Собственно, все началось с лишней банки пива.

Таковой напиток я люблю, потребляя литра по два в день. Когда настроение ухудшается, могу и увеличить дозу. Сегодня, изводясь от скуки и жары, я оставил терминал системы безопасности самостоятельно приглядывать за окрестностями, и спустился на подземный уровень, к холодильникам. Там хранились сравнительно небогатые припасы, коими наше высокомудрое руководство снабжало охрану строящегося Комплекса, оторванного от «Большой земли» на полтысячи с лишком километров. Стандартные армейские консервы, хлеб в вакуумных упаковках, пачки с витаминными и белковыми добавками — рацион не ахти. Зато имелось два громадных пластиковых контейнера с баночным пивом. Причем самым настоящим, не суррогатом или безалкогольной гадостью, от которой воняет кошачьей мочой, а с добрым германским «Лёвенброем».

Конечно, ехать вниз и не стоило бы, благо у нас тут есть и свой холодильник, и автоповар, но мы с Дастином выхлебали последние припасенные баночки еще вчера. Требуется пополнить стратегический резерв.

Лифт словно не двигался — двери закрылись, мигнул индикатор, а спустя сорок секунд я оказался в складском помещении Комплекса. За ним — непрерывная цепь бетонированных залов, переходов, коридоров и комнат, протянувшаяся на несколько десятков километров. И все это — на почти стометровой глубине, под монолитной скалой.

Пройдет еще года два-три, мрачнейшие серые лабиринты отделают сверкающим пластиком, проложат линии связи, зажгутся галогенные лампы и мониторы компьютеров обслуживающего персонала. А пока, я и мой напарник, ныне благополучно дрыхнущий наверху, единственные хозяева и повелители Комплекса. И останемся таковыми еще около четырнадцати стандартных суток, пока не завезут новую партию рабочих и материалов.

Eсли вспоминать самые крупные постройки Земли, например, Колизей, храм Святого Петра в Риме, Эмпайр-Стейт-билдинг или Луврский дворец, то по сравнению с Комплексом они будут выглядеть, как детишки с игрушечными пистолетиками, окружившие вооруженного до зубов здоровенного сержанта спецназа. Впервые за всю историю человек додумался до создания архитектурного монстра, представляющего собой здание-город, превосходящее размерами иные настоящие города.

Вообще, «Комплекс» — это не более чем сокращенный вариант от напыщенно-официального наименования: «Автономный комплекс-порт перевалочной базы Дальнего Флота». Под таковой базой подразумевается, конечно, вся планета и орбитальные станции, однако не о них сейчас речь.

Строительство началось лет тридцать назад, еще до моего рождения, и продолжается по сей день с редкими перерывами, вызванными как недостатками финансирования (это, правда, редкость), так и сложностями, от людей не зависящими. Теоретически подразумевалось, что большинство работ должны выполнять машины, а homo sapiens'ы в это время будут полеживать в шезлонге, попивая коктейли и отдавая приказы. Не вышло. Когда прояснился истинный масштаб проекта, вся его сложность и многоплановость (попробуйте-ка провести на столь обширной территории только канализацию и водопровод. Десять уровней-этажей, каждый площадью в 108 квадратных километров… Сложная задачка, верно?) пришлось пересмотреть изначальные расчеты и начать завозить рабочие смены с Земли, ибо техника попросту не справлялась. Смена продолжается пять месяцев, затем перерыв на тридцать-сорок дней, затем снова. И так на протяжении трех десятилетий. Добавим сюда инфраструктуру, которой Комплекс обрастал, как шавка репьями. Завозить материалы с Земли дорого и бессмысленно, значит, надо строить полностью или частично автоматизированные предприятия по переработке полезных ископаемых, а таковые ископаемые надо бы сначала поискать и добыть; человека, управляющего производством, следует кормить, лечить, развлекать… И это при условии того, что широкая колонизация Афродиты пока не предусматривалась по экологическим соображениям.

Я плохо представляю, как правительство и частные концерны, участвовавшие в строительстве, решили все эти проблемы. Однако результат налицо. К моменту, когда я прилетел на Афродиту, Комплекс был почти завершен, его берегли и лелеяли, все системы были готовы к работе, и оставалось лишь нанести на это грандиозное полотно завершающие штрихи. Отделка, обустройство административных и жилых помещений, подготовка к первому приему грузов и челноков. С учетом размеров постройки — работ на пару лет. Может, чуть побольше.

