На уступ упала длинная тень. Я положил кривой нож, которым скоблил мягкий песчаник, и, сощурившись, посмотрел вверх, в сияние вечернего солнца. На краю ямы, свесив ноги, сидел человек. Он помахал рукой.

— Привет!

Наклонившись вперед, он приготовился спрыгнуть, но мой крик остановил его:

— Осторожней! Вы их раздробите!

Он разглядывал меня, соображая что к чему. На нем не было шляпы, и позолоченные солнцем белокурые кудрявые волосы светились как нимб.

Все последующие дни мы очищали скелет коритозавра, потом запеленали его в холст, пропитанный алебастром, подготовив к длительному путешествию в музей: сначала в фургоне, потом на грузовике и на поезде. У меня оставалась примерно неделя, которую я мог провести по своему усмотрению. Но почему-то я, как ни старался, не мог забыть стройного светловолосого Терри Донована и те два странных яйца, которые он вынул из кармана.

Приблизительно в миле от лагеря я нашел остатки того, что в меловой период было морским пляжем. Там, где не произошло выветривания, рябь на песке, оставленная волнами, и норы червей сохранились нетронутыми. И еще — следы, просто изумительные, такие, какими мог бы гордиться любой музей. Миллионы лет назад тут проходили динозавры, большие и маленькие, и оставили на влажном песке свои следы. Они были засыпаны и сохранились, чтобы вызвать потом любопытство у тех, чьи покрытые шерстью предки бегали на четырех ногах.

За пляжем начинались болота и зыбучие пески. Возле камней в несметном количестве валялись рассыпающиеся в прах белые кости. Потребовались бы годы тщательнейшей работы для того, чтобы разобраться в этих беспорядочных массах. Я стоял с куском окаменелой кости в руках и смотрел на испещренную крапинками скалу, когда на склоне позади меня послышались шаги. Это был Донован.

Выглядел он теперь не таким самоуверенным. Он похудел, лицо его заросло щетиной. На нем были шорты и разорванная в клочья рубашка, а левая рука была прибинтована к боку полосками какой-то блестящей металлической ткани. В здоровой руке он держал самую странную из когда-либо виденных мною птиц.

Он бросил ее к моим ногам. Она была лиловато-черной с голой красной головой и шеей в сережках. Ее хвост состоял из широких коротких перьев, росших парами на голом стержне, и во всем этом было что-то крысиное. Сгибы крыльев завершались тремя маленькими пальцами. Голова была длинной и узкой, как у ящерицы, с огромными круглыми глазами без век, а в клюве виднелись мелкие желтые зубы.

Утром над местом его ночлега пролетели какие-то птицы. Они отличались от той, которую он убил позже, и напоминали чаек, и он решил, что за холмами, в том направлении, куда они летели, находится либо низменность, покрытая лесом, либо морской залив. Как выяснилось позже, он был прав.

Холмы оказались вершинами крутого кряжа, вставшего над равниной, как Апеннины. К югу он граничил с морем, вдаваясь в него узким полуостровом. Когда-то уровень моря был выше, и песчаные низины, где теперь паслись стада трицератопсов, были покрыты водой. А в выветренных известняковых утесах чернели многочисленные пещеры, некогда вымытые волнами. Стоя у их подножья, Донован посмотрел назад на песчаную равнину, туда, где за полосой прибрежных джунглей темнело море. К линии горизонта косяками плыли какие-то животные величиной с кита, но Донован забыл взять с собой бинокль и теперь не мог разглядеть их как следует. Впрочем в эту минуту его больше занимал вопрос, как взобраться на кряж.

Тут-то он и совершил свою первую большую ошибку.

Ему бы следовало помнить: всякий склон, ведущий вверх, предполагает другой склон, ведущий вниз. Разумнее было бы пойти вдоль гряды и попасть в лежащую за ней долину или попросту обогнуть утесы. Вместо этого он повесил на шею ружье и стал карабкаться на обрыв.

Наверху было плато. Выветривание, длившееся веками, превратило его в чашу, усеянную остроконечными пиками с зелеными пятнами растительности у оснований. Следовательно, здесь была вода и, возможно, животные, которых он мог сфотографировать или убить. Животные, обитающие в такой небольшой котловине, должны быть сравнительно небольшими, решил Донован.

