Опытный буддист не считает буддизм религией. Он воспринимает его как своего рода науку, метод исследования собственного опыта с помощью техник, которые позволяют беспристрастно изучать свои действия и реакции, чтобы осознавать:

«Ага, так вот как работает мой ум. Вот что мне нужно делать для того, чтобы испытывать счастье. А вот чего мне следует избегать, чтобы не испытывать страдание»

.

В своей основе буддизм очень практичен. Он учит тому, как обрести спокойствие, счастье и уверенность, избегая тревог, безысходности и страха. Сущность буддийской практики связана не столько со стремлением изменить свои мысли или поведение, чтобы стать лучше, сколько с осознанием того, что вы — хороший, цельный и совершенный человек, какими бы вам ни казались обстоятельства, определяющие вашу жизнь. Она направлена на осознание врождённого потенциала вашего ума. Другими словами, буддизм имеет своей целью не столько достижение благополучия, сколько осознание того, что вы в этот самый момент уже являетесь таким цельным, совершенным и, в сущности, благополучным человеком, в которого вы только могли мечтать однажды превратиться.

В это трудно поверить, не так ли?

Что ж, я тоже долгое время не верил.

Я хочу начать с признания, которое может звучать странно в устах того, кто считается перевоплощённым ламой и, по идее, должен был сделать в прошлых жизнях множество прекрасных вещей. С раннего детства меня преследовали чувства тревоги и страха. Моё сердце бешено билось, и я часто покрывался испариной, когда оказывался рядом с незнакомыми людьми. И у этого неудобства, которое я вынужден был постоянно испытывать, не было никаких видимых причин. Я жил в прекрасной долине и был окружён любящей семьёй, множеством монахов и монахинь и другими людьми, которые были глубоко погружены в изучение того, как раскрывать в себе внутренний мир и счастье. Тем не менее тревога следовала за мной повсюду, словно тень.

Я был ещё ребёнком, когда встретился с Франциско Варелой, чилийским биологом, которому в будущем предстояло стать одним из самых известных неврологов XX века. Франциско приехал в Непал, чтобы изучать буддийские методы исследования ума и обучаться у моего отца, чья репутация привлекала многих западных последователей. Когда мы не учились и не занимались практикой, Франциско часто говорил со мной о современной науке, особенно о своей специальности — структуре и функционировании мозга. Разумеется, он старался облекать свои уроки в слова, которые были бы понятны девятилетнему мальчику. Когда другие западные ученики отца заметили мой интерес к науке, они тоже начали учить меня тому, что знали из современных теорий биологии, психологии, химии и физики. Это чем-то напоминало одновременное изучение двух языков: с одной стороны — буддизма, а с другой — современной науки.

Помнится, я даже думал, что между ними, по-видимому, нет никакой существенной разницы. Отличались слова, а смысл казался практически одинаковым. Кроме того, через некоторое время я начал видеть, что и западные, и буддийские учёные подходили к своим предметам на редкость схожим образом. Классические буддийские тексты начинаются с представления теоретического или философского базиса исследования, традиционно именуемого основой. Затем они переходят к различным методам практики, которые обычно называют путём, и заканчиваются анализом результатов личных экспериментов, описываемых как плод, а также советами по дальнейшему обучению. Западные научные исследования часто имеют аналогичную структуру, начинаясь с теории или гипотезы, а затем переходят к объяснению методов, с помощью которых проверяется теория, и к анализу и сопоставлению экспериментальных результатов с исходной гипотезой.

Одновременно изучая современную науку и буддийскую практику, я был больше всего поражён тем, что буддизм способен научить людей интроспективному, или субъективному, подходу к реализации их полного потенциала счастья, тогда как западная точка зрения предлагает более объективное объяснение того, почему и как действуют учения. Сами по себе и буддизм, и современная наука обладают выдающимися знаниями о работе человеческого ума. Взятые вместе, они образуют более полное, ясное и завершённое целое.

Когда мои скитания между Индией и Непалом близились к концу, я узнал, что в монастыре Шераб Линг вот-вот начнётся трёхлетняя программа медитативного затворничества. Руководителем программы должен был стать Селдже Ринпоче, один из моих главных учителей в Шераб Линге. В то время Селдже Ринпоче считался одним из самых опытных мастеров тибетского буддизма. У этого мягкого человека с тихим голосом была поразительная способность делать или говорить именно то, что было правильным, и именно тогда, когда это было необходимо. Я уверен, что некоторые из вас бывали рядом с людьми, которые оказывали сходное воздействие, — людьми, способными преподавать невероятно глубокие уроки, вовсе не подавая виду, что они вас чему-то учат. Само то, какие они есть, это урок, который остаётся с вами на всю жизнь.

Поскольку Селдже Ринпоче был очень стар, и это, скорее всего, мог быть последний ретрит под его руководством, мне очень хотелось принять в нём участие. Однако мне было всего тринадцать лет, что обычно считается слишком юным возрастом для того, чтобы переносить тяготы трёхлетнего затворничества. Я очень просил своего отца замолвить за меня слово, и в конце концов Тай Ситу Ринпоче дал мне разрешение участвовать в ретрите.

Метод исследования ума и непосредственной работы с ним, который мы называем буддизмом, берёт своё начало в учениях молодого индийского царевича по имени Сиддхартха. Когда Сиддхартха воочию увидел ужасные страдания людей, которым не довелось вырасти в той же привилегированной, царственной среде, в которой посчастливилось родиться и жить ему, он отказался от безопасности и уюта своего дома ради того, чтобы найти решение проблемы человеческого страдания. Страдание проявляется во многих формах, начиная с назойливого внутреннего шёпота, говорящего нам, что мы были бы счастливее, если только какой-то незначительный аспект нашей жизни был бы другим, и заканчивая муками болезни и ужасом смерти.

Сиддхартха стал аскетом и странствовал по Индии, чтобы обучаться у учителей, заявлявших, что они уже нашли то решение, которое он искал. К сожалению, ни их ответы, ни практики, которым они его обучили, не казались ему полностью совершенными. В конце концов он решил отказаться от всех советов извне и искать решение проблемы страдания там, откуда оно, как он начал подозревать, происходит: а именно в своём уме. Сидя в тени дерева в месте под названием Бодхгая, что в северо-восточной индийской провинции Бихар, он стал всё глубже и глубже погружаться в свой ум, полный решимости найти ответ или умереть. Спустя много дней и ночей он наконец обнаружил то, что искал — фундаментальное осознавание, которое было неизменным, нерушимым и необъятным. Выйдя из этого состояния глубокой медитации, он уже не был Сиддхартхой. Он стал Буддой, что на санскрите означает «пробуждённый».

В нём пробудился полный потенциал его собственной природы, которая ранее была ограничена тем, что обычно называют двойственностью, то есть представлением о независимо реальном «Я», отдельном от того, что кажется независимо реальным «другим», существующим вне этого «Я». Как мы узнаем в дальнейшем, такая двойственность не является пороком или дефектом. Это сложный механизм выживания, глубоко укоренённый в структуре и функционировании мозга; как и другие механизмы, его можно изменять посредством личного переживания.

Будда постиг эту способность к изменению путём внутреннего самоисследования. То, как в уме укореняются ошибочные понятия и как от них можно избавиться, стало темой учений, которые он давал более сорока лет своей жизни, путешествуя по Индии и привлекая сотни и тысячи учеников. И вот две с половиной тысячи лет спустя современные учёные с помощью сложных клинических исследований начинают показывать, что знания, которые Будда обрёл посредством внутреннего наблюдения, поразительно точны и достоверны.

Поскольку восприятие и понимание Будды выходили далеко за пределы представлений обычных людей о самих себе и природе реальности, он, как и другие великие учителя до и после него, был вынужден передавать обретённое им знание посредством иносказаний, притч, загадок и метафор. Ему приходилось использовать слова. И хотя его слова впоследствии были записаны на санскрите, пали и других языках, они всегда передавались устно от поколения к поколению. Почему? Потому что, когда мы слышим слова Будды и мастеров, следовавших по его стопам и достигших такого же освобождения, нам приходится думать над их смыслом и применять этот смысл к своей собственной жизни. При этом в структуре и функциях нашего мозга происходят изменения (многие из которых будут обсуждаться на следующих страницах), приносящие нам такую же свободу, какую обрёл Будда.

Хотел бы я сказать, что, как только я благополучно устроился среди других практикующих в трёхлетней ретритной программе в Шераб Линге, всё сразу стало лучше. Однако, напротив, первый год в ретрите был одним из худших в моей жизни. На меня в полную силу обрушились все симптомы тревоги, которые я когда-либо переживал, — физическое напряжение, стеснение в горле, головокружение и волны паники, особенно интенсивные во время групповых практик. В терминах западной медицины, у меня было налицо нервное расстройство.