Отлично помню, как после приземления на Афродите и улаживания всех формальностей в Городе, я впервые увидел этого циклопа, засевшего в невысоких горах, спускавшихся к берегу Океана. С борта вертолета были отлично видны траченые выветриванием красновато-серые скалы, сменившие экваториальную саванну, похожие на хвосты ящериц невысокие отроги, впивавшиеся в травянистую равнину, и наконец, среди двух поднимавшихся на километр с лишним над уровнем моря хребтов я узрел притаившееся рукотворное чудовище.

Наш Дастин — очень хороший парень. Спокойный, тихий, в душу никогда не лезет, работает как вол. Если я еще несколько месяцев назад забил на часть своих обязанностей (какой смысл делать обходы секторов Комплекса, когда Рамзес неусыпно надзирает за каждым углом? А инструкция строго указует…), то Дастин выполнял все, предписанное директивами службы охраны, и сердился на меня за безделье. Я же втолковывал, что нечего переливать из пустого в порожнее и заниматься сизифовым трудом в то время, когда компьютер делает за человека все. Кроме, разве что, физиологических отправлений.

Мы надзирали за Рамзесом (признаться, больше он за нами) посуточно. То есть пока я с утра до утра резался с компьютерным бронтозавром в разнообразнейшие игры, гулял по окрестностям, штудировал литературу, готовясь к предстоящему по окончании срока контракта поступлению в Академию, или с помощью Рамзеса учил дополнительные языки (меньше чем за десять недель он отлично натаскал меня в испанском), то есть пока я «работал», Дастин мог сутки «отдыхать». В отличие от меня, разгильдяя, у Дастина имелся четкий распорядок дня — когда обедать, когда отправиться на пробежку, когда тягать штангу, когда читать… Вдобавок он не курил, увлеченно занимался спортом и вообще представлял собой ходячий идеал добродетели.

Дастин, как и я, тоже зарабатывал на образование. Если мне должно скоро исполниться двадцать четыре года, то он был на пару лет старше и надеялся к тридцати получить диплом по какой-то технической специальности с непроизносимым названием. Комплекс — проект международный, посему здесь работали люди почти со всего мира. Преобладали европейцы, американцы и русские, как представители государств, финансировавших постройку. Дастин был родом из Британии, наполовину англосакс, наполовину валлиец; он, так же как и я, подал заявку во Внесолнечную Колониальную Администрацию и после весьма жесткого конкурса попал на работу в Дальние колонии. Компьютер, проводивший психологическое тестирование, счел, что я и Дастин безупречно совместимы по психотипу, значит, сможем долго работать вдвоем в автономных условиях. Так мы получили назначение в Комплекс, в службу охраны.

Компьютер не ошибся. За год работы мы ни разу не то, что не поругались, даже голоса друг на друга не повысили. Мой резковатый характер, еще более испортившийся после армии, великолепно компенсировался флегматичностью Дастина. В первые дни приходилось трудновато — я знал английский, а вот он не имел ни малейшего понятия о русском языке. Проблема решилась сама собой через два месяца: сначала Дастин научился материться, потом начал осваивать самые простые фразы (понимал, что мне тяжело постоянно говорить на чужом языке), а через полгода трепался на русском вполне сносно. Рамзес и тут не упустил случая влезть во взаимоотношения людей, помогая англичанину освоиться с непростым языком моих родных осин.

Веселуха начиналась с прибытием новой вахты рабочих: времени становилось поменьше, забот побольше, вдобавок Комплекс иногда посещало начальство из Кесарии… До нас не докапывались, знали, что оба «охранника» лишь живые приставки к Рамзесу, обязанные следить за исправностью узлов системы, не более того. Но рабочие периодически получали травмы, могли заблудиться (хотя все коридоры и тоннели Комплекса пронумерованы: стоит один раз зазубрить схему, чтобы потом не плутать) и вообще всячески нарушали размеренный ход нашей жизни. Полная лафа наступала раз в пять месяцев, в перерывах между вахтами. Мы были полностью предоставлены сами себе и могли заниматься, чем хочется. Естественно, в свободное от праведных трудов время.

Hочь, к моему вящему удивлению, прошла относительно спокойно.

После краткого совещания людьми было принято окончательное решение сделать своей центральной базой бункер АЭС, хотя мы с Дастином вполне могли бы перебраться на верхние уровни, где сохранилась часть жилых помещений. Таковое суждение было моментально отвергнуто как волюнтаристское и не отвечающее интересам безопасности. Бронированный, имеющий всего один вход-выход, саркофаг, в котором обитал Навигатор, неприступен даже для нескольких дивизий удивительных тварей, внезапно населивших Комплекс минувшим днем.

