Черчилль: Частная жизнь

Медведев Дмитрий Львович

Книга, которую вы держите в руках, посвящена одной из величайших личностей в истории XX века. Еще при жизни имя Уинстона Черчилля стало легендой, превратившись в источник многочисленных слухов и вымыслов. Впервые за многие годы, российские читатели могут познакомиться с реальными фактами из частной жизни великого политика.

Автор открывает Черчилля совершенно с неожиданной для читателя стороны. Гениальный политик, амбициозный юноша и блестящий писатель, верный муж и любящий отец, талантливый художник и бесстрашный авиатор — все это Уинстон Черчилль.

ГЛАВА I

ПОД ЗНАКОМ СТРЕЛЬЦА

Рожденный в Бленхейме

В понедельник 25 мая 1874 года в родовом поместье герцога Мальборо было оживленно. Бленхеймский дворец встречал молодоженов — лорда Рандольфа Черчилля и американку Дженни Джером. Несмотря на скверную погоду и сильную грозу, население обычно сонного городка Вудсток, расположенного в окрестностях Бленхейма, облачилось в парадные костюмы и высыпало на улицы встречать новобрачных. Не дожидаясь приезда гостей, мэр города собрал всех жителей на площади перед «Медвежьим отелем» и зачитал праздничное приветствие с пожеланием «благополучия всем членам благородного дома Черчиллей», а также «многих лет безоблачного счастья» молодоженам. Когда же виновники торжества въехали в город, радости местных жителей не было конца. Как восторженно писал корреспондент газеты «Oxford Times», «…они распрягли лошадей, и, взвалив на себя повозку, провезли ее по узким улочкам через весь город прямо к дворцу».

[1]

О приезде высокопоставленных гостей местным жителям сообщили лишь за сутки, но даже в спешке и суматохе они успели украсить улицы многочисленными флагами, недвусмысленно подчеркнув особую важность предстоящих торжеств. Повод для веселья и, правда, был особенный. Одним из новобрачных был второй сын седьмого герцога Мальборо Рандольф Генри Спенсер Черчилль. Будущий отец премьер-министра происходил из древнего аристократического рода, уходившего своими корнями в далекое прошлое.

Согласно некоторым данным, Черчилли вели родословную от Гитто де Лиона, младший сын которого, Вандриль де Лион, лорд де Курсель, 4 октября 1066 года вступил на землю Туманного Альбиона в составе войск герцога Нормандского и принял участие в легендарной битве при Гастингсе. Впоследствии фамилия Курсель (de Courcil) была изменена сначала на Чирчиль (de Chirchil), а по прошествии еще нескольких десятилетий на Черчилль (Churchill).

[2]

Самым же известным представителем нового семейства стал генерал-капитан Джон Черчилль, первый герцог Мальборо (1650–1722), одержавший яркие победы в битвах при Рамилле, Уденарде, Мальплакете и Бленхейме.

Как бы это ни казалось странным сегодня, но со смертью первого герцога Мальборо род Черчиллей вообще мог прекратить свое существование. По стечению обстоятельств у великого полководца не оказалось прямых наследников мужского пола. Все его владения и титул перешли старшей дочери Генриетте, которая вышла замуж за дальнего предка леди Дианы — Чарльза Спенсера, графа Сутерландского. Возможно, Мальборо так и продолжали бы именовать себя Спенсерами, если бы не четвертый герцог, сумевший в 1817 году убедить короля Георга III о целесообразности возвращения их первоначального имени. С тех пор фамилия Мальборо стала сдвоенной, а их великий потомок Уинстон войдет в историю под инициалами WSC — Winston Spencer Churchill.

Кстати, использование тройного имени не ограничивалось одними лишь геральдическими особенностями Соединенного Королевства, этого же требовали практичность и удобство. Весной 1899 года, после публикации романа «Саврола», Уинстон стал получать многочисленные письма, хвалившие на разный лад его талант романиста. Объем корреспонденции был настолько велик, что вызвал подозрение даже у такого любителя похвалы, как Черчилль. Пытаясь разобраться, что же стоит за подобной хвальбой, он наткнулся на удивительный факт. Оказалось, что на другой стороне Атлантического океана проживает писатель, носящий такие же имя и фамилию — Уинстон Черчилль.