Задним числом я могу сказать, что мне хочется называть свои переживания того времени «нервным прорывом». Оказавшись в полной изоляции от отвлечений повседневной жизни, я был вынужден встретиться лицом к лицу с собственным умом, который в то время был не самой приятной вещью для ежедневного созерцания. С каждой проходящей неделей казалось, что умственный и эмоциональный ландшафт, на который я смотрел, становился всё более пугающим. В конце первого года ретрита я оказался перед выбором: провести следующие два года, прячась в своей комнате, или полностью принять истину уроков, полученных от моего отца и других учителей, — что все проблемы, которые я испытывал, были привычками мышления и восприятия, укоренившимися в моём уме.

Я решил следовать тому, чему меня учили.

В течение трёх дней я оставался в своей комнате и медитировал, используя многие из тех техник, которые описаны далее в этой книге. Постепенно я начал осознавать, какими слабыми и преходящими в действительности были мысли и эмоции, мучившие меня годами, и каким образом чрезмерное внимание к маленьким проблемам делало их большими. Просто спокойно сидя и наблюдая, как быстро и во многих отношениях непоследовательно приходили и уходили мои мысли и эмоции, я начинал непосредственно понимать, что они вовсе не такие основательные или реальные, какими они мне кажутся. И постепенно освобождаясь от веры в историю, которую мне внушали, я начинал видеть стоящего за ними «автора» — бесконечно огромное, бесконечно открытое осознавание, представляющее собой природу самого ума.

Любая попытка передать словами непосредственное переживание природы ума фактически обречена на неудачу. В лучшем случае можно сказать, что это безмерно спокойное переживание и что, обретая устойчивость в результате многократно повторяющегося опыта, оно становится практически непоколебимым. Это переживание абсолютного благополучия, которое просвечивает через все физические, эмоциональные и ментальные состояния — даже те, что обычно могли бы считаться неприятными. Это ощущение благополучия, не зависящее от колебаний внешнего и внутреннего опыта, представляет собой один из самых ясных способов понимания того, что буддисты подразумевают под «счастьем», и мне повезло пережить его проблеск в течение трёх дней своей изоляции.

Поскольку в годы, последовавшие за моим первым ретритом, у меня был очень плотный график, мне не хватало времени для того, чтобы следить за выдающимися достижениями в неврологии и связанных с нею областях когнитивных исследований или осмыслять сложные открытия в физике, определявшие основное направление развития науки. Однако в 1998 году в моей жизни произошёл неожиданный поворот, когда мой брат Цокньи Ринпоче не смог поехать в запланированное турне по Северной Америке и меня попросили поехать вместо него. Это было моё первое путешествие на Запад. Тогда мне было двадцать три года. Поднимаясь на борт самолёта, летевшего в Нью-Йорк, я ещё не догадывался, что люди, с которыми я встречусь во время этой поездки, определят направление моих мыслей на многие последующие годы.

Они знакомили меня с идеями современной физики и последними достижениями в неврологических, когнитивных и поведенческих исследованиях, щедро делясь со мной своим драгоценным временем и предоставляя горы книг, статей, DVD и видеокассет. Всё это меня очень воодушевляло, так как научные исследования, направленные на изучение результатов буддийской практики, стали невероятно глубокими и подробными — и, что самое важное, понятными таким людям, как я, не имеющим специальной академической подготовки. И поскольку в то время мое знание английского языка оставляло желать лучшего, я вдвойне благодарен людям, тратившим столько времени на то, чтобы доносить до меня информацию в терминах, которые я мог понять. Например, в тибетском языке нет эквивалентов для слов «клетка», «нейрон» или «ДНК», и этим людям приходилось прибегать к таким лингвистическим кульбитам, чтобы помочь мне разобраться в этих понятиях, что дело почти всегда заканчивалось тем, что все мы покатывались со смеху.

В то время пока я был занят своим обучением и пребыванием в затворничестве, мой друг Франциско Варела работал с Его Святейшеством Далай-ламой над организацией диалогов между представителями современной науки и буддийскими монахами и учёными. Эти диалоги вылились в конференции Института ума и жизни, на которых собирались эксперты в различных областях современной науки и буддизма, чтобы обмениваться идеями о природе и механизмах функционирования сознания. Мне посчастливилось посетить и конференцию в Дхарамсале, в Индии, в марте 2000 года, и конференцию в МИТ в Кембридже, штат Массачусетс, в 2003 году.

На конференции в Дхарамсале я многое узнал о биологических механизмах функционирования человеческого сознания. Но именно на конференции в МИТ, где делался акцент на корреляциях между интроспективными буддийскими методами исследования индивидуального опыта и объективным подходом современной науки, я впервые задумался о том, как донести то, что я узнал за годы своего обучения, до людей, которые вовсе необязательно были знакомы с буддийской практикой или тонкостями современной науки.

По существу, в ходе конференции в МИТ начал возникать вопрос: что произойдёт, если соединить буддийский подход с западным научным? Что можно было бы узнать, объединив информацию, предоставляемую людьми, которые обучены давать подробные субъективные описания своего опыта, с объективными данными, полученными с помощью аппаратуры, способной измерять малейшие изменения в активности головного мозга? Какие факты, которые не способны дать западные лабораторно - технические методы исследования, могли бы быть получены с помощью интроспективных методов буддийской практики? Какие знания могли бы предложить буддийским практикующим объективные наблюдения и клинические исследования?

Одним из самых первых буддийских уроков, усвоенных мною было то, что каждое живое существо, то есть каждое создание, наделённое даже самым примитивным чувством осознания, может быть охарактеризовано тремя основными аспектами, или качествами: телом, речью и умом. Тело, естественно, относится к физической, или материальной, части нашего существа, которая постоянно меняется. Оно рождается, растёт, болеет, стареет и в конце концов умирает. Речь относится не только к нашей способности говорить, но и ко всем разнообразным сигналам, которыми мы обмениваемся в форме звуков, слов, жестов, мимики и даже выделяемых феромонов — химических веществ, которые вырабатываются млекопитающими и оказывают тонкое влияние на поведение и развитие других млекопитающих. Как и тело, речь представляет собой непостоянный аспект опыта. Все послания, которыми мы обмениваемся посредством слов и других сигналов, в своё время приходят и уходят. И когда тело умирает, с ним умирает и способность речи.

Ум описать труднее. Это не «вещь», на которую мы можем так же легко указать, как делаем это с телом или речью. Как бы глубоко мы ни исследовали этот аспект бытия, нам не удастся действительно обнаружить какой-то определённый объект, который мы называем умом. В попытках описать этот неуловимый аспект бытия были написаны сотни, если не тысячи книг и статей. Однако, несмотря на то время и усилия, что были потрачены на попытки определить, что же такое ум и где он находится, ни один буддист — и, если на то пошло, ни один западный учёный — не смог заявить раз и навсегда: «Ага! Я нашёл ум! Он расположен в этой части тела, выглядит таким вот образом и работает вот так».

В лучшем случае столетия исследований смогли определить, что ум не имеет определённого местонахождения, формы, цвета или какого-либо иного материального качества, которое можно приписать другим основным аспектам человеческого существа, например, расположению сердца и лёгких, основным принципам кровообращения или областям, которые управляют важнейшими функциями организма наподобие регуляции обмена веществ. Насколько легче было бы сказать, что такая безнадёжно неопределимая штука, как ум, вообще не существует! Насколько проще было бы отнести ум к сфере таких вымышленных вещей, как духи, гоблины и феи!

Но разве может кто-либо всерьёз отрицать существование ума? Мы думаем. Мы чувствуем. Мы осознаём, когда у нас болит спина или немеют ноги. Мы знаем, когда мы устали или бодры, счастливы или грустим. Неспособность точно обнаружить или определить то или иное явление ещё не означает, что оно не существует. В действительности это всего лишь означает, что мы ещё не накопили достаточно информации, чтобы представить себе его рабочую модель.

Используя простую аналогию, можно сравнить научное понимание ума с нашим принятием такой простой вещи, как электричество. Чтобы включить свет или телевизор, не требуется детального знания полупроводниковых схем, природы электрического тока или электромагнитного поля. Если свет не горит, вы меняете лампочку. Если не работает телевизор, вы проверяете кабель или соединение со спутниковой антенной. Возможно, вам придётся заменить перегоревшую лампочку, плотнее закрепить в гнёздах телевизора провода, соединяющие его с кабельной коробкой или спутниковой антенной, или заменить перегоревший предохранитель. В худшем случае вам придётся вызвать электрика. Но в основе всех этих действий лежит элементарное понимание, или вера в то, что электричество работает.

Если мы всего лишь хотим быть счастливыми, то зачем нам нужно разбираться в строении мозга? Разве мы не можем просто думать о счастье и воображать, что наши тела наполнены белым светом, или покрыть стены изображениями цветов, зайчиков и радуг и ограничиться этим? Ну... может быть.

К сожалению, когда мы пытаемся исследовать ум, одним из основных препятствий, с которыми мы сталкиваемся, оказывается закоренелая и зачастую бессознательная убеждённость в том, что «мы родились такими, какие мы есть, и, что бы мы ни делали, это уже не изменить». Я испытывал такое же пессимистическое чувство безысходной тщетности в своём детстве и многократно видел его отражения в своей работе с людьми по всему миру. Идея о том, что мы не можем изменить свой ум, даже не выходящая на поверхность сознательного мышления, препятствует любым попыткам подобного изменения и трансформации.