По календарю земного стандартного времени наступило одиннадцатое апреля, и скоро должен был начаться отсчет третьих суток «времени чудес», как Дастин поименовал происходящее. Мы постарались устроиться со всем комфортом — сделали себе постели на полу, Дастин притащил со склада автоповара — хитрое устройство приготавливавшее сносную пищу из смеси консервов, вкусовых и питательных добавок и прочей дряни, которой обычно потчевали персонал Комплекса. Проблема была с водой — напора в трубах почти не было и пришлось воспользоваться стратегическим НЗ, то есть цистерной, где хранилась вода предназначенная как раз для случаев неординарных.

Поужинали (свежего мяса так и не досталось: в обследованном нами секторе не обнаружилось никаких слонопотамов, было пусто и тихо), по приколу посмотрели мультик про Винни-Пуха, продемонстрированный Навигатором по специальному заказу Дастина, и попытались улечься спать. Завтра предстоял полет в Город. Навигатор вовсю трудился, управляя строительными роботами, освобождавшими шахту авиационных ангаров.

…И, конечно, проговорили несколько часов, почти до самого утра. Выдвинули несколько десятков самых нелепых версий, перемывали косточки таинственным экспериментаторам, проверявших на прочность нашу психику и вообще занимались тем, чем обычно страдают все интеллигенты: неприкладным умствованием. Попросту говоря, бездарно чесали языком, не породив ни единой стоящей мысли. Изредка вмешивался Навигатор, сообщая, будто в различных секторах Комплекса сенсоры замечают неясное движение, но Дастин категорически отказался подняться и съездить посмотреть, кто посетил наше гигантское жилище на этот раз — карточная Королева из «Алисы в стране чудес», Муми-Тролль, Карлсон, Золушка или Кот в Сапогах. Сказал, что хватит впечатлений для одного дня. Я согласился.

Наконец утро выкатилось из-за гор. Сириус забрался на фиолетово-розовые рассветные небеса, глянул сверху недовольно, и отправился по нахоженной дорожке от восхода к закату, через зенит.

Два единственных человека, обитающие на Афродите, начинали новый трудовой день тем, что нежились на шелковых (я не вру!) простынях, устилавших прямо-таки титанических размеров кровать с балдахином и водяным матрацем. Оная кровать помещалась, разумеется, в спальне. Спальня — в Доме. Дом стоял в полукилометре от юго-западного края Комплекса, на вполне живописном холмике, облагороженном цветочным садиком, фонтанчиком в виде бронзовой нимфы Калипсо, ажурным заборчиком и гладкой дорожкой, вымощенной цветными плитками. Эдакая вилла в старинном стиле. Мне Дом понравился сразу.

— Дастин?

— У-у-у?.. — донеслось из-под одеяла. Дастин расположился метрах в трех от меня, на той же, впрочем, аэродромной кровати. Только с другого ее края. — Что случилось на этот раз?

— Утро. Хочешь кофе?

Вокруг Комплекса пейзаж изменился разительно. Слева от стоящего на холме Дома воздвиглась сосновая «корабельная роща», черная поверхность Комплекса теперь стала пятнистой — на обожженном металле росли травы и тянулись вверх редкие деревца. Наш вертолет оплели длинные, буро-зеленые ветки лиан. Наверное, экспериментаторы сочли, что теперь нам никуда летать не обязательно.

Внутрь Комплекса мы все-таки попали. Подошли к аварийному выходу, еще раз осмотрели замок, но теперь в бетонную стену около шлюза был вбит ржавый кривой костыль, на котором висел ключ. Кондовый ключ, здоровенный, с фигурной бородкой и непременным золингеновским штампом. Крепостные ворота таким открывать.

И по знакомой дороге до лифта, вниз, далее по тоннелю, к берлоге Навигатора. Родные подземелья теперь выглядели непривычно. По стенам коридоров развешаны легкомысленные картинки со всякими зайчиками, белочками и прочими винни-пухами, на полу валяется конфетти и ленты серпантина, в углу, под силовым щитом, обнаружилось блюдо с надкусанными пирожными и разбитая бутылка из-под шампанского «Мадам Клико». Праздновали, гады. Интересно, что именно праздновали? Я не сомневался, что мерзкие твари отмечали изгнание из Комплекса его настоящих хозяев, то есть меня и Дастина. Один раз видели, как в боковом коридоре промелькнул мультяшечный Тигра, шествующий под ручку с Кроликом и впаривающий ушастой нечисти, что морковка в этом году уродилась на славу. На трубах теплокоммуникаций висели сонные летучие мыши и пластиковые скелетики.