Викторианское детство

В 1880 году Дженни произвела на свет еще одного мальчика — Джека. Несмотря на прибавление в семействе, леди Рандольф уделяла немного времени воспитанию молодого поколения. Куда больше ее волновали участие в различных приемах, банкетах, литературных проектах и всевозможных обществах. Своего отца дети будут видеть еще реже. В конце 1930-х годов во время одного из семейных ужинов в Чартвелле Уинстон с грустью в голосе признается своему сыну:

— Сегодня вечером у нас с тобой состоялся продолжительный и живой разговор, длившийся значительно дольше, чем мое общение с отцом на протяжении всей нашей совместной жизни.

Как верно заметит биограф Черчилля Рой Дженкинс, «… в этом определенно состоит величайшая ирония, что спустя более ста лет после своей смерти лорд Рандольф войдет в историю, как отец».

[29]

В целом в подобном отношении не было ничего удивительного — няньки, гувернантки, кормилицы и учителя составляли вполне обычную практику для того времени. Согласно историку Ральфу Мартину, «в большинстве аристократических британских семей между поколениями лежала пропасть сдержанности, охраняемая рамками благопристойности».

[30]

Листая подшивки журналов и газет той эпохи, можно встретить удивительные советы. Например, солидный журнал «The World» в одном из своих номеров за ноябрь 1874 года рекомендовал великосветским дамам «держаться подальше от детской, успокаивая себя тем, что у вас есть малыш. Пусть гувернантка приведет детей пару раз в гостиную, чтобы с ними можно было поиграть, как с милыми котятами».

[31]

Жребий брошен

Торжества Британской империи совпали с не менее значимыми событиями и в жизни самого Уинстона. Летом 1887 года Черчиллю пошел тринадцатый год — самое время, чтобы подумать о дальнейшем месте учебы. Согласно английским традициям после подготовительной школы аристократические отпрыски поступали в закрытые средние школы. На протяжении уже нескольких столетий в Англии существует три наиболее престижные средние школы. Первое место занимает Итон, готовивший своих выпускников в Оксфорд. За ним идут Хэрроу и Винчестер.

Настал момент, когда и перед родителями Уинстона встал вопрос, какую альма-матер выбрать. Согласно все тем же традициям члены одного аристократического рода учились, как правило, в одной школе. Для Мальборо таким учебным заведением был Итон. Однако родители Черчилля не торопились с выбором. Темза и сырой климат Итона могли отрицательно сказаться на слабых легких Уинстона. После длительных размышлений Рандольф решит все-таки прервать полуторавековую традицию и остановить свой выбор на Хэрроу.

Подобное решение далось нелегко. Единственное, что его утешило, так это, в Хэрроу учился лорд Байрон, и еще статистика — почти шестьдесят выпускников данной школы заседали на тот момент в палате общин, причем большинство из них являлись членами его собственной партии. В любом случае, по какой бы карьерной лестнице ни пошел Уинстон, ему полезно будет уже в детские годы познакомиться с будущими вершителями судеб Соединенного Королевства.

Уинстону новая школа понравилась. Что и не удивительно, ведь и Винчестер, и Итон отличались значительно более строгими требованиями к вступительным экзаменам. Черчилль уже начал готовиться к летним каникулам, как ему тут же сообщили еще одну новость — долго наслаждаться отдыхом не придется: для поступления в Хэрроу его будет готовить частный преподаватель. Уинстон отреагировал немедленно: «Я не возражаю против наставника, но при одном условии — никаких домашних заданий. Это идет вразрез с моими принципами. Я никогда не занимался на каникулах и не горю желанием начинать сейчас».

Несмотря на все старания как учителя, так и ученика поступление в Хэрроу не обойдется без курьезов. Спустя годы Уинстон будет вспоминать: «Только мне исполнилось двенадцать лет, как я оказался на негостеприимной территории экзаменов, по которой мне придется путешествовать в течение последующих семи лет. Экзамены всегда превращались для меня в огромное испытание. Те из предметов, которые вызывали пиетет у моих преподавателей, мне нравились меньше всего. Я бы предпочел, чтобы меня спрашивали по истории, поэзии и сочинениям, а экзаменаторы, наоборот, требовали латынь и математику. Причем вопросы, которые они мне обычно задавали, оказывались, как правило, далеки от тех, на которые я мог дать вразумительный ответ. Неудивительно, что после такого подхода мне так и не удалось произвести должного впечатления».

