Имя Владимира Минача, выдающегося представителя современной литературы социалистической Чехословакии, крупнейшего словацкого прозаика, давно и хорошо известно в нашей стране. Его книги переводились на многие языки народов Советского Союза. Только по-русски отдельными изданиями были опубликованы романы Минача «Смерть ходит по горам» (1948), «Вчера и завтра» (1949), монументальная трилогия «Поколение», созданная в 1958—1961 гг., сборники рассказов «На переломе» (1954) и «Медвежий угол» (1960).

Этот интерес к творчеству писателя в первую очередь, конечно же, объясняется притягательностью таланта, теми достоинствами произведений, которые всегда связываются в читательском сознании с подлинным мастерством, с оригинальностью и в то же время с естественностью индивидуального художественного выражения. Вместе с тем Минач близок нам и общим духовным настроем, неустанными энергичными поисками «второго, глубинного смысла вещей», последовательным стремлением не только запечатлеть, но и понять современника, помочь ему поверить в собственные силы, познать себя и других. У литературы, считает Минач, нет более высокого предназначения, чем эта миссия чуткого, надежного посредника между людьми; по его глубокому и справедливому убеждению, «действительно большая эпика всегда вырастала… из участия, понимания, из сочувствия или сопереживания с человеком и человечеством».

Вот почему творческую эволюцию писателя трудно представить без учета все более уточняющихся воззрений Минача на гуманистическую природу современной литературы, на ее роль и место в социалистическом обществе. К этой центральной проблеме — отношения искусства и действительности — Минач постоянно обращается в своих многочисленных статьях и эссе, составляющих как бы второе измерение его таланта, его творческой индивидуальности. В публицистике дополнительно реализуется не только яркий гражданственный темперамент художника, но и в полной мере находит выход его склонность к прямой постановке общественно значимых проблем, к историко-философскому осмыслению движения жизни и соответствующих перемен в сознании людей.

Минач далек от прекраснодушных просветительских иллюзий по поводу всемогущества литературы, но вера в возможности слова, олицетворяющего вторую, общественную природу человека, характерна для всей многогранной деятельности писателя. Обостренное внимание к этому исходному «материалу» литературы искони было присуще ее истинным мастерам. У себя на родине Минач выступает продолжателем этой славной писательской традиции, выступает по-своему, с характерной для него страстью и масштабной принципиальностью. «Газеты и радио, — писал он, например, в 1957 году, — эти самые могущественные концерны по производству слов, ныне обходятся, пожалуй, всего лишь тысячей единиц основного лексического фонда. Словесные конструкции утратили гибкость, окаменели — мертвые, будто заколдованные, немые слова…» При всей заостренности высказывания, эта тревога по поводу реально существующей тенденции к нивелированию языка естественна для человека, профессионально связанного со словом, привыкшего улавливать, взвешивать, перебирать оттенки его смысла, звучания, аромата. В своем рассуждении Минач, однако, устремляется дальше, выходя за пределы собственно лексических и даже литературных забот. В происходящем процессе девальвации, инфляции слова он чутко угадывает угрозу обеднения всей духовной жизни общества, серьезное, «коварное» препятствие на путях строительства социализма. Ведь обесценивание слова ведет к параличу самой мысли, бессодержательность «окутывает мышление, как темное облако, как густой, непроницаемый туман; языковые клише и схемы в опасной степени стесняют его, загоняя в прокрустово ложе шаблона». Писатель зовет на борьбу с «умертвлением слов», чреватого «умертвлением мысли»: «Слово должно нести все, что только может унести».

Читать Минача всегда интересно, будь то рассказ, роман или интервью в периодическом издании: повсюду бьется упорная, увлекающая за собой, пытливая мысль. У него случались творческие неудачи (кто из пишущих от них гарантирован!), но не было бесстрастных, «проходных» книг. Каждая отмечена печатью личности, каждая неизменно становилась предметом жарких обсуждений, вызывала живое читательское согласие, а подчас и бурный протест. Но иначе, пожалуй, и быть не могло. Минач создавал и создает свои произведения с осознанным прицелом на отклик, на общественный резонанс. Литература для него «имеет смысл не сама по себе, в своей ограниченности, в своей великолепной изоляции… но только в контакте с действительностью, эпохой, обществом, читателем. Без такой основополагающей связи литература лишь глухая буква, отпугивающая формула, звук пустой». Мысль здесь выражена в общей форме. Но как всегда в подобных случаях у Минача, теоретический постулат выводится из практики, за ним стоит, в нем конденсируется богатый жизненный и творческий опыт самого художника.