Притаившись в стенной нише, мы переждали явление очередного стада Пятачков, только на этот раз поросята отнюдь не веселились, а бежали от опасности, визжа и завывая: Пятачков гнал по коридору огромный, трехметрового роста металлический монстр с четырьмя руками, пылающими холодным огнем алыми глазками и богомерзкой мордой. Туловище тварюги покрывали торчащие во все стороны острейшие шипы и лезвия. Урод несся за поросячьим табуном с завидной целеустремленностью, время от времени ловил отстающих и небрежно насаживал плюшевые тельца на шипы. Наколотые Пятачки обречено хныкали.

— Я знаю, кто это, — просветил я Дастина. — Это…

Eжеутренний доклад Навигатора не принес ничего утешительного. Бесовство продолжалось с удвоенной силой. В ночь с 14 на 15 апреля прямиком на поверхности Комплекса развернулось ожесточенное танковое сражение, вроде как на Курской дуге. Грохот стоял неимоверный. Возле Дома разорвалось несколько снарядов, выбив нам стекла (правда, утром пришел стекольщик и все отремонтировал) и насмерть перепугав Эсмеральду. Километрах в полутора к западу наземь грянулся подбитый американский стратегический бомбардировщик «Б-29» — здоровенный, сигарообразный, с четырьмя винтовыми двигателями. Часть экипажа, успевшая выброситься с парашютами, приземлилась у нас во дворе, но, к счастью, ломиться в Дом среди ночи они не стали и вскоре были подобраны военной полицией на джипах «виллис».

Эта была последняя ночь, посвященная началу и середине ХХ века, и Хозяин решил отметить закрытие темы с максимально возможной помпой. Наверняка подумав, что будет очень остроумно показать нам последние дни Второй Мировой,

Оно

учинило уже упомянутое побоище с использованием бронетехники, артиллерии и авиации, а завершило спектакль…

— Это уже перебор! — орал Дастин, пока мы валялись на полу, закрыв головы руками. Мои часы показывали половину пятого утра. Из разбитых окон в комнату вливался густой сочный грохот вкупе с болезненно-оранжевым светом, постепенно меркнущим. — Да сколько же можно такое терпеть! Он окончательно свихнулся!

Как нельзя более согласен. Хозяин не нашел ничего умнее, как взорвать в саванне хиросимскую атомную бомбу, чему мы и стали свидетелями. Взрыв произошел довольно далеко, но все равно — мы, стоя на балконе и созерцая ночную битву, едва не ослепли от вспышки. Конечно же последовала ударная волна, едва не сокрушившая Дом, а я с ужасом подумал, что дозиметр на ручном хронометре лучше не включать — зашкалит.

Однако с утра никаких последствий взрыва отмечено не было. Снова пусто и тихо. Из персонажей заявилась только неизменная Брюнхильда и мальчик по имени Ханс, продолжавший надзирать за слонопотамами. Вчера я переборол сам себя и все-таки попробовал молоко Эсмеральды, оказавшееся вполне приличным и вкусным, только слегка жирноватым, как сливки. Окажись у нас сепаратор — мороженое бы делали.

Как-то я упоминал, что в нашем столетии слово «война» прежде всего ассоциируется с понятиями сугубо техногенными. Ядерное оружие, мощные лазеры, навороченная электроника… Здоровенные крейсеры, висящие на орбите Земли, система безопасности вокруг планеты и, само собой, доблестная звездная пехота, которая мается от хронического безделья — на Земле воевать не с кем, а злобных и агрессивных инопланетян в окружающей реальности пока не наблюдается. Мы совершенствуем военную технику больше по традиции, чем из необходимости.

Здесь все совсем по-другому.

Орландо совершенно зря беспокоился, что фон Цорн и его красавчики, едва завидев импульсную винтовку, обуятся вожделением к столь чудесному оружию, прикончат хозяина и заберут его себе. Ничего подобного не случилось. Цорн не без пиетета осмотрел винтовку и без колебаний определил меня на «штучную работу».

Поясняю. Я завербовался в ландскнехты и утром 16 апреля неизвестно какого года отправился вместе с Черной Сворой до города Ландау. Дастин, человек, привязанный к своему дому и более-менее устроенной жизни, остался на месте.

