Юзик жил в большом низком каменном доме. Побеленные мелом стены были накрыты широкой черной крышей, словно шляпой, из-под которого выглядывали подслеповатые окна. В доме было много каморок, где ютились батраки пана Загорского.

Из — под крыши доносились приглушенные крики детей, брань матерей, лязг утвари. Иногда с тех или иных дверей выкатиться комок грязной детворы, расползется, сцепится, снова спрячется. То высунется женщина и выплеснет помои почти-что на головы детей.

Юзик, как и все другие батрацкие дети, его товарищи, был подпаском у панского главного пастуха. Пасли они поочередно и довольно часто имели свободные дни.

И использовали эти дни достаточно интересно. Шатались среди сельскохозяйственных машин, совали нос в молочную, в пивоварню, а иногда даже и в панский сад. Последнее дело требовало особой отваги, геройства, так как при неудаче ждала хорошая порка. Надо было остерегаться и родителей, и других батраков, и садовника, и челяди, что служили во дворце. Страшнее всех был пан. Они даже не знали, почему они так его бояться, потому что он никогда не дрался. Глянет только и крикнет:

— Цо то ест?!

И больше ничего.

Но на этот крик бежали и садовник, и лакеи, и все, кто был по близости. Пан даже не ругал ребят, а почему — то только своих людей. Но зато те старались…

Когда Юзик пас коров, ему приходилось встречаться с ребятами из села Смоляки, что было возле имения. Но встречи эти большей частью носили военный характер.

Поместье располагался на двух берегах реки. Один берег полностью принадлежал пану; вдоль речки далеко тянулись помещичьи луга, за ними по холмам шла пахотная земля. На другом же берегу, болотистым, обрывистом, было пастбище. Но оно граничило с деревней, из-за этого постоянно были недоразумения. Не было такого дня, чтобы на барское пастбище не сунулись деревенские животные, и долгом панских пастухов было защищать своё пастбище. Для таких парней, как Юзик, это было даже приятным делом. Военные действия, перестрелка с деревенскими ребятами были для них интересной игрой в нудной однообразной пастьбе. Тем более, что победа над врагом всегда была обеспечена. Иногда удавалось взять в плен корову, и тогда подпасок гнал ее в имение с такой торжественностью, словно он возвращался победителем в серьезной большой войне.

После этого в имение приходил бедный, ничтожный крестьянин, подходил к эконому, снимал шапку и целовал руку.

— Сударь, отдай корову!

Пока крестьянин целовал руку, эконом ругался:

Если отец говорил Юзику, что, «благодаря пану», он будет учиться, то подразумевалась школа, которую строил в имении пан Загорский.

До сих пор ближайшая школа была в посёлке, который находился в шести километрах от них. Разумеется, там могли учиться лишь некоторые из служащих в имении, а сельчане и дети батраков не могли ее посещать. Да они и не очень стремились, потому что школа была польская. Они предпочитали кое-как, друг от друга, научиться читать по-белоруски и пользовались случайной белорусской газеткой или книжкой, которые иногда получали из Вильни:

В поселковой школе учился только сын деревенского кулака Захара. Он мог снимать там квартиру на всю зиму. Мало того, после окончания школы сын Захара поехал учиться еще куда-то дальше, говорили, что он учится на офицера.

Давно уже ощущалась потребность иметь свою школу в этом районе, но никого это не интересовало. Для одной ничтожной малой деревни строить школу власть не считала нужным. А об имении должен был заботиться сам пан. Он и заботился, только не о школе, а о своем хозяйстве.

Наконец, он решил построить и оборудовать у себя школу с тем, чтобы дальнейшее содержание ее взяли на себя власти.

Однажды Максимка, деревенский, после лекций позвал Юзика, отвел в угол и, оглядываясь по сторонам, вынул какую-то скомканную бумажку.

— Вот посмотри, — шепнул он таинственно.

Это был кусок печатной желтоватой бумаги как от старой газеты. Юзик взял, посмотрел, но прочесть не мог: буквы были незнакомые.

— По-какому это написано? Я не понимаю.

— По-нашему же, по-белоруски! — удивился Максимка.