Едва небо позади них посветлело, Донован тщательно осмотрелся по сторонам. Их маленькая крепость находилась на вершине утеса, нависавшего над морем. Внизу от моря в глубь суши тянулись соленые болота, окаймленные джунглями. На ничейной земле между утесом и джунглями Донован увидел корабль, каких ему еще не приходилось видеть.

Огромная сигара с зияющими дюзами на носу и корме и рядами иллюминаторов. Она была величиной с океанский лайнер. Взглянув на нее, Донован понял, откуда взялись люди, союзником которых он случайно оказался. Пришельцы из космоса — из другого мира!

Открытое пространство между космическим кораблем и бруствером было усеяно трупами. К большому камню привалилось тело юноши — во всяком случае, Доновану он показался почти мальчишкой. Донован отвел взгляд, но тотчас же снова взглянул на юношу. Тот пошевельнулся!

Донован нетерпеливо повернулся к остальным. Они непонимающе уставились на него. Он схватил ближайшего мужчину за плечо и показал на юношу. В глазах мужчины появился холодный блеск, и Донован увидел, что остальные повернулись в ту же сторону, сжимая свои смертоносные трубки. Он выругался. Олухи бесчувственные! Бросив ружье к обутым в сандалии ногам девушки, он прыгнул на бруствер. Тут он представлял собой отличную мишень, но выстрела не последовало. Мгновение — и он уже бежал к раненому, петляя между беспорядочно разбросанных глыб. Еще минута — и он благополучно скользнул в углубление за валуном и, приподняв юношу, прислонил его к своему колену. Пуля царапнула юношу по голове, вырвав длинную полоску кожи.

Донован вскинул руку юноши к себе на плечо и поставил его на ноги. Прямо над его головой просвистела пуля, и он понял, что стреляют с плато. Прежде чем он успел упасть на землю, вторая пуля попала в юношу, которого он поддерживал. Тот дернулся и безжизненно повис на плече Донована.

Так Донован отправился в обратный путь к Яйцу, и каждый шаг этого пути таил в себе загадку. Девушка не пыталась убежать. После первой мили Донован зашагал рядом с ней. Прошло несколько часов, а они все еще устало брели вдоль гряды. Хотя его рука заживала с поистине чудесной быстротой, пережитое напряжение дало о себе знать — рана горела и ныла. Это его раздражало, и он опять пошел сзади девушки, как вдруг нарастающий рев заставил его посмотреть вверх.

Это был корабль. Он летел высоко, но внезапно с невероятной скоростью спикировал прямо на них. На высоте метров триста он выровнялся, и вниз ударил фиолетовый луч, скользнувший всего в каком-нибудь метре от девушки. Песок в этом месте расплавился, а девушка, петляя как испуганный заяц, побежала под защиту скал. Донован кинулся за ней.

В миле от них корабль развернулся и опять со страшным ревом устремился к ним. В подножье обрыва чернела пещера. Девушка скрылась в темном провале, и в тот момент, когда Доновану показалось, что от шума ракетных двигателей его барабанные перепонки вот-вот лопнут, он юркнул в пещеру вслед за ней. Луч полоснул по скале над его головой, и капельки расплавленной породы опалили ему спину. Девушка прижималась к стене пещеры, но, едва увидев его, побежала дальше, в темноту.

Ему надоела эта игра в прятки, и с твердым намерением немедленно все выяснить он догнал девушку, схватил за плечо и повернул к себе.

И сразу же почувствовал себя полным дураком. Как он ей втолкует, что ему нужно? А сам он был не в силах разобраться в этой проклятой истории. Он заставил девушку пойти с ним — и ее же собственные спутники пытались ее сжечь. Ее, а не его. Какое-то его действие почему-то навлекло на девушку ненависть сородичей. Бросить ее одну в диком краю, где на каждом шагу встречаются голодные динозавры, когда за ней гонятся убийцы, он не мог, но он не мог и взять ее с собой. В Яйце с трудом помещался один человек. Положение было безвыходным.