Когда решение было принято, я постарался максимально подготовиться к грядущему приключению. Поздно ночью пришлось съездить в Комплекс, забрать необходимое оборудование, способное помочь проверить мою собственную версию, и только глубоко за полночь вернуться обратно. О том, что происходило в Комплексе, я и говорить не хочу — настоящий колдовской шабаш. Дракула, ведьмы, летающие по тоннелям на помелах, шныряющие туда-сюда оборотни, загробный вой и бедные Пятачки, которые теперь стали всеобщей добычей. Они горели на кострах, разложенных прямиком на перекрестках основных коридоров Комплекса, висели в петлях, стенали на установленной возле склада компьютерной техники дыбе, и вообще являлись главными персонажами развернувшейся охоты на ведьм.

Вы будете смеяться, но утром 18 апреля все внезапно кончилось.

Под словом «все» я действительно подразумеваю все. За редкими исключениями. Еще вчера вечером, вскоре после отъезда разудалых тамплиеров, в трактир заявился новый посетитель, оказавшийся приятелем стрелка. Парня звали Эдди Дин, вдобавок он приходился молодой негритянке на инвалидной коляске не более, не менее, как законным супругом, и, разумеется, тоже искал Темную Башню. Роланд и Эдди отбыли на рассвете, когда мы еще спали. Нашли на кухне припасы, приготовили яичницу с беконом, забрали с собой бочонок пива, а на стойке бара я потом нашел извинительную записку и шесть долларов мелочью. Но это случилось потом.

— Сколько времени? — Дастин ткнул меня кулаком в плечо. — Черт, солнце уже взошло. Проспали!

— Брюнхильда управится, — зевнул я. — Она женщина хозяйственная. А времени… Ого! Половина двенадцатого по земному стандарту. Давай одеваться. Небось посетителей уже полон зал.

— Любопытно, с кем сегодня придется иметь дело? — без каких-либо эмоций поинтересовался Дастин, натягивая рубашку и возясь с застежками комбинезона. — Викинги? Древние греки, во главе с Одиссеем? Питекантропы?

— Орел…

— Черт побери, да сколько можно? Который раз?

— Пятьсот восемнадцатый. Теперь ты кидай.

— Орел. Почему? Слушай, может просто монета с двумя орлами?

— Список возможных объяснений. Первое: я сам хочу этого. На дне моего подсознания я играю в орлянку против самого себя, используя монеты без решки во искупление своего невспоминаемого прошлого. Второе: время остановилось намертво и поэтому выпавший в тот миг орел повторяется в полутысячный раз. Третье: божественное вмешательство. Четвертое: эффектное подтверждение принципа, согласно которому каждая отдельная монета, подброшенная в отдельности, с той же вероятностью упадет как орлом, так и решкой. Поэтому нет оснований удивляться в каждую отдельную единицу времени, когда это происходит. Дай мне попробовать. Орел…

На следующий день мы проснулись довольно поздно, ибо примерно до четырех утра занимались, выражаясь бюрократически, следственными действиями, попутно вспоминая пьесу Шекспира во всех мельчайших подробностях. Каждое слово, каждый оборот речи, способный намекнуть на истинное положение вещей, каждую мелочь, способную пролить свет на подоплеку знаменитой трагедии, плачевного исхода которой, теоретически, можно было избежать. Даже с утра я, едва продрав глаза, швырнул в дрыхнущего на соседней койке Дастина подушкой и выдал:

— На твоем месте я вспомнил бы картину вторую действия первого!

— Чего? — Дастин осоловело высунулся из-под пледа. — Ты что несешь? Какую картину?

— Вторую. Вспомни — король спрашивает: «Как здоровье нашего Гамлета, близкого к сердцу сына?», а Гамлет в ответ злорадно шипит: «Даже слишком близкого, к сожалению». Я не исключаю, что Гамлет догадывается или точно знает: его настоящий отец — Клавдий. Только принц не хочет этому поверить. Твоя теория о большой и светлой любви между Клавдием и Гертрудой подтверждается. Плод сей любви — наш общий знакомый, его высочество принц Датский!

— Лихо закручено, — вздохнул напарник и снова рухнул на подушку. — Ничего себе клубок, а? Если не предпримем никаких мер, через несколько дней Эльсинор будет завален трупами. А нас, не забудь, должны повесить. Одного не могу понять — зачем потребовалось натравливать принца на короля, да еще столь изощренным способом? Нанимать актеров, чтобы те изображали привидение… Вот она, средневековая интрига!