Люди, пытающиеся измениться с помощь самовнушений, молитв или визуализаций, в разговорах со мной признавали, что они часто прекращают занятия после нескольких дней или недель, потому что не видят немедленных результатов. Если их молитвы и самовнушения не срабатывают, они отказываются от самой идеи работы с умом, считая её коммерческим трюком, маркетинговым ходом, придуманным для продажи большего количества духовной литературы.

Одна из приятных вещей, связанных с лекционными поездками по миру в одеждах буддийского монаха с громким титулом тулку, состоит в том, что люди, которые не стали бы уделять время обыкновенному человеку, счастливы говорить со мной, словно я — действительно достаточно важная персона для серьёзной беседы. И во время своих разговоров с учёными по всему миру я с изумлением обнаружил в научном сообществе практически единодушное согласие с тем фактом, что устройство нашего мозга создаёт реальные возможности изменять качество нашего повседневного опыта.

За последние десять лет или около того я услышал от неврологов, биологов и психологов, с которыми имел удовольствие общаться, много интереснейших идей. Кое-что из сказанного ими ставило под сомнение идеи, на которых меня воспитывали; другие вещи подтверждали то, чему меня учили, хотя и с другой точки зрения. Независимо от того, приходили мы в результате к взаимопониманию или нет, для меня самым ценным уроком, полученным из этих бесед, было осознание того, что даже частичное понимание структуры и функций мозга даёт мне прочную основу для обоснования с научной точки зрения того, как и почему эффективно работают буддийские медитативные техники, которым меня учили. Одной из самых интересных метафор мозга, которые мне довелось услышать, было высказывание доктора Роберта Б. Ливингстона, основателя и руководителя кафедры неврологии Калифорнийского университета в Сан-Диего. Во время первой конференции Института жизни и ума в 1987 году доктор Ливингстон сравнил мозг с «хорошо выученной и отрепетированной симфонией» [

К этому моменту должно быть ясно, что мозг не является единым целым и что ответ на вопрос:

«Что же думает, что пища вкусная или невкусная?»

— не так прост, как кажется. Даже такие относительно простые действия, как употребление пищи и напитков, подразумевают обмен тысячами тщательно скоординированных электрохимических сигналов, длящихся доли секунды, между миллионами клеток в мозге и по всему телу. Но прежде чем мы завершим обзор мозга, следует рассмотреть ещё один дополнительный уровень сложности.

Миллиарды нейронов в человеческом мозге сгруппированы по функциям в три разных слоя, каждый из которых развивался на протяжении сотен тысяч лет в процессе эволюции видов, осваивавших всё более сложные механизмы выживания. Самый первый и старый из этих слоев, именуемый стволом мозга, представляет собой группу клеток в форме луковицы, тянущихся прямо от верхнего окончания спинного мозга. Этот слой обычно называют рептильным мозгом, благодаря его сходству с мозгом многих видов рептилий. Основная задача рептильного мозга — регулирование таких основных непроизвольных функций, как дыхание, обмен веществ, сердцебиение и кровообращение. Кроме того, он управляет тем, что часто называют реакцией «бей или удирай», или реакцией «испуга», то есть автоматическую реакцию, заставляющую нас интерпретировать любую неожиданную встречу или событие, — например, громкий звук, незнакомый запах, что-то ползущее по вашей руке или нечто свернувшееся в тёмном углу — как возможную опасность. В результате без сознательных усилий по телу начинает распространяться адреналин, сердце бьётся быстрее и мышцы напрягаются. Если опасность кажется непреодолимой, то мы спасаемся бегством; если мы думаем, что сможем с ней справиться, то вступаем в борьбу. Легко понять, что такого рода автоматическая реакция значительно повышает наши шансы на выживание.

Рептилии, как правило, в большей степени склонны к борьбе, чем к сотрудничеству, и не обладают врождённой способностью выращивать потомство. Отложив яйца, самка рептилии обычно покидает гнездо. Когда детёныши вылупляются из яиц, они уже обладают инстинктами и способностями взрослых, но их тела ещё уязвимы и неуклюжи, а им нужно себя защищать. Многие из них не могут пережить первые несколько часов жизни. Когда они пытаются добраться до безопасной и более естественной для них среды обитания — будь то в море или в лесу, — их убивают и поедают другие животные, зачастую того же вида. На самом деле только что вылупившиеся рептилии нередко становятся добычей собственных родителей, которые не узнают в них своё потомство.

В ходе эволюции новых видов животных — птиц и млеко -питающих — происходило поразительное развитие структуры мозга. В отличие от своих дальних родственников — рептилий — новорождённые детёныши этих видов недостаточно развиты, чтобы заботиться о себе, и в той или иной степени нуждаются в родительской опеке. Для удовлетворения этой потребности — и для обеспечения выживания этих новых видов — постепенно сформировался второй слой мозга. Этот слой, именуемый лимбической системой, окружает ствол мозга подобно шлему и включает в себя ряд «запрограммированных» нейронных связей, стимулирующих побуждение воспитывать потомство, то есть обеспечивать его едой и защитой, а также обучать посредством игр и других упражнений важнейшим навыкам выживания.

Кроме того, эти более сложные нейронные связи наделяли новые виды способностью генерировать более широкий спектр эмоций, чем просто «бить или удирать». Например, млекопитающие могут различать не только звуки, издаваемые их собственными детёнышами, но и типы этих звуков — например звуки страдания, удовольствия, голода и т. д. Вдобавок лимбическая система даёт более широкие и тонкие возможности «читать» намерения других животных по их позам, манере движения, мимике и даже по еле уловимым запахам феромонов. Благодаря тому, что млекопитающие и птицы способны интерпретировать разнообразные виды сигналов, они могут более гибко приспосабливаться к изменяющимся условиям внешней среды, что закладывает основу для обучения и памяти.

Тем не менее меня продолжал мучить один вопрос. Если мозг — это симфония, как предположил доктор Ливингстон, то должен быть и «дирижёр», разве не так? Разве там не должно быть какого-то объективно определимого органа или клетки, управляющей всем? Мы, несомненно, чувствуем, будто там есть такая вещь, или по крайней мере ссылаемся на неё, когда говорим: «Я ещё не решил», или «Я ничего не помню», или «Наверное, я сошёл с ума» [

9

].

Как я узнал из разговоров с неврологами, биологами и психологами, современная наука долгое время искала такого «дирижёра», потратив немало усилий в надежде обнаружить какую-нибудь клетку или группу клеток, которая управляет чувствами, восприятием, мыслями и другими видами умственной деятельности. Однако, несмотря на использование самой совершенной техники, не удалось найти никаких свидетельств существования подобного «дирижёра». В мозге нет никакой отдельной зоны, никакого крохотного «я», отвечающего за координацию общения разных исполнителей.

В итоге современные неврологи отказались от поисков «дирижёра» в пользу исследования принципов и механизмов, посредством которых миллиарды нейронов, распределённые по всему мозгу, способны согласовывать свою активность, не нуждаясь в центральном руководителе. Такое «глобальное», или «распределённое», поведение можно сравнить со спонтанной координацией группы джазовых музыкантов. Когда джазовые исполнители импровизируют, каждый может исполнять немного отличающуюся музыкальную партию, однако каким-то образом им удаётся играть согласованно.

Идея помещения «я» в мозг во многом связана с влиянием классической физики, которая традиционно сосредоточивалась на изучении законов, управляющих локализованными объектами. С этой формализованной точки зрения, если ум способен оказывать воздействие — например, на эмоции, то он должен где-то находиться. Однако современная физика начинает подвергать сомнению представление о существовании материальных тел, тем самым свидетельствуя о необоснованности самого допущения «реальности» объектов науки. Каждый раз, когда кто-нибудь находит самый мельчайший элемент материи, который только можно себе вообразить, кто-то другой обнаруживает, что в действительности этот элемент состоит из ещё более мелких частиц. И с каждым новым шагом вперёд становится всё труднее окончательно определить какой-либо фундаментальный элемент материи.

Рассуждая логически, если бы даже было возможно разделять мозг на всё меньшие и меньшие части, вплоть до субатомного уровня, то разве можно было бы с уверенностью назвать умом одну из этих частиц? Поскольку каждая клетка состоит из множества меньших частиц, каждая из которых состоит из частиц ещё меньшего размера, то как можно узнать, которая из них представляет собой искомый ум?

Ключ к тому, как заниматься буддийской практикой, лежит в обучении простому пребыванию в чистом осознавании мыслей, чувств и восприятий, когда они возникают. В буддийской традиции это спокойное присутствие называется осознанностью, что, в свою очередь, означает простое пребывание в естественной ясности ума. Как в том примере с собакой, если бы я осознавал свои привычные мысли, ощущения и восприятия, не позволяя им себя захватывать, то их власть надо мной начала бы ослабевать. Я бы воспринимал их появление и исчезновение как естественную функцию ума — столь же естественную, как движение волн по поверхности озера или океана. И в конечном счёте я понял, что именно это происходило, когда я в одиночестве сидел в своей келье, пытаясь преодолеть тревогу, которая причиняла мне столько неудобств на протяжении всего детства. Простое наблюдение за тем, что происходило в моём уме, действительно изменяло то, что там происходило.

