В свои пятьдесят с небольшим Сергей Андреевич Энгелью отличался подтянутой фигурой, быстротой и некоторой угловатостью движений, непосредственностью и живостью характера. Как утверждали друзья и сотрудники, он как бы «законсервировался» и последние лет десять практически внешне не изменялся. Несмотря на зрелый возраст, Сергей Андреевич продолжал считать себя всё ещё молодым и при знакомствах (особенно с женщинами) имел обыкновение отрекомендовываться просто Сергеем.

Работал Сергей по «гибкому графику». К тому же было у него в неделю и два «библиотечных дня», когда имелась возможность не ездить на работу. И всё-таки в последнее время обстоятельства складывались так, что домой возвращаться ему приходилось всё больше по вечерам.

Вот и этим ранним декабрьским вечером Сергей, благополучно протиснувшись к выходу из автобуса, вышел на своей остановке. До дома было каких-нибудь метров триста. От подходящих автобусов и троллейбусов люди растекались жидкими ручейками в различных направлениях — по домам и магазинам. Постояв несколько мгновений в раздумье — идти за хлебом или нет? — Сергей направился к дому. Впереди него медленно шла немолодая полная женщина, везя за собой по ледяным надолбам сумку на колесиках. Женщина осторожно двигалась по левой стороне протоптанной в лежащем на тротуаре снегу неширокой тропинки, а её сумка, подпрыгивая и неуклюже переваливаясь с бока на бок, занимала оставшуюся часть дорожки. Сергей терпеливо вышагивал за сумкой, выжидая удобного момента, когда можно будет обогнать женщину, как вдруг в щёку ему угодил снежок. Непроизвольно схватившись за ушибленное место, Сергей посмотрел направо: в нескольких метрах от тропинки в снегу стоял парнишка лет тринадцати-четырнадцати и, отряхивая руки, удовлетворенно и не без некоторого любопытства рассматривал свою поражённую мишень. Не долго раздумывая, Сергей шагнул в снег и через пару секунд уже держал проказника за руку. Тот, кстати, и не пытался сбегать.

— Ты что?!! Ты это что себе позволяешь?!! — буквально задыхаясь от возмущения, прошипел разозлённый Сергей, дёргая парнишку за рукав его куртки.

— А я чо? Я ничего. Я не хотел, — неохотно процедил тот, дерзко глядя Сергею в глаза.

Уже в лифте Марлен Евграфович поинтересовался, удобно ли Сергею приводить домой гостя без предупреждения, не побеспокоит ли его неожиданный визит хозяйку.

— Никого мы не побеспокоим. — успокоил его Сергей. — У меня идеальная семья: несколько лет мы живём с женой порознь…Нет-нет, мы не в разводе. Просто так сложились обстоятельства. Уже который год жена с дочерью живут в другой, большей квартире. Иногда я навещаю их, а иногда — они меня. И, замечу, подобная семейная жизнь как нельзя более устраивает нас всех.

Несколькими минутами позже, знакомя гостя со своей уютной двухкомнатной квартиркой и собирая на стол, Сергей продолжил рассказ о себе и своей семье.

Родился он в семье инженера в небольшом провинциальном городке. Его отец был не просто инженером, а инженером, получившим образование в Германии, в Лейпциге, куда в двадцатые годы его направили учиться явно по недоразумению. Это следовало из того, что отец происходил хоть и из обедневшей, но всё-таки дворянской семьи, что, естественно, им в те времена не рекламировалось и не отражалось ни в каких анкетах.

При всей своей необычности судьба его родителей была тем не менее типична для того непростого времени. И типична в первую очередь алогичностью действий и решений власть предержащих, или, точнее, того репрессивного аппарата, который исполнял их волю. Так, в разгар ежовщины в тридцать восьмом, вскоре после рождения Сергея, была арестована его мать. И никаких сведений о ней и о её судьбе не было вплоть до пятидесятых годов, когда, наконец, отцу соблаговолили сообщить, что она погибла — сгорела в тридцать девятом во время пожара на барже, которой арестованных сплавляли вниз по Волге. Скорее всего, баржа была подожжена специально и охрана с буксира побеспокоилась о том, чтобы ни один из арестованных не спасся от огня.