Есть на Афродите одно интересное время суток. Вечер, звезда уходит за горизонт, последние сполохи заката, как положено при наличии мощной атмосферы со взвесью пылевых частиц, багрово-оранжевые с розовым, затем сияние лучей Сириуса меркнет и…

Черные небеса, звездная пыль, хобот Млечного путь внезапно исчезают, замещаясь ярко-голубым туманным, переливающимся лазурью и нефритом, вихрем, плавно переходящим в гигантские волны, водовороты, стрелы, распускающиеся букеты гигантских синих цветов. Называется это недолгое (минут десять продолжительностью) явление Экваториальным сиянием. Сириус, в отличие от Солнца, имеет не золотой, а голубоватый цвет, слегка компенсируемый тусклой лампочкой остывающей звезды-спутника. Когда выбросы синеватой плазмы касаются верхних слоев атмосферы Афродиты, начинается блистающая феерия, за которой мы с Дастином сейчас усердно наблюдаем, сидя на крылечке Дома и попивая свежезаваренный горький кофе.

— Молитвенник так и не нашли, — безразлично констатировал Дастин, болтая в чашке серебряной ложечкой. — И Бернар, чтоб его сплющило, не откликается. Наверное, поимели мы очередной розыгрыш…

— Да, странно, — уныло согласился я. В этот момент над Домом распустилось титаническое облако блёсток — как звездопад в сказке про какую-нибудь Золушку во время появления Доброй феи. Из приоткрытых дверей дома упругим потоком неслась музыка — мы попросили Навигатора прокрутить что-нибудь туповато-оптимистичное, повышающее настроение. Компьютер решил, что для такого дела сгодятся военные марши конца XIX и середины ХХ века. Сейчас в динамиках жизнеутверждающе ревел «Хорст Вессель», а до него было «Сталин — наша слава боевая…».

В округе было тихо. Никаких тебе слонопотамов или викингов на мотоколясках, никакой свистопляски вынырнувших из небытия Персонажей. Мы даже слегка удивились, когда по дороге промаршировал на запад Роланд — поприветствовал, приподнял шляпу, обрадованно сообщил, что уже почти определил местонахождение своих приятелей и Темной башни и сгинул в безвестных далях Дороги Желтого кирпича. Весело перемигивался желтенькими огоньками Комплекс, а Навигатор твердил, будто завтра-послезавтра вся постройка восстановится целиком. Словно и не было никаких катаклизмов и мутаций пространства-времени.

Если смотреть трезво, то на побережье царит сущий бардак. Эстония — наша, мы закрепились на Гауе, дальше оборонительная линия идет до Чудского озера и Ленинградского моря…

— К-какого моря?

— Ленинградского. Городу досталось четыре водородных бомбы, да еще одна упала в Ладогу — пошло цунами, само собой. Теперь все русло Невы — широченный пролив, а вместо Ленинграда — море. Ты дальше слушай. Так вот, уже за Даугавой, от Юрмалы до Лиепаи — территория, занятая Альянсом. Четвертая британская дивизия морской пехоты, два немецких танковых корпуса. Тевтоны стоят как раз там, где в 1944 был «Курляндский котел», не иначе, как местечко приглянулось… В общем, война из маневренной давным-давно превратилась в позиционную. Как во времена Империалистической войны.

— В смысле — Первой мировой? — уточнил я, плохо знакомый с чересчур заидеологизированной терминологией Сергея.

— Угу. Бардак же вот в чем. На востоке стоим мы, и ни шагу назад. На западе — НАТОвцы с фашистами. Посередине — Рига с окрестностями. Территория в несколько десятков квадратных километров. Называется этот клочок земли «Независимой республикой Латвия». Будешь смеяться — их всего-то тысяч восемнадцать, да незнамо сколько «лысых быков», но есть свой сейм, своя президентша… Обхохочешься — они президентшу из Бразилии выписали, негритянка, якобы имеющая латышские корни!

Если верить наручному хронометру, я сидел рядом с Вратами уже не меньше трех часов.

Я не могу точно описать это место, однако уверен: оно существует, здесь красиво, а главное — спокойно.

Лес, сосновый. Вереск, валуны, солнце постоянно висит в одной точке, ближе к закату, отчего стволы деревьев светятся золотом. Масса спелой черники — подходи, зачерпывай горстью прямо на кустике и ешь. Неподалеку озеро с песчаным берегом — хочешь, иди купайся. Вода теплая.

Можно было бы подумать, что водная гладь окрестностей Врат должна непременно украшаться чем-то вреде лебедей или фламинго, однако у здешних декораторов безупречное чувство вкуса: если уж изображаем Карелию или Финляндию, значит, озеру вполне достаточно тривиальных уток, безо всякой пошлой экзотики.