Вы можете начать испытывать такую же свободу естественной ясности прямо сейчас с помощью одного простого упражнения. Просто сядьте прямо, дышите нормально и позвольте себе осознавать движение воздуха при дыхании, внутрь и наружу. Расслабляясь в осознавании своих вдохов и выдохов, вы, скорее всего, начнёте замечать сотни мыслей, пробегающих в вашем уме. От некоторых из них легко освободиться, в то время как другие могут завести вас на длинную и петляющую туда-сюда дорогу смежных мыслей. Когда вы заметите, что погнались за мыслями, просто вернитесь к сосредоточению на дыхании. Делайте это в течение одной минуты.

Вначале вас удивит количество и разнообразие мыслей, льющихся через ваше осознание подобно водопаду, низвергающемуся с отвесной скалы. Такое переживание не означает неудачу. Напротив, это знак успеха. Вы начали понимать, какое количество мыслей обычно роится в вашем уме, хотя вы их даже не замечаете.

Вы также можете заметить, что увлеклись какой-то цепочкой мыслей и следуете за ними, пренебрегая всем остальным. Потом вы вдруг вспоминаете, что целью упражнения было простое наблюдение за мыслями. Вместо того чтобы наказывать или обвинять себя, просто вернитесь к сосредоточению на дыхании.

Если вы будете продолжать эту практику, то обнаружите, что, несмотря на появление и исчезновение мыслей, ничто не нарушает и не прерывает естественную ясность ума.

Вы — не тот ограниченный и беспокойный человек, каким себя считаете. Любой буддийский мастер может сказать вам с полной убеждённостью, основанной на личном опыте, что на самом деле вы — средоточие сострадания, что вы обладаете совершенным осознаванием и полностью способны достичь величайшего блага не только для самого себя, но для всех и всего, что вы можете себе представить.

Единственная проблема заключается в том, что вы этого о себе не знаете. Говоря строго научным языком, которому я научился из разговоров со специалистами в Европе и Северной Америке, большинство людей просто ошибочно принимают образ самих себя, формируемый привычками и закрепляющийся в нейронных связях, за то, кем или чем они на самом деле являются. Этот образ почти всегда выражается в двойственных понятиях: я и другой, боль и удовольствие, обладание и неимение, симпатия и антипатия. Как мне объяснили, это самые основные понятия, необходимые для выживания.

К сожалению, когда ум окрашен такой двойственностью, каждое переживание — даже мгновения счастья и радости — сковано каким-то чувством ограниченности. На заднем плане всегда прячется некое но. Один из видов «но» — это «но отличия»: «Мой день рождения прошёл замечательно, но мне хотелось бы шоколадный торт вместо морковного пирога». Кроме того, есть «но лучшего»: «Мне нравится мой новый дом, но у моего друга Джона дом больше, и света там гораздо больше». И, наконец, есть «но страха»: «Я терпеть не могу свою работу, но разве я найду другую в такие времена?» Личный опыт научил меня, что можно преодолеть любое ощущение собственной ограниченности. Иначе я, скорее всего, сидел бы в своей келье, чувствуя себя слишком испуганным и неадекватным, чтобы участвовать в групповых практиках. В тринадцать лет я лишь знал, как преодолеть свой страх и чувство незащищённости. Но благодаря терпеливому руководству таких специалистов в области психологии и неврологии, как Франциско Варела, Ричард Дэвидсон, Дэн и Тара Гоулман, я начал понимать с объективной научной точки зрения, почему практики на самом деле работают: эти ощущения ограниченности, тревоги, страха и прочего — всего лишь нейронная болтовня. По своей сути они — привычки. А от любых привычек можно отучиться.

Одна из первых буддийских истин, которую мне преподали, состоит в том, что фундаментальная природа ума в силу своей необъятности полностью превосходит интеллектуальное понимание. Её невозможно описать словами или свести к удобным, привычным концепциям. Для меня это было проблемой, так как я люблю слова и легко воспринимаю концептуальные объяснения.

На санскрите — языке, на котором были первоначально записаны учения Будды, фундаментальная природа ума называется татхагатагарбха, что представляет собой очень тонкое и хитрое описание. Буквально, это означает «природа тех, кто ушёл так». «Те, кто ушёл так» — это люди, которые достигли окончательного просветления, другими словами, люди, чьи умы полностью превзошли обычные ограничения, которые можно описать словами. Я думаю, вы согласитесь, что это не особенно помогает понять смысл.

В других, менее буквальных переводах термин татхагатагарбха интерпретировали как «природа будды», «истинная природа», «просветлённая сущность», «обычный ум» и даже «естественный ум», но ни одна из этих интерпретаций не проливает достаточно света на истинный смысл самого слова. Чтобы действительно понять татхагатагарбху, необходимо пережить её в непосредственном опыте, что у большинства из нас вначале происходит в виде коротких, спонтанных проблесков осознавания. У большинства из нас естественный ум, или природа будды, омрачён ограниченным образом себя, создаваемым привычными нейронными паттернами, которые сами по себе просто отражают безграничную способность ума создавать любое состояние по собственному выбору. Естественный ум способен порождать всё, даже неведение своей собственной природы. Иными словами, отсутствие осознавания естественного ума — это просто пример неограниченной способности ума создавать всё, что он захочет. Мы должны с одобрением похлопывать себя по спине всякий раз, когда чувствуем страх, грусть, ревность, страсть или любую другую эмоцию, способствующую нашему ощущению уязвимости или слабости. Ведь мы только что ощутили безграничность природы своего ума.

Хотя истинную природу ума невозможно описать прямо, это не означает, что нам не следует по крайней мере попытаться приобрести в отношении нее какое-то теоретическое, концептуальное понимание. Даже ограниченное понимание — это, по меньшей мере, указатель в направлении непосредственного опыта. Будда понимал, что опыт, который невозможно описать словами, лучше всего объяснять с помощью притч и метафор. Так, в одном учении он сравнил татхагатагарбху с золотым самородком, покрытым грязью и пылью.

Представьте себе, что вы — кладоискатель. Однажды вы находите в земле кусок металла. Вы роете яму, вытаскиваете металл, приносите его домой и начинаете очищать. Сначала открывается одна грань яркого и блестящего самородка. Постепенно, по мере того как вы смываете накопившуюся грязь, вам открывается весь самородок во всей своей красе. Позвольте мне спросить: что более ценно: кусок золота, зарытый в земле, или тот, который вы очистили? На самом деле у них одинаковая ценность. Любое различие между чистым и грязным самородком носит поверхностный характер.

Я хочу пояснить, что сравнение между естественным умом и пространством, как его описывает современная наука, в действительности больше подходит в качестве полезной метафоры, а не точного описания. Думая о пространстве, большинство из нас представляют себе пустой фон, на котором появляются и исчезают всевозможные объекты: звёзды, планеты, кометы, метеориты, чёрные дыры, астероиды — и даже такие феномены, которые пока ещё не обнаружены и не описаны. Но несмотря на всю эту активность, наше представление о сущностной природе пространства остаётся неизменным. Насколько нам известно, пространство ещё никогда не жаловалось на то, что происходит у него внутри. Мы отправили тысячи, миллионы посланий во вселенную и ни разу не получили такого ответа, типа «Меня так разозлило, что астероид только что врезался в мою любимую планету» или «Ой, мне угрожают! Только что появилась новая звезда!»

Точно так же и природу ума не задевают неприятные мысли и условия, которые обычно могли бы считаться тягостными и удручающими. Она естественно спокойна, как ум ребёнка, которого родители взяли с собой в музей. В то время как его родители полностью увлечены оценками выставленных там произведений искусства, ребёнок их едва замечает. Он не задумывается о том, сколько может стоить какая-то картина, сколько лет статуе и чем работы одного художника лучше работ другого. Его точка зрения абсолютно наивна, он просто воспринимает всё, что предстаёт его взору. Такая простодушная точка зрения в буддизме называется «естественным покоем» — это состояние, схожее с ощущением полной расслабленности, которую человек может чувствовать после интенсивной тренировки в спортзале, или выполнения сложной задачи.

Этот опыт хорошо иллюстрирует старая история о короле, который приказал построить новый дворец. Когда здание было закончено, у него появилась проблема: как тайно перевезти из старого дворца в новый все богатства — золото, драгоценности, статуи и другие объекты. Сам он выполнить эту задачу не мог, так как отдавал всё своё время исполнению монарших обязанностей, а при дворе было немного людей, которым можно было бы доверить эту задачу, чтобы они при этом ничего не украли. Однако он знал одного преданного генерала, который мог бы умело и в полной тайне выполнить это поручение.

