Ранним июньским утром 1990 года в небе над столицей Народной Республики Анголы послышался звук реактивных двигателей. Судя по одежде и выражениям лиц немногочисленных встречавших, коротавших время в обшарпанных залах международного аэропорта, большинство из них говорили по-русски. Обладатели спортивных костюмов и золотых зубов насторожились, прислушиваясь к пока далекому гудению турбин и пытаясь через давно не мытые окна разглядеть в пурпурных утренних облаках приближающийся самолет. Некоторые из них были летчиками, а потому, прислушавшись, улыбнулись и радостно сказали остальным встречающим: «Это он, „Ил-62“! Наш, московский!». Действительно, вскоре в радужной дымке показались грациозные очертания флагмана «Аэрофлота», чертившего постепенно сужавшиеся круги над огромным взлетным полем. Несмотря на то что теоретически Луанда считалась свободной от партизан с их зенитными пулеметами и переносными ракетами, пилоты пассажирских лайнеров старались не рисковать. Они садились по «афганской» спирали, избегая обычных плавных глиссад и стараясь заходить со стороны океана. Огромная тень «Ила» пробежала по серым и буро-зеленым телам военных самолетов и вертолетов, по потрескавшемуся бетону взлетно-посадочной полосы, по грязно-белым зданиям уже проснувшейся военно-воздушной базы. Обитатели изумрудных вод Атлантики на мгновение перестали завтракать друг другом и в панике шарахнулись вглубь, подальше от темного силуэта гигантской и, несомненно, хищной птицы.

«Ильюшин» с грохотом пронесся над «хрущевками», в которых вперемешку с местными жителями проживали советские советники и их семьи. Рев снижающегося самолета прервал сон полковников и капитанов, майоров и лейтенантов, штатских и детишек. Заходивший на посадку лайнер прервал и групповой половой акт между ангольскими дворнягами, за которым с живым любопытством наблюдали чернокожие хозяйки, готовившие нехитрую еду на небольших кострах во дворе. Они испуганно пригнули головы, а потом принялись весело подшучивать над собою и друг над другом. Надо сказать, что иногда подобные выходки позволяли себе и их мужья и братья — пилоты военно-воздушных сил Анголы. Правда, сегодняшние полеты истребителей-бомбардировщиков еще не начались, и пролетать над дворами на бреющем — так, чтобы начинали плакать детишки и с треском захлопывались окна, — пока было некому. Лишь штурмовые вертолеты — огромные и зловещие, похожие на гигантских бронированных стрекоз — медленно катились по бетонным плитам, отправляясь с утра пораньше пускать кровь то ли повстанцам УНИТА, то ли оказавшимся в не том месте мирным жителям. В Анголе начинался очередной знойный день. Как вчера и как год назад, сегодня здесь должны были зачать и родить десятки детей. Как вчера и как десять лет назад, сегодня в Анголе должны были умереть от голода, пуль и болезней сотни ее жителей.

Под завистливыми взглядами своих соратников Лейтенант проследовал за Олегом (так звали его нового товарища) в один из одно- и двухэтажных домов, стоявших двумя параллельными рядами по обе стороны единственной аллеи миссии. Оказалось, что у Олега была небольшая — около двадцати квадратных метров — комната. В ней едва умещались мебель, намного пережившая крушение португальской колониальной империи, тяжело дышащий бакинский кондиционер и заляпанная жиром электроплитка в углу. На давно не крашенных стенах висели фотографии полуодетых и совсем уж голых женщин, календарь с очаровательной Наташей Андрейченко в костюме Мэри Поппинс и вырезанный из журнала портрет бородатого человека с высоким лбом и печальными глазами. Так как это оказался не Ленин В. И., а писатель Солженицын А. И., проживавший в американском штате Вермонт, можно было легко догадаться о политических симпатиях хозяина помещения.

— Не боишься держать его на виду? — вполне резонно спросил хозяина комнаты Лейтенант, примерно знавший отношение замполитов и комитетчиков к творчеству изгнанного из СССР прозаика.

— А наши дубы все равно не знают, кто это такой! — Олег беззаботно сверкнул белыми зубами на полном загорелом лице. — А если и спросят, отвечу: «Думал, что Чернышевский!». В любом случае, я же не Троцкого повесил! И вырезал из советского журнала! А ты анекдот слышал? Чем отличается офицер русской армии от офицера армии Советской? Русский офицер до синевы выбрит, слегка пьян, у него кругозор от Баха до Фейербаха. Советский — до синевы пьян, слегка выбрит и кругозор от Эдиты Пьехи до «Иди ты на х…р»!

Лейтенант от души засмеялся и тут же застонал от боли в опухшем языке. Узнав, в чем дело, Олег предложил ему прополоскать рот португальским бренди. Напиток оказался вполне приличным, и наш герой с удовольствием проглотил обжигающую жидкость. Правда, он тут же почувствовал, как ему хочется пить. По счастью, в видавшем виды советском холодильнике «Минск» стояла трехлитровая банка кипяченой воды. На ее запотевшем боку красовалась этикетка с изображением зеленого помидора и надписью на украинском языке. Не заставив себя упрашивать, Лейтенант с наслаждением надолго присосался к стеклянному краю, выпив почти половину. Впрочем, Олег оказался не жадным. Наоборот, он с сочувствием человека, знавшего, что такое похмельная жажда в Африке, предложил еще и бутылочку «газозы» — кока-колы, произведенной на местном заводе. Бутылка, судя по затертой надписи, пережила немало реинкарнаций, но сам продукт оказался вполне удобоваримым.