Небо глубоко-голубое, в точности как на Земле, да если приглядеться и прислушаться к своим чувствам, то и получается: это Земля. Почти. Странно, конечно, видеть «зависшее» солнце или изредка обнаруживать на вкопанном в песчаный грунт деревянном столике то запотевшую рюмку ледяной водки и глиняную мисочку с солеными грибками, то кувшин с клюквенным морсом и горячие пирожки с зайчатиной, возникшие из пустоты.

— Cпрашивайте, — проколов меня взглядом бывалого следователя-инквизитора, сказал Бернар Клервосский. — Вы теперь имеете полное право на любые вопросы. Обещаю отвечать предельно искренне.

— Почему?.. — я запнулся, и сформулировал по иному: — Вернее, ради чего?

— Ради рождения, — непонятно ответил святой, — роды всегда проходят тяжело, будь то человек или… Или не-человек. И вы вдвоем с мистером Роу вполне достойно приняли младенца.

— Младенца? — я вздернул брови.

На зеркальной поверхности круглого озера всплеснула хвостом крупная рыбина.

Выдержка из докладной записки начальника отдела внутренних расследований колонии «Кесария» (Афродита, система Сириуса) Вальтера Ф. Бергхофа инспектору по особым делам Внесолнечной колониальной Администрации Наталье Б. Ельцовой.

Подано 14 апреля 21.. года.

26 ноября 2000 года,

Санкт-Петербург, Россия.

Они маялись возле дверей кафе «Рядом с Казанским». Ожесточенно спорили, махали руками, совершенно не обращая внимания на замерзающих прохожих. Прохожие, впрочем, тоже игнорировали двух разошедшихся иностранцев — мало ли, чего люди не поделили. В нашем любезном Отечестве отношение к человеку из-за границы трепетное — они же «немцы», немые, по-человечьи не говорящие, значит, достойные жалости и сочувствия. Блаженные, одним словом.

Двое таких блаженных попали в мое поле зрения на самом углу Невского и Малой Конюшенной отнюдь не из-за неадекватного поведения и громкой англоязычной речи. Выряжены странно: никакой нормальный буржуй не станет носить потрепанные куртки-пилоты и камуфляж явно российских раскрасок. У меня брат учится в Военно-медицинской, и на его примере я давно научилась отличать зеленую или серую отечественную полевую форму от бурых натовских образцов.

Я всегда говорил Дастину: забудь про романтику! Хватит, наигрались! После двух с лишним лет общения с чокнутым божком пора окончательно уяснить — романтические представления о жизни, уцелевшие с юных лет, в нашем положении неуместны! Дастин не соглашался, утверждая, будто счастье приходит не по своему хотению, а лишь к тому, кто его достоин. Счастье, мол, надо заработать.

Не вижу связи между счастьем и романтикой…

По прошествии трехнедельных приключений на Афродите и той немыслимой подлянки, которую мне учинил новорожденный божок, я вынужден был воспользоваться единственной возможностью к бегству. Сами понимаете, за преднамеренное убийство мне светило от семи лет до пожизненного, и никакие ссылки на «кабинетный синдром» не помогут. Да у меня, собственно, означенного синдрома и не было: двое людей, идеально подходящих друг ко другу по психотипу, не могут так запросто хватать винтовку и начинать палить в сослуживца.

Хозяин оставил мне шанс. Тот самый золотой ключик. Когда адвокат заявил, что у меня нет никаких шансов оправдаться и дальнейшая карьера вкупе с жизнью загублены бесцельным убийством, я просто ткнул артефактом в стену и спустя секунду оказался там, где живу поныне. На Фортуне.

Сергей превзошел сам себя. Нашел подходящую планету (далековато, правда. Магеллановы облака, согласитесь, не самый ближний свет), быстренько ее терраформировал, создав условия полностью аналогичные земным, а потом усадил нас с Дастином за столик, вынул из воздуха очередной пивной жбан и три кружки, открыв конференцию под общим названием «Что будем делать дальше?».

Они меня обманули. Злостно, коварно и подло. Воспользовавшись моей наивностью и доверчивостью. Такие действия вполне можно квалифицировать по уголовной статье, красочно повествующей о похищении людей — два злых ваххабита похитили из самого центра Питера приличную воспитанную девушку! Правда, Федор и Дастин вовсе не собирались продавать меня в гарем или требовать у родителей гигантский выкуп (выкуп они предлагали сами, а более всего обидно то, что кейс с миллионом так и остался в «Вальхалле»), но даже организовали протекцию на должность королевы.