Итак, король позвал генерала и объяснил ему, что тот — единственный человек при дворе, которому он доверяет, сообщив, что хочет, чтобы генерал взял на себя задачу перевозки всех сокровищ из старого дворца в новый. Помимо секретности важнейшим условием было завершение перевозки за один день. Если генерал сможет это выполнить, король пообещал наградить его обширными землями, величественными особняками, золотом, драгоценностями — по существу, достаточным богатством, чтобы можно было уйти в отставку и безбедно жить до самой смерти. Генерал с радостью взялся за поручение, ослеплённый перспективой получить за день работы такое богатство, которое позволит его детям, внукам и правнукам проводить свои дни в роскоши и комфорте.

На следующее утро генерал проснулся рано и взялся за перенос королевских сокровищ из старого дворца в новый, бегая туда и обратно по тайным проходам с ларцами и сундуками золота и драгоценностей, дав себе только одну короткую передышку на обед, чтобы набраться сил. Наконец ему удалось перенести последние царские драгоценности в хранилище нового дворца, и, как только село солнце, он доложил королю, что задача выполнена. Король поздравил его и вручил дарственные на обещанные плодородные земли, а также золото и драгоценности, которые тоже были частью сделки.

Будда часто сравнивал естественный ум с водой, которая по своей природе всегда чиста и прозрачна. Грязь, взвесь, осадок и другие нечистоты могут временно замутнять или загрязнять воду, но мы можем отфильтровать все эти примеси и восстановить её природную прозрачность. Если бы вода не была чистой по природе, она бы не становилась снова такой, сколько бы фильтров мы ни использовали.

Первый шаг к познанию качеств естественного ума иллюстрирует рассказанная Буддой притча о бедняке, жившем в старой шаткой хижине. Стены и пол его хижины были выложены тысячами драгоценных камней, но бедняк этого попросту не понимал. Хотя все эти драгоценности принадлежали ему, он жил в нищете, страдая от голода и жажды, от сильного мороза зимой и ужасной жары летом, не осознавая ценности того, чем владел.

Однажды друг спросил его: «Почему ты живёшь как нищий? Ты не беден. Ты очень богат». «Ты сошёл с ума? — ответил бедняк, — как у тебя язык поворачивается говорить такое?» «Посмотри вокруг, — ответил его друг, — весь твой дом наполнен драгоценностями — изумрудами, алмазами, сапфирами и рубинами».

Вначале старик не поверил тому, что сказал ему друг. Но через какое-то время его разобрало любопытство, и он достал из своей стены небольшую драгоценность и отнёс её в город на продажу. Он не мог поверить, что торговец, которому он её предложил, дал за неё очень приличную сумму. С деньгами в руках он вернулся в город и купил себе новый дом, взяв с собой все драгоценности, которые смог найти. Он приобрёл новую одежду, наполнил кухню едой, нанял прислугу и зажил комфортной жизнью состоятельного человека.

Теперь позвольте мне спросить — кто богаче: тот, кто живёт в старом доме и окружён драгоценностями, которым не знает цены, или тот, кто знает стоимость того, что имеет, и живёт в полном комфорте?

Если что-то пока не идентифицировано, это ещё не означает, что оно не существует. Мы уже наблюдали это, когда пытались точно определить местонахождение ума: хотя имеется более чем достаточно свидетельств умственной деятельности, ещё ни один учёный не смог подтвердить существование самого ума. Точно так же ни одному учёному не удалось точно определить природу и свойства пространства на самом фундаментальном уровне. Однако мы знаем, что у нас есть ум, и не можем отрицать существование пространства. Концепции ума и пространства глубоко укоренились в нашей культуре. Мы знакомы с этими идеями. Они кажутся нам нормальными и в какой-то степени весьма обыденными.

Но такие понятия, как «естественный ум» и «естественный покой», не знакомы нам в такой же степени. Вследствие этого многие люди подходят к ним с определённой долей скепсиса. Однако было бы справедливо ожидать, что, используя те же верные умозаключения и непосредственный опыт прямого переживания, мы по крайней мере сможем немного приблизиться к пониманию естественного ума.

Будда учил, что реальность естественного ума можно продемонстрировать посредством определённого знака, видного каждому, представив его в форме вопроса и ответа. И задал вопрос: «О чём все люди вообще заботятся больше всего?»

Когда я задаю тот же вопрос на публичных лекциях, люди дают на него много разных ответов. Одни говорят, что больше всего мы заботимся о том, чтобы оставаться живыми, быть счастливыми, избегать страдания или быть любимыми. Другие отвечают: мир, прогресс, еда, дыхание; чтобы ничего не менялось, чтобы улучшались условия жизни. Третьи упоминают жизнь в согласии с собой и другими, смысл жизни, страх смерти. Я нахожу особенно забавным один ответ: «О себе!»

Каждый ответ абсолютно верен. Все представляют собой просто разные аспекты основного ответа. Главная забота, которая свойственна всем существам — людям, животным и насекомым, — это желание быть счастливыми и избегать страданий. Кем бы мы ни были, мы просто хотим быть счастливыми и избегать боли. Хотя у каждого из нас может быть собственная стратегии достижения счастья и освобождения от страданий, в конечном итоге все мы стремимся к достижению одного и того же результата. Даже муравьи никогда не останавливаются в движении к этой цели ни на секунду. Они всё время суетятся, собирая пищу, строя и расширяя свои жилища. Зачем они так тяжело трудятся? Чтобы достичь определённой формы счастья и избежать страдания.

То чувство открытости, которое люди испытывают, когда просто оставляют в покое свой ум, в буддизме называется пустотностью, и это, вероятно, одно из наиболее превратно истолковываемых понятий в буддийской философии. Даже буддистам довольно сложно понять этот термин, а уж западным читателям и подавно тяжело, поскольку многие ранние переводчики санскритских и буддийских текстов интерпретировали пустотность как «пустое место» или «ничто», ошибочно отождествляя пустотность с идеей, что не существует ничего вообще [

11

]. Сложно представить себе что-либо более далёкое от той истины, которую стремился описать Будда, чем подобное искажённое понимание пустотности.

Когда Будда объяснял, что природа ума — а в действительности природа всех явлений — пустотна, он не имел в виду, что эта природа совершенно пуста, подобное некому вакууму. Он говорил, что природа явлений — это пустотность, что на тибетском языке передаётся при помощи двух слов тонгпа-нъи (на русском — при помощи суффикса -ость. — Прим. пер.). Слово тонгпа означает «пустой», но только в том смысле, что нечто находится за пределами нашей способности чувственного восприятия или рамок рассудочного мышления. Наверное, лучше переводить это слово как «непостижимый» или «необозначаемый». Слово чьи не имеет в разговорном тибетском языке какого-либо смысла. Но когда его добавляют к другому слову, оно передаёт значение «возможности» — в том смысле, что всё может появляться, всё может происходить. Поэтому, когда буддисты говорят о пустотности, это означает не ничто, а безграничный потенциал для появления, изменения и исчезновения чего угодно.

Возможно, здесь мы можем использовать аналогию с весьма странными и удивительными явлениями, которые современные физики обнаружили, исследуя внутреннюю динамику атома. По словам учёных, с которыми я разговаривал, все субатомные явления происходят на неком фоне, который часто называют основным состоянием, то есть низшим из всех мыслимых состояний энергии в определённой области субатомной Вселенной. (Я не могу сдержать улыбку, настолько термин «основное состояние» напоминает буддийский термин «основа»!) В основном состоянии частицы постоянно появляются и исчезают в том, что называют квантовым вакуумом. Хотя этот вакуум кажется пустым, в действительности он очень активен и обладает потенциальной способностью порождать всё, что угодно. В этом смысле у вакуума и у «пустотности ума» есть определённые общие качества. Подобно тому как вакуум считается «пустым», однако является источником, из которого возникают все виды частиц, ум, по своей сути, «пуст» в том смысле, что он не поддаётся окончательному и достоверному описанию. Однако из этой неописуемой и трудно познаваемой основы постоянно возникают все мысли, эмоции и ощущения.

Поскольку природа ума пустотна, вы обладаете способностью переживать потенциально неограниченное разнообразие мыслей, эмоций и ощущений. Даже неправильное понимание пустотности — это просто явление, возникающее из пустотности!

Возможно, вам поможет обрести некоторое понимание пустотности на собственном опыте один простой пример.

Чтобы постичь пустотность, большинству из нас требуется время для размышления и медитации на полученных учениях. Когда я объясняю эту тему, одним из первых вопросов, которые мне задают, обычно бывает такой: «Хорошо, если основа реальности пустотна, то откуда всё появляется?» Это хороший и на самом деле очень глубокий вопрос. Но взаимосвязь между пустотностью и опытом переживания реальности не так проста — или, скорее, так проста, что её легко не заметить. На самом деле именно из безграничного потенциала пустотности могут возникать, а также перемещаться, изменяться и в конце концов исчезать все явления (понятие «явления» включает в себя мысли, эмоции, ощущения и даже материальные объекты).