Клуб военной миссии — в прошлом кинотеатр для португальских летчиков — ничем не отличался от тысяч подобных ему, созданных везде, где ступала нога советского замполита. В центре небольшой сцены висел портрет все с теми же навек неразлучными авторами марксистско-ленинской теории. Правда, эти трое гораздо более соответствовали каноническим нормам, чем бородатые негроиды на заборе с таким же бородатым козлом. На стенах висели обязательные стенды. Один был посвящен советско-ангольской дружбе и изобиловал фотографиями Брежнева, целующего своих царственных братьев с темными лицами. Другой, не менее древний, расписывал дружбу с героической Кубой и не отражал новых исторических реалий. Нынче неугомонный Фидель чуть ли не открыто называл Горбачева предателем, а перестройку контрреволюцией. Перед одним из стендов — произведением давно покинувшего миссию крепостного художника (солдатика срочной службы) — в задумчивости стоял человек с восточным лицом. На лице том царило постоянное выражение имитирующего полезную деятельность трутня. Это, разумеется, был хозяин клуба — замполит миссии. По-видимому, советник главного комиссара ангольских вооруженных сил пришел проинспектировать вновь прибывшее пополнение. Когда переводчики уселись в потрепанные раскладные кресла, он сурово обратился к их непосредственному начальнику:

— Товарищ референт, почему ваши подчиненные одеты не по форме?!

Лейтенант и его коллеги невольно вжались в разом заскрипевшие сиденья.

В гости их повез переводчик-ветеран со странной кличкой Антилопа. Впрочем, смысл прозвища дошел до Лейтенанта, как только он увидел его авто, приобретенное здесь же, в Анголе. Это оказался древний светло-зеленый «мерседес» с жутко потертыми кожаными сидениями, которые когда-то, лет двадцать назад, были бежевого цвета. Возраст, отсутствующая фара и ржавые потеки на боках тут же вызывали ассоциации с «Антилопой-Гну» из «Золотого теленка». Антилопа был длинным и мускулистым. Он имел походку, неуловимо свидетельствовавшую о московском происхождении. Так — покручивая на пальце брелок с автомобильными ключами и стараясь по-барски выставить вперед живот — часто ходят таксисты в московском аэропорту «Внуково». Лицо обладателя подержанного «мерседеса» несло на себе печать пренебрежительного снисхождения к окружающим. Такое можно увидеть на физиономии плохо учившегося в школе хулигана, который считает, что, в отличие от умников-отличников, в его-то жизни все удалось.

Как выяснилось, Антилопа подвозил не только Лейтенанта и Олега, но еще и смазливую фемину по имени Катя, работавшую в миссии делопроизводителем за сотню долларов в месяц. Катя обладала неплохой фигурой, бронзовым загаром, мужем — инструктором по боевому применению танков — и квартирой на набережной. Туда, собственно говоря, и выдвинулся ржавый зеленый ящик, иногда глохнувший на перекрестках. По дороге Лейтенант с любопытством разглядывал город и его обитателей, заполнивших улицы по случаю окончания рабочего дня и несколько ослабевшей жары. Жители Луанды, казалось, никоим образом не переживали по поводу царящего в их городе бардака и продолжающейся который год гражданской войны. В толпе прохожих можно было сразу различить чиновников из государственных учреждений и компаний, с гордостью носивших рубашки и галстуки. За ними бегали босоногие дети и подростки, предлагавшие пиво, «газозу» и своих сестер. Обитатели Анголы, как очень скоро понял Лейтенант, исповедовали известную истину: что естественно, то не безобразно. Руководствуясь ею, они частенько справляли естественные надобности прямо посреди улицы. Любопытно, что даже парочки аккуратно одетых чиновников и чиновниц могли запросто остановиться, повернуться друг к другу спиной и спокойно помочиться на глазах никак на это не реагирующих прохожих.

По дороге Антилопа с явной завистью в голосе рассказывал о том, что, когда португальцев выгнали из Анголы, они оставили в Луанде не менее сотни тысяч автомобилей, из которых бывшие здесь тогда счастливчики могли выбирать любой. У многих из покинутых авто прямо на сиденьях лежали ключи зажигания. На каком-то этапе этой саги стало понятно, откуда взялся и «мерседес» Антилопы, наверняка к тому времени переживший нескольких хозяев-аборигенов. Иногда Антилопа протягивал руку в сторону соседнего сиденья и, по всей видимости, ожесточенно щупал тугое бедро очаровательной Катеньки. Та при этом заливалась дурашливым смехом и откидывала голову с длинными обесцвеченными волосами. Олег, заметив удивление Лейтенанта, шепнул ему на ухо, что муж Катюши по долгу службы часто и надолго отлучался в не самые веселые районы страны пребывания. Ее одиночество скрашивали Антилопа и прочие парнокопытные жеребцы «вроде нас с тобой».

Утро возвестило о себе безжалостным солнцем, заполнившим половину окон, и мгновенно наступившей жарой. Кряхтя, матерясь и пошатываясь, молодые офицеры 10-го управления Генштаба направились в казарменных размеров ванную комнату, где в качестве приятного сюрприза в этот раз из кранов текла вода. Блондин Рома, по пьяному делу уснувший не под комариной сеткой, а на ней, с удивлением и недовольством расчесывал десятки свежих укусов на мускулистой груди.

— И чего им (имелось в виду начальству) не поставить сетки на окна? А если я, блин, теперь с малярией свалюсь?

— Ты бы еще кондиционеры потребовал! — отозвался киевлянин Миша, пивший накануне меньше всех, а потому и наиболее бодрый с утра. — А еще туалетную бумагу и многопартийную систему!