…Когда мы выходили из ресторанчика, я целиком и полностью уверилась в слабоумии новых знакомых. Меня не прельстил ни шутовской миллион, ни попахивающие дешевым балаганом истории о непонятном мире в Магеллановых облаках, ни предложение чуточку покоролевствовать в настоящем замке, охраняемом драконами. Нормальный современный человек давно перестал верить в сказки. И твердо знает, что драконов не бывает — ну расскажите, в результате какой эволюции появилась рептилия с шестью конечностями (четыре лапы, два крыла) и механизмом огнеметания? Дастин пытался втолковать, что дракон накапливает газ наподобие метана в желудке, потом его отрыгивает, при этом особый орган (вроде как у электрического ската) дает искру, воспламеняющую газ. Эдакая большая летающая зажигалка. Мне такое объяснение не показалось разумным или оригинальным.

Двери «Вальхаллы» раскрылись, и я не сразу поняла, почему на улице светит солнце — таковое явление ноябрьским вечером, да еще в Санкт-Петербурге есть не что иное, как нонсенс. Я поднялась по ступенькам наверх, туда, где должна быть мостовая Малой Конюшенной, огляделась и…

И увидела то, что описано в Библии как «новая земля и новый мир, не похожий на прежний».

Заболоченная равнина, холмы, темно-оранжевое солнце уползает за горизонт, пахнет жухлыми листьями, тиной и сыростью, вдалеке поднимаются какие-то каменные столбы, образуя круги наподобие Стоунхенджа, издалека доносится едва слышный грай неизвестных птиц… В первые минуты у меня сложилось впечатление, что я нахожусь на съемочной площадке фильма про собаку Баскервилей. Очень похоже!

Управление Малым Творением требует значительных усилий. Если вы думаете, что достаточно потребовать у демиурга желаемое, населить пустые города людьми, дать им работу и запустить шестеренки социально-политических механизмов, то глубоко ошибаетесь. Даже у меня, на благолепной Теодории Великой, в относительно благополучном римейке XIX века, дело наладилось далеко не сразу. Я, конечно, предусмотрел в общем плане Творения всяко-разные социальные блага вроде восьмичасового рабочего дня, комитетов по правам человека и профсоюзов, но сама атмосфера мира эпохи бурно развивающегося капитализма способствовала появлению шаек анархистов, социалистов и даже марксистов местного разлива. Незамедлительно последовали забастовки на заводах, пролетарские демонстрации с требованием повышения заработной платы и одна маленькая революция, которую, увы, пришлось жестко подавить — я как раз подрабатывал тайным советником господина президента республики Аквитания, которую Сергей превратил в полнейший аналог Франции эпохи Наполеона III. Баррикады разобрали, бунтовщиков разогнали, а я с видимым удовольствием наблюдал, как Гаврош, сидящий на спине деревянного слона, стрелял в солдат из рогатки. Контрэ-ну де ля тирания!

Не потерплю красной заразы на вверенной мне планете! Хочу жить в милом буржуазном обществе, отягощенном всеми грехами и добродетелями, ходить в салоны Вердюренов и Германтов, носить цилиндр, смокинг и тросточку, и кататься вокруг света за восемьдесят дней на колесных пароходах, дирижаблях или паровозах. Наверное, это тоже романтика, только не по Томасу Мэллори, как у Дастина, а, если мне не изменяет память, по Киплингу:

Не спорю, сказочное средневековье в оформлении Дастина Роу показалось мне очаровательной эпохой. Вы ведь смотрели старинный фильм «Золушка» с Фаиной Раневской? Чистенько, намазано бриллиантином и ваксой, подметено, вымыто, королевские гвардейцы не матерятся (правда, щипаются за ягодицы, но это можно списать на традицию), здесь же вы обнаружите принцесс, принцев, добрых фей и карету-тыкву, запряженную мышами. Насколько я поняла, Дастин выпросил у демиурга отнюдь не туповатый мир fantasy, а именно волшебную сказку. У меня не возникнет никакого удивления, если настоящую принцессу Валону испытывали на профпригодность с помощью летописной горошины и трех десятков матрацев. Ганс Христиан Андерсен, Шарль Перро и братья Гримм в одном флаконе.

Однако мне от этого не легче. Трудности встречаются даже в благолепном сказочном мире. И первейшая из них — безденежье.

Я попросту хочу есть.

— Деточка, не надо смотреть своими умильными глазками на прилавок! Хочешь покупать — покупай, а так стоять и пялиться незачем! Каждое пирожное — одна серебряная лира. Медовые булочки — по пять медяков.

Кондитер оказался белым, толстым и пахнущим специями. Рожа раскормленная. Жадина, по глазам видно. А у меня, смею заметить, в желудке урчит. После побега из замка (да что после побега! Со вчерашнего вечера!) маковой росинки во рту не было.