Я обнаружил, что, вместо того чтобы вдаваться в обсуждение квантовой механики — области современной физики, исследующей материю на атомном и субатомном уровнях, в которой я, признаться, не специалист, можно лучше всего описать этот аспект пустотности, вновь прибегнув к аналогии с пространством. Во времена Будды пространство считали необъятным открытым простором, который сам по себе является не вещью, а безграничным, неопределённым фоном, на котором появляются и через который движутся галактики, звёзды, планеты, животные, люди, реки, деревья и прочее. Если бы не было пространства, все эти вещи не могли бы проявляться индивидуально и отчётливо — для них не было бы ни места, ни фона, на котором их можно было бы наблюдать. Звёзды и планеты могут появляться, перемещаться и исчезать только на фоне пространства. Да и мы сами можем стоять, сидеть, входить в помещение и выходить из него только потому, что нас окружает пространство. Наши тела наполнены пространством: внешние отверстия позволяют нам дышать, глотать, говорить и так далее, но есть также пространство во внутренних органах, например в лёгких, которые расширяются и сокращаются, когда мы вдыхаем и выдыхаем.

Сходное взаимоотношение существует между пустотностью и явлениями. Без пустотности ничто не могло бы возникать, а в отсутствие явлений мы не могли бы переживать на опыте основополагающий фон пустотности, из которой возникает всё сущее. Поэтому в каком-то смысле вы должны признать, что между пустотностью и явлениями имеется взаимосвязь. Но между ними есть и важное различие. Пустотность, или бесконечная возможность, — это абсолютная природа реальности. Всё, что появляется из пустотности — звёзды, галактики, люди, столы, лампы, часы и даже наше восприятие времени и пространства, — это относительное выражение бесконечной возможности, преходящее явление в контексте бесконечных времени и пространства.

Я хочу воспользоваться случаем, чтобы указать на ещё одно чрезвычайно важное различие между абсолютной и относительной реальностью. Согласно буддийскому пониманию и, по-видимому, некоторым западным школам научной мысли, абсолютно реальным можно называть только то, что не меняется, не подвержено влиянию времени и обстоятельств и не может быть поделено на меньшие составные части. Исходя из этого определения меня учили, что пустотность — неизмеримый, неописуемый потенциал, являющийся форматом всех явлений, не созданный и не зависящий от изменений причин или условий, — это и есть абсолютная реальность. И поскольку естественный ум пустотен, полностью открыт и не ограничен никакими характеристиками, которые можно было бы описать или назвать, то ничто из того, что кто бы то ни было, включая меня, говорит или думает о явлениях, нельзя считать определяющим его истинную природу.

Проще говоря, абсолютную реальность невозможно выразить словами, образами или даже символизмом математических формул. Я слышал, что некоторые религии тоже считают, что природу абсолюта невозможно выразить таким образом, и отказываются описывать абсолют с помощью понятий или концепций. По крайней мере в этом буддизм с ними согласен: абсолют можно постичь только на непосредственном опыте.

Интеллектуальное понимание пустотности — это одно, а непосредственное переживание — совсем другое. Давайте попробуем выполнить ещё одно упражнение, немного отличающееся от тех, что описаны в предыдущих главах. На этот раз вы будете очень внимательно наблюдать за тем, как ваши мысли, эмоции и ощущения возникают из пустотности, на мгновение предстают как пустотность и снова растворяются в пустотности. Если на ум вам не приходят никакие мысли, чувства и ощущения, просто выдумывайте их как можно больше, очень быстро, друг за другом. Главная цель упражнения — наблюдать как можно больше форм опыта. Если вы не будете наблюдать за ними, то они просто будут ускользать незамеченными. Не упускайте никаких мыслей, чувств и ощущений, не понаблюдав за ними.

Для начала сядьте прямо в расслабленной позе и дышите спокойно и естественно. После того как вы удобно устроитесь, начинайте очень внимательно наблюдать за своими мыслями, чувствами и ощущениями. Запомните — если ничего не появляется, просто начинайте «бормотать» в уме. Что бы вы ни воспринимали — боль, давление, звуки и т. д., наблюдайте это очень отчётливо. Вы даже можете наблюдать за такими мыслями, как: «Это хорошая мысль», «Это плохая мысль», «Мне нравится это упражнение», «Я ненавижу это упражнение». Можно наблюдать даже такую простую вещь, как зуд. Для достижения полного эффекта желательно продолжать этот процесс в течение как минимум одной минуты.

Вы готовы? Тогда начинайте!

Наблюдайте за движениями своего ума... Наблюдайте за движениями своего ума... Наблюдайте за движениями своего ума... Теперь остановитесь.

Цель упражнения — просто наблюдать, как всё, что проходит через ваше осознание, возникает из пустотности, на мгновение проявляется и растворяется в пустотности — подобно тому, как поднимаются и опускаются волны в бескрайнем океане. Вы не хотите мешать своим мыслям, эмоциям и т. п., равно как и не хотите их преследовать. Если вы будете за ними гоняться, если позволите им руководить вами, то они начнут определять, обусловливать вас, и вы потеряете способность открыто и спонтанно реагировать в настоящий момент времени. С другой стороны, если вы будете пытаться препятствовать своим мыслям, ваш ум может стать довольно напряжённым и узким.

Разговаривая с современными учёными, я был поражён множеством параллелей между принципами квантовой механики и буддийским пониманием взаимосвязи между пустотностью и проявленностью. Поскольку мы использовали разные термины, мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что мы говорим об одном и том же — о развёртывающихся мгновение за мгновением явлениях, которые вызываются и обусловливаются почти бесконечным количеством и разнообразием событий.

Чтобы по достоинству оценить эти параллели, я счёл важным изучить кое-какие принципы классической физики — фундамента, на котором строится квантовая механика. «Классическая физика» — это общий термин, описывающий комплекс теорий функционирования естественного мира, основанных на догадках и экспериментах гениального учёного XVII века Исаака Ньютона и учёных, следовавших по его стопам и внесших вклад в её понимание. С точки зрения классической физики Вселенная считалась огромной упорядоченной машиной. Согласно этой «механистической модели», если знать положение и скорость каждой частицы во Вселенной, а также силы, действующие между ними в определённый момент времени, то возможно предсказать скорость и положение, то есть направление и скорость движения каждой частицы во Вселенной в любой момент в будущем. Точно так же можно вычислить всю прошлую историю Вселенной, исходя из полного описания её нынешнего состояния. В этом контексте историю Вселенной можно было бы считать огромной сетью историй индивидуальных частиц, связанных абсолютными и познаваемыми законами причин и следствий.

Однако законы и теории классической физики по большей части основывались на наблюдениях за макроскопическими явлениями — такими как движение звёзд и планет, а также взаимодействием материальных объектов на Земле. Но в XIX и XX веках технические достижения позволили учёным изучать поведение явлений во всё меньшем и меньшем масштабе. Их эксперименты, сформировавшие основы квантовой механики (науки, изучающей мельчайшие единицы явлений [

12

]), начали показывать, что в крайне малом масштабе материальные феномены ведут себя вовсе не так чётко, упорядоченно и предсказуемо, как это описано в классической физике.

Одним из самых озадачивающих моментов в этих экспериментах было открытие того, что материя (в обычном понимании) может и не быть такой плотной и определённой, как некогда считалось. При наблюдении на субатомном уровне материя вела себя довольно странно, иногда демонстрируя свойства, обычно ассоциируемые с материальными частицами, а иногда проявляясь в виде нематериальных волн энергии. Насколько я понимаю, у этих частиц/волн, являющихся строительным материалом, или кирпичиками из которых состоит Вселенная, невозможно одновременно определить местоположение и скорость, а потому рушится классическое описание состояния Вселенной с точки зрения положений и скоростей частиц. В контексте квантовой механики мы не можем точно измерить нынешнее состояние Вселенной, поскольку не имеем возможности чётко определить, состояние в соответствии с законами её классической физики.

Подобно тому как квантовая механика с течением времени вырастала из законов классической физики, Будда так же постепенно излагал своё описание природы индивидуального опыта, базируя каждое новое знание на предыдущем, в соответствии с уровнем понимания тех, кто его слушал. Исторически эти учения делятся на три категории, которые называют Тремя поворотами колеса Дхармы. На санскрите слово Дхарма в этом смысле означает «истина», или, попросту, «природа явлений». Будда давал свои первые учения под открытым небом в месте под названием «Олений парк» в Сарнатхе, поблизости от Варанаси, крупного города на севере Индии. Этот первый свод учений описывал относительную природу реальности, основанной на наблюдаемом физическом опыте. Учения первого поворота колеса Дхармы часто обобщают в серии высказываний, общеизвестных под названием Четыре благородные истины, хотя их можно более точно определить как Четыре чистых прозрения в суть вещей. Эти четыре прозрения сводятся к следующему:

Я сознаю, что чрезвычайно упрощаю эти важнейшие научные открытия. Однако моя цель — не воспроизводить здесь историю развития науки, а привлечь внимание читателя к параллелям между эволюцией современной науки и развитием буддийской психологии. Подобно тому как некоторые ранние школы буддийской мысли, которые, основываясь на учениях первого поворота колеса Дхармы, представляли себе независимо существующий или абсолютно «реальный» уровень бытия, или опыта, опровергались более поздними учениями Будды о пустотности и природе просветления, так и идеи классической физики о природе и поведении материальных объектов опровергались смелыми усилиями учёных конца XIX века.

