Тут она мне и говорит, что у нее для меня две новости: одна — хорошая, другая — плохая. А сама через стойку перегнулась. Какую, значит, я хочу сначала. Я говорю, хорошую. А она, что вроде в городе польско-русская война под бело-красным флагом. Я говорю, откуда ей знать, а она, что слышала. Я говорю, ну, тогда плохую. А она вынимает помаду и говорит, что Магда сказала, что между нами все кончено. И мигнула Бармену, чтоб подошел в случае чего. Вот так я узнал, что она меня бросила. Магда то есть. Хотя у нас все было хорошо, вместе мы провели много приятных минут, я со своей стороны говорил ей много хороших слов в ее адрес, ну и она соответственно. Однозначно. Бармен говорит, чтоб я на нее забил. Легко сказать. Когда я узнал, что вот оно как, хотя на самом деле уже никак, так ведь она это не собственной персоной мне лично в глаза сказала, а как раз ровно наоборот, она мне, видите ли, через Арлету передает. Я считаю, что тут она показала свое чистой воды хамство, можно даже сказать, примитивность. И я не буду это скрывать, хотя она и была моей девчонкой, с которой у меня было много всего хорошего, хотя и много всего плохого тоже. Но не обязательно же было говорить вот так, через подружку, так, что я узнаю последний. Все всё знают с самого начала, всем другим она сама сказала. Сказала, что это из-за моего характера, мол, я завожусь с пол-оборота, и пусть они меня к этому факту подготовят. Они боятся, что я какой-нибудь номер отмочу, потому что в принципе это правда, такой у меня характер. Она сказала, чтоб я вышел воздухом подышать на свежий воздух. И дала мне эти свои говняные сигареты. А я в основном чувствую одну только грусть, больше, чем любое другое чувство. И еще обиду на Магду, что она ничего мне не сказала чисто в глаза. Ни словечка.

Она перегнулась через стойку, как продавщица через прилавок. Будто собирается мне впарить какой-нибудь поддельный товар, какую-нибудь соевую шоколадку. Арлета. Ржавую воду в пивном бокале. Краситель для яиц. В смысле, пасхальных. Конфеты, которые она продаст, будут пустые внутри. Одни фантики. Да она к чему ни притронется этими своими ногтями, которые у нее на каждом пальце растут, — все окажется фуфлом или даже вообще подделкой. Потому что она сама фуфло, внутри у нее пусто. Курит эту гадость. Купленную у русских. Просроченную, паленую. Вместо никотина какой-то мусор, сено какое-то. Бумага, опилки, училкам такое и не снилось. И никакой полиции не снилось. Хорошо бы Арлету посадили. Никто и не слышал про такой драг, вот она и выпендривается, глазки строит. Понты кидает. Этим своим телефоном, этими своими разными звонками в мобиле.

Я сижу и смотрю на ее волосы. Арлета вся в коже, а рядом волосы Магды, длинные, светлые. Как стена, как ветви. И я пялюсь на ее волосы, пялюсь как в стену, потому что они не для меня. Они для других, для Бармена, для Киселя, для всех этих пацанов, что входят и выходят. Для всех, а значит, не для меня. Другие будут запускать в них руки.

Приходит Каспер, садится, спрашивает, в чем дело. Штаны у него коротковаты. А ботинки, как черное зеркало, в котором я вижу себя, неоновые буквы над баром, игровые автоматы, всякие-разные вещи вокруг. Прямо у мыска его ботинка я вижу волосы Магды. Они как непробиваемая стена отгораживают ее от меня, как забор, как каменная стена. За этой стеной — новые любови, ее влажные поцелуи. Каспер подогрелся по полной программе, ботинок так и ходит ходуном. Из-за этого картина слегка размазана. Он приехал на собственной тачке, жует ментоловую жвачку и спрашивает, есть ли у меня бумажные платки. Я теряю Магду в толпе.