ГЛАВА II

СИЛА СУДЬБЫ

Солдат удачи

С поступлением в 4-й гусарский полк Ее Величества в жизни Черчилля начнется новый этап. Впереди его будут ждать смертельные опасности и легкие ранения, нелепое пленение и дерзкий побег, военная слава и литературный дебют. Главным же станет ощущение жизни во всем ее многообразии и великолепии: «Вспоминая те времена, я не могу не поблагодарить Высшие силы за то, что они дали мне жизнь. Все дни были хороши, и каждый следующий лучше предыдущего. Взлеты и падения, опасности и путешествия, постоянное чувство движения и иллюзия надежды. Вперед, молодые люди всей земли! Вы не должны терять ни минуты. Займите свое место на передовой по имени жизнь. С двадцати до двадцати пяти — вот это годы! Не соглашайтесь с положением вещей. Поднимайте великие стяги и атакуйте орды врагов, постоянно собирающиеся против человечества. Победа достанется лишь тем, кто осмелится вступить в бой. Не принимайте отказ, не отступайте перед неудачей, не обманывайте себя личным успехом и пустым признанием. Земля создана, чтобы быть завоеванной молодостью. Лишь покоренная она продолжает свое существование».

[110]

Примечательно, что Уинстон напишет эти строки, находясь на рубеже эпох в своей политической карьере: позади — четверть века министерских должностей, включая пятилетний период в Министерстве финансов, впереди — десять «пустынных» лет забвения и звездный час Второй мировой. Но это все будет в XX веке, а в XIX столетии двадцатилетний лейтенант Черчилль готовил себя к завоеванию мира. И на это у него были все основания.

В то время жизнь в британской армии имела определенную цикличность. Семимесячный летний период, наполненный тренировками и различного рода маневрами, чередовался с пятимесячным периодом отдыха. Зная, что на будущий год 4-й гусарский полк переедет в Индию, а там про военную славу придется забыть и вовсе, Черчилль принялся искать место для применения своей безграничной энергии. Его выбор остановился на Кубе, раздираемой партизанской войной между кубинскими повстанцами и испанскими колонизаторами.

Отлично понимая, чем могла обернуться подобная жажда приключений, леди Рандольф смотрела куда менее оптимистично на излишнюю активность своего сына. Однажды Уинстон ей самоуверенно скажет:

— Я решил ехать!

Африканское путешествие, или Еще один миф о великом человеке

На протяжении нескольких десятилетий второй половины XIX века в южноафриканских колониях царил мир. Англия владела колониями в Натале и в районе мыса Доброй Надежды. Бывшие выходцы из Нидерландов — буры занимали Трансвааль и колонию Оранжевой реки. Открытие в 1886 году в бурских колониях золотых рудников привлекло к Трансваалю внимание британских чиновников с Уайтхолла, вызвав тем самым огромное недовольство у буров.

Со временем напряженность все более нарастала. А после того как Сесил Родс высказал в 1895 году пожелание распространить английский империализм на весь материк, построив единую железную дорогу между Каиром и мысом Доброй Надежды, юг Африки стал напоминать пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент. Кризис разразился осенью 1899 года.

Черчилль, внимательно следивший за происходящими событиями, также решит принять участие в предстоящем конфликте. Правда, не в качестве солдата, а в роли журналиста. Просто удивительно, что такое небольшое в мировых масштабах военное столкновение, как англо-бурская война, будет освещаться великими мастерами слова, такими как Редьярд Киплинг, Эдгар Уэллес, Герберт Уэллс, Артур Конан Дойл, Лео Эмери и наш главный герой.

Описывая события с другого конца света, Уинстон решит не ограничиваться одним лишь пером — главным инструментом журналистов XIX столетия. Всегда питавший страсть ко всему новому, он захочет взять на вооружение технику будущего — видеокамеру. Своей идеей Черчилль поделится с дальним родственником и членом парламента Мюрреем Гутри:

— Да, кстати, по поводу кинематографа. По моим подсчетам, нам потребуется 700 фунтов. Каждый внесет половину.