Наблюдения материи на субатомном уровне заставили современных учёных признать тот факт, что при определённых экспериментальных условиях элементы субатомного мира порой ведут себя в точности, как «вещественные» частицы, однако при других условиях их поведение больше похоже на поведение волн. Эти наблюдения корпускулярно-волнового дуализма во многом определили рождение новой, квантовой физики.

Я могу себе представить, что это своеобразное поведение весьма обеспокоило учёных, которые наблюдали его впервые. В качестве несколько упрощённой аналогии представьте себе, что кто-то, кого вы привыкли считать близким знакомым, в один момент обращается с вами, как с лучшим другом, а через полчаса смотрит на вас так, будто видит в первый раз. Вероятно, вы назвали бы такое поведение по меньшей мере «двуличным». С другой стороны, эти открытия, вероятно, были очень волнующими, поскольку непосредственное наблюдение поведения материи открывало целый новый неисследованный мир — весьма похожий на тот мир, что открывается нам, когда мы начинаем активно заниматься наблюдением за деятельностью своего ума. И там и там предстоит ещё столь многое увидеть и узнать!

В начале XX века физики с привычным усердием вернулись «к азам», чтобы объяснить природу волнового поведения частиц. Основываясь на представлениях Нильса Бора о волнообразной природе электронов внутри атомов, они в конечном счёте пришли к новому описанию субатомного мира. В этом математическом описании очень подробно объясняется, каким образом каждую частицу в известной нам Вселенной можно понимать как волну, а каждую волну, как частицу. Другими словами, «вещественные» частицы, образующие макроскопическую материальную Вселенную, с одной точки зрения, могут считаться вещами, а с другой — волноподобными событиями во времени и пространстве.

Так какое же отношение физика имеет к счастью? Мы привыкли считать себя конкретными, независимыми индивидами с чётко определёнными целями и чертами характера. Но если мы честно посмотрим на открытия современной науки, нам придётся признать, что наши представления о себе в лучшем случае неполны.

Теперь мы на время оставим сферу науки и обсудим применение теоретических положений на практике, которое в буддизме называется Путём. Я хочу начать это обсуждение практики с давно услышанной мной истории о человеке, который в молодости был выдающимся пловцом и в старости начал искать для себя такое же увлекательное занятие, каким в молодости для него было плавание. Он решил стать монахом, думая, что подчинит себе волны своего ума так же, как в юности покорил волны океана. Он нашёл учителя, к которому питал уважение, принял обеты и начал практиковать то, что преподал ему духовный наставник. Как часто случается, медитация не давалась ему легко, и он отправился за советом к учителю.

Желая понаблюдать за его практикой, учитель предложил ученику сесть и медитировать. Немного понаблюдав, он заметил, что пожилой пловец слишком сильно старается, и попросил его расслабиться. Но оказалось, что пловцу было сложно выполнить даже такое простое наставление. Когда он старался расслабиться, его ум бездействовал и тело осе

дало. Если он пытался сосредоточиться, его ум и тело становились слишком напряжёнными. В конце концов учитель спросил его: «Ты же умеешь плавать, не так ли?»

Мужчина ответил: «Конечно. Лучше всех».

«А для того, чтобы уметь плавать, нужно полностью напрягать или полностью расслаблять мышцы?»

Те наставления, которые учитель давал старому пловцу, в действительности были частью большего урока по нахождению баланса между мудростью, или философским пониманием, и методом — практическим применением философии. Мудрость бесполезна, если нет практических средств для её применения. Именно здесь в дело вступает метод: использование ума для осознавания ума. Кстати, это хорошее рабочее определение медитации.

Медитация — это не погружение в блаженство, отсутствие или ясность, как говорили мне многие люди, которых я встречал во время моих путешествий по миру. На самом деле медитация — это довольно простое упражнение по пребыванию в естественном состоянии своего теперешнего ума, или ума настоящего момента, в котором мы позволяем себе просто и ясно присутствовать в любых возникающих мыслях, ощущениях и эмоциях.

Многие люди противятся мысли о медитации, потому что первый образ, который приходит им в голову, предполагает многочасовое сидение с прямой спиной, скрещенными ногами и абсолютно пустым умом. Однако во всём этом нет необходимости.

Во-первых, к тому, чтобы сидеть со скрещенными ногами и прямой спиной надо привыкать, особенно людям на Западе, которые обычно сутулятся перед компьютером или телевизором. Во-вторых, невозможно удержать ум от порождения мыслей, чувств и ощущений. Мышление — это естественная функция ума, подобно тому, как естественная функция солнца — давать тепло и свет, а естественная функция грозы — производить гром, молнии и дождь. Когда я начинал изучать медитацию, меня учили, что попытки подавлять естественную функцию ума могут быть в лучшем случае временным решением. В худшем — если я преднамеренно стараюсь изменить свой ум, то лишь усугубляю свою тенденцию цепляться за кажущуюся независимую реальность мыслей и чувств.

Ум всегда активен, постоянно порождая мысли подобно тому, как океан постоянно порождает волны. Мы так же не можем прекратить думать, как не можем прекратить волнение океана. Пребывание ума в его естественном состоянии радикально отличается от попыток полного прекращения ментальной активности. Буддийская медитация никоим образом не предполагает попыток опустошить ум. Невозможно достичь «медитации безмыслия». Даже если бы вам всё же удалось остановить все свои мысли, вы бы не медитировали, а просто бездействовали в своего рода коматозном состоянии.

Будда учил, что тело служит физической опорой ума. Отношения между ними подобны отношениям между стаканом и содержащейся в нём водой. Если вы поставите стакан на край стола или на неровную поверхность, то вода расплещется, а возможно, и прольётся. Но если вы поставите стакан на ровную поверхность, вода в нём останется совершенно неподвижной.

Сходным образом лучший способ позволить уму успокоиться состоит в том, чтобы принять устойчивую позу. Мудрый Будда дал наставления относительно того, как выровнять тело сбалансированным образом так, чтобы ум оставался одновременно расслабленным и бодрым. С годами это сбалансированное положение стало известно как семичастная поза Вайрочаны — одного из проявлений Будды, символизирующего собой просветлённую форму.

Первый пункт этой позы состоит в создании устойчивого фундамента для тела. Он таков: если можете, скрестите ноги так, чтобы каждая ступня покоилась на противоположном бедре. Если вы не можете этого сделать, то просто положите одну ступню на противоположное бедро, а вторую оставьте под другим бедром. Если это положение для вас тоже неудобно, вы можете просто скрестить ноги. Можно даже удобно сидеть в кресле, ровно поставив ступни на пол. Главное — создать физическое основание, которое будет одновременно удобным и устойчивым. Если вы будете чувствовать сильную боль в ногах, то не сможете расслабить свой ум, потому что он будет слишком занят этими болезненными переживаниями. Вот почему существует так много возможных вариантов этого первого пункта.

Второй пункт — сложите руки под животом чуть ниже пупка так, чтобы тыльная часть одной кисти лежала в ладони другой. Не важно, какая кисть лежит поверх другой, и вы можете чередовать их во время практики, если, например, за продолжительное время нижняя кисть нагрелась. Кроме того, можно просто положить кисти на колени ладонями вниз.

Третий пункт — оставить небольшой просвет между руками и туловищем. В классических буддийских текстах этот третий пункт называется «держать руки подобно крыльям грифа», что можно легко по ошибке принять за указание растопырить лопатки, как если бы вы были какой-то хищной птицей.

Те же принципы, которые лежат в основе нахождения расслабленной и бодрой физической позы, применимы и к поиску такого же равновесия в уме. Когда ваш ум пребывает в естественном равновесии между расслабленностью и бодрствованием, в нём спонтанно проявляются его врождённые качества. Это одна из вещей, которые я узнал в течение тех трёх дней, когда сидел в одиночестве в своей келье, преисполненный решимости наблюдать свой ум. Сидя там, я всё время вспоминал, как мои учителя говорили мне, что, когда вода становится неподвижной, ил, грязь и другие примеси постепенно оседают на дно, позволяя вам очень ясно видеть воду и всё, что в ней проплывает. Точно так же, если вы остаётесь в состоянии расслабления ума, «умственные примеси» мыслей, эмоций, ощущений и восприятий естественным образом оседают, открывая его природную ясность.

Как и в случае физической позы, самое главное в позе ума — это нахождение равновесия. Если ваш ум слишком напряжён или слишком сосредоточен, то вы в конце концов начинаете беспокоиться о том, хорошо ли вы медитируете. Если ваш ум слишком расслаблен, вы либо впадаете в сонливость, либо на что-нибудь отвлекаетесь. Вам нужно найти срединный путь между напряжённостью, обусловленной стремлением к совершенству, и унылой рутинностью типа: «Ну вот, нужно садиться и медитировать». В идеале следует помнить, что на самом деле не важно, хороша ваша практика или нет. Главное — это намерение медитировать. Одного этого достаточно.

