в середине учебного года без всяких надежд и нисколько не заботилась о том, как сложатся мои отношения со злой учительницей. Ребята рассматривали меня, обмениваясь впечатлениями, — им было трудно сразу решить, что я из себя представляю. Я была храбрая и правдивая, довольно хорошо знала их жаргон, но большинство решило, что я очень уж «расфуфырена».
4
— Эстер вышла! Теперь давай другую считалку, Миа!
— Нет, это нечестно, считай по-старому!
— Аннику-ваннику! — Это крикнула Ханна.
