Нет, с этим Баранкиным не соскучишься! Это надо же! Вроде бы я его автор и всё про него знаю, всё и продумал, и всё придумал, а вот какие новые пироги! Оказывается есть ещё одни совершенно новые приключения Юры Баранкина, которые называются "Великая погоня". Были "Великие превращения"! Была "Великая подготовка"! А оказывается ещё и была "Великая погоня!" Вот о ней я ничего, оказывается и не знал. Но я не знал не по своей вине. Это всё Эра Кузякина. Это она утаила "Великую погоню". Когда я её буквально припёр к стене, она сказала:

— Этот Баранкин и так знаменит!.. Чего ещё про него что-то писать!?

Конечно я, как автор Баранкина, должен был бы всё знать о Юре, но бывает так, что автору рассказывают другие действующие лица о герое его произведения. Вот как раз Эра знала больше меня о Юре Баранкине, а взяла и не сказала мне ни слова.

Ничего удивительного. С великими классиками это тоже бывало. Вот Александр Сергеевич Пушкин, кажется, всё знал о Татьяне, он ведь её и придумал, а в конце романа в стихах сказал: "Видели, какую штуку удрала со мной Татьяна? Взяла и вышла замуж за генерала".

И так бывает! Но вернемся к Баранкину и его Великой Погоне! Оказывается, что великие превращения начались не сразу после того, как Юра Баранкин и Костя Малинин получили первые двойки в новом учебном году, а несколько позже. А до этого было вот что.

Вы помните, как начинается книга "Баранкин, будь человеком!".. Уж я-то хорошо помню, как она начинается! Вот как она начинается: "…Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в их жизни не приключилось бы, но двойки они получили, и поэтому на следующий день с ними случилось что-то невероятное, фантастическое, и, можно сказать, сверхъестественное!.."

Но, оказывается, что дело всё не только в том, что Баранкин и Малинин в начале учебного года схлопотали по двойке, оказывается, что и в предыдущем учебном году, в самом конце его, когда до летних и долгожданных каникул оставалось буквально несколько дней, Юра и Костя тоже умудрились получить две самые последние двойки!..

Что тогда в классе поднялось! Ну почти что то же самое, что в книге "Баранкин, будь человеком!".

"..На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, старосте класса, подошла к ним и сказала: "Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!" Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против Юры с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку.

Только что Алик Новиков тогда не фотографировал Юру с Костей и не поместил эту фотографию в стенгазету, потому что, он ещё не был спецкором классной стенгазеты и ещё потому, что у него не было фотоаппарата. И стенгазета тогда ещё не была такой красивой, так что две мрачные физиономии Баранкина и Малинина — физиономии типичных двоечников — ещё не могли испортить её внешний живописный вид.

Юра Баранкин достал из почтового ящика «Вечёрку» и заглянул в неё.

— Ребята! — воскликнул он, — сегодня же день бегуна!..

— Ну и что? — спросил Малинин.

— Символично! — Баранкин протянул газету Малинину и приказал: — между делом изучи маршрут!..

После этого все трое стали подниматься по лестнице.

С крыши, на которой сидели Баранкин и Малинин, было видно, как огромная растянувшаяся по шоссе толпа бегунов, приближается к дому, в котором жил Баранкин.

— На что это похоже? — спросил Юра Костю, глядя на разноцветное скопище бегунов.

— Похоже на тучу, — сказал Костя, — или на амёбу…

Юра отрицательно покачал головой.

— Это похоже на галактику, а не на амёбу… К спуску в Галактику по пожарной лестнице приготовились! — скомандовал он. — Начали! Четыре! Три! Два! Один! Спуск! — Юра первым стал ловко снижаться по железным ступенькам. За ним боязливо начал спускаться и Малинин. Точно рассчитав время, они снизились с крыши и спрыгнули на траву у торцевой части дома, на фундаменте которого было написано мелом: "Баранкин! Фантазер несчастный!" (но на фундаменте было с ошибками: нисчасный!) и смешались с бегущей, как её назвал Баранкин, галактикой — группой участников спортивного мероприятия.

В ушах Баранкина ещё стоял звон разбитой посуды, грохот рассыпающейся поленницы, и всё это перекрыл громкий лай собаки, которая всё ещё продолжала рваться с цепи, скалить зубы и ругаться на своем собачьем языке.

— Перестань, Чёрт! — сказал мужчина, — неужели ты не видишь, что это свои!.. Тимуровцы!..

Баранкин посмотрел на мужчину. Мужчина был лысый, с зачёсом волос слева направо, толстый, с выпирающим животом, отчего брюки его на спине задирались вверх, а на животе сползали вниз. Рукава рубахи были закатаны до локтей, обнажая здоровенные загорелые руки. Баранкин, лёжа перевел глаза на собаку и убедился, что она действительно похожа на чёрта. Черная, шерсть в завитках, а уши, как рога, торчат. По команде хозяина собака с неудовольствием перестала лаять.

— Я-то всё думаю, куда эти тимуровцы подевались? Хоть бы один, думаю, пришёл и помог бы больному человеку… — Мужчина постучал себя в грудь кулаком и для дела кашлянул.

— А вы, дядя, болеете? — спросил Баранкин, приподнимаясь.