Будда понимал, что не бывает двух совершенно одинаковых людей — каждый рождается с уникальным сочетанием способностей, качеств и черт характера. Именно потому, что его проницательность и сострадание были столь велики, он сумел разработать богатое разнообразие методов, с помощью которых любой человек может достичь непосредственного переживания своей истинной природы и полностью освободиться от страданий.

Большинство своих учений Будда давал спонтанно, в соответствии с нуждами людей, которые оказывались рядом с ним в тот момент. Способность спонтанно давать совершенно правильный ответ — это одна из характеристик просветлённого мастера, которая хорошо действует, пока учитель жив. Но когда Будда покинул этот мир, его первым ученикам пришлось поработать над тем, чтобы систематизировать эти спонтанные учения для блага будущих поколений. К счастью, первые последователи Будды очень хорошо умели создавать классификации и категории и нашли способ организовать различные медитативные практики, которым учил Будда, разделив их на две основных категории: аналитические и неаналитические методы.

Обычно сначала преподают неаналитические методы, поскольку в них можно найти техники успокоения ума. Когда ум спокоен, гораздо легче просто осознавать различные мысли, чувства и ощущения, не вовлекаясь в них. Аналитические практики включают в себя непосредственное наблюдение, ума в процессе опыта, и их обычно преподают после того, как освоена практика простого поддержания ума в его естественном состоянии. Кроме того, поскольку опыт непосредственного наблюдения ума может провоцировать множество вопросов, лучше всего приступать к аналитическим практикам под руководством учителя, который обладает достаточным опытом и мудростью, чтобы понять эти вопросы и дать ответы, в точности подходящие каждому ученику. По этой причине я хочу здесь сосредоточиться на медитативных практиках, связанных с успокоением и раскрепощением ума.

На санскрите неаналитический подход называется шаматха. Тибетский эквивалент этого термина — слово шинэ — состоит из двух слогов: ши, что означает мир, покой или спокойствие, и нэ, что означает пребывать или оставаться. Это переводится как «умиротворённое пребывание», то есть мы просто позволяем уму спокойно пребывать таким, как он есть. Это основополагающая практика, посредством которой мы естественным образом поддерживаем ум в состоянии расслабленного осознания для того, чтобы позволить проявиться его природе.

Когда мой отец впервые объяснял мне, как позволять уму естественным образом покоиться в «обнажённом осознавании», я не имел понятия, о чём он говорит. Как вообще мой ум должен «покоиться», если нет ничего, на чём он покоится?

К счастью, отец уже поездил по миру, встретил немало людей и смог побеседовать с ними об их жизни, проблемах и успехах. На самом деле когда вы ходите в буддийских одеяниях, в окружении помощников, которые одеты аналогичным образом и заботятся о ваших основных нуждах, например, регистрируют номер в гостинице или готовят пищу, у вас есть большое преимущество. Люди склонны думать, что вы мудрый или важный человек, и охотно открываются вам, начиная рассказывать подробности своей жизни.

Чтобы объяснить спокойное пребывание ума, мой отец использовал пример со служащим гостиницы, который всегда радовался окончанию рабочего дня. Его работа заключалась в том, чтобы восемь часов стоять за стойкой, записывать и выписывать людей, выслушивать их жалобы на состояние номера и постоянно спорить с ними по поводу сумм на их счетах. В конце смены служащий настолько физически уставал, что мечтал только о том, как бы вернуться домой и отлежаться в ванне. А после ванны он шёл в свою спальню, ложился на кровать, вздыхал и просто расслаблялся. Следующие несколько часов принадлежали только ему одному: не нужно стоять навытяжку в униформе, не нужно выслушивать жалобы, не нужно смотреть в компьютер, чтобы подтверждать бронирование и находить свободные комнаты.

Именно так следует позволять уму покоиться в безобъектной медитации шинэ: как будто вы только что завершили долгий рабочий день. Просто оставьте всё и расслабьтесь. Вам не нужно подавлять никакие возникающие мысли, эмоции или ощущения, но и не нужно следовать за ними. Просто пребывайте в открытом настоящем, позволяя происходить всему, что возникает. Если появляются мысли или эмоции, просто замечайте их. Безобъектная медитация шинэ не означает бесцельного блуждания среди грёз, воспоминаний или фантазий. В ней сохраняется определённое присутствие ума, которое можно примерно описать как «центр осознавания». Вы не останавливаетесь ни на чём в особенности, но всё же осознаёте всё, что происходит здесь и сейчас, и остаётесь присутствующим в этом текущем моменте.

Когда мы медитируем в этом безобъектном состоянии, наш ум действительно пребывает в своей естественной ясности, полностью безразличный к проносящимся мыслям и эмоциям. Эта естественная ясность — которая лежит за пределами любого дуалистического понимания субъекта и объекта, — всегда присутствует в нас, точно так же, как всегда присутствует пространство. В каком-то смысле безобъектная медитация подобна тому, чтобы спокойно принимать облака и туман, которые могут закрывать небо, в то же время, осознавая, что само небо остаётся неизменным, даже когда оно скрыто от нашего взора. Если вы когда-нибудь летали на самолёте, то наверняка видели, что над облаками, туманом или дождём небо всегда остаётся голубым, открытым и ясным. Оно выглядит таким обычным... Точно так же природа Будды всегда остаётся открытой и ясной, даже когда её омрачают мысли и эмоции. Хотя она может казаться весьма обыденной, в этом состоянии содержатся все качества ясности, пустотности и сострадания.

Когда я впервые начал медитировать по всем правилам, то обнаружил, что безобъектная медитация слишком трудна потому, что очень проста. Простое осознавание, представляющее собой сущность естественного ума, слишком близко, чтобы его можно было распознать. Оно есть, когда мы просыпаемся утром, оно с нами, куда бы мы ни отправились днём, оно присутствует, когда мы едим и когда готовимся отойти ко сну. Это просто осознавание. Оно — то, что оно есть. Но поскольку оно всегда с нами, мы не понимаем его ценности. Поэтому так легко запутаться в мыслях, чувствах и ощущениях, которые являются побочными продуктами ума в его естественном состоянии.

Если у вас есть такая проблема, то вы не одиноки.

К счастью, мой отец и другие учителя были хорошо знакомы с проблемой непосредственного успокоения ума и могли преподать другие, более постепенные техники. Самые простые методы включают в себя непосредственное использование чувств в качестве средств успокоения и расслабления ума.

Буддисты, как и западная наука, признают пять чувств: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. В буддизме эти пять способностей чувств называются вратами восприятия — этимология этой метафоры связана со входом в дом. Большинство наших чувств и восприятий входят в наш опыт через одну или более из этих дверей. Но поскольку пять способностей чувств — или чувственных сознаний, как они называются в буддийских текстах, — могут регистрировать только чувственные восприятия, буддийская наука добавляет к ним шестое чувство — ментальное сознание. В этом шестом сознании нет ничего мистического или оккультного. Оно не имеет ничего общего с экстрасенсорным восприятием или способностью общаться с духами. Это просто способность ума различать и оценивать то, что мы видим, слышим, вкушаем, обоняем и осязаем.

Традиционной метафорой шести сознаний служит дом с пятью входами — по одному на каждой стороне и ещё с одним на крыше. Эти пять входов соответствуют пяти чувственным сознаниям. Теперь представьте себе, что кто-то впустил в этот дом обезьяну. Обезьяна символизирует ментальное сознание. Внезапно оказавшись на свободе в большом доме, обезьяна, естественно, начинает резвиться, прыгая от одного входа к другому, рассматривая вещи, выискивая что-нибудь новое, другое, интересное. В зависимости от того, что она находит, эта сумасшедшая обезьяна решает, является ли найденный объект приятным или неприятным, хорошим или плохим, в некоторых случаях просто скучным. Прохожие видят обезьяну в каждом окне и могут подумать, что в доме мечутся пять обезьян. Хотя на самом деле обезьяна там всего одна: беспокойное, необученное ментальное сознание.

Так же как и любое другое чувствующее существо, сумасшедшая обезьяна всего лишь хочет быть счастливой и избежать боли. Поэтому можно научить неуправляемую обезьяну в своём уме успокаиваться, преднамеренно сосредоточивая её внимание на том или другом сенсорном восприятии.

В процессе обычного восприятия информация, которую мы получаем от органов чувств, почти неизбежно становится источником отвлечения, потому что ум склонен цепляться за информацию от сенсорных рецепторов. В то же время, будучи по природе своей телесными, или воплощёнными, сущностями, если бы мы пытались полностью отстраниться от своих чувств или блокировать поступающую через них информацию, попытки такие оказались бы тщетными. Более практичным решением было бы подружиться со своими органами чувств и использовать получаемую от них информацию в качестве средств для успокоения ума. В буддийских текстах такой процесс называется самопротивоядием, потому что в нём сам источник отвлечения используется как средство освобождения от отвлечения. Эта метафора происходит от известной в древности практики, в которой для работы с определённой субстанцией использовался тот же самый материал. Например, если вам было нужно разрезать стекло, то вы должны были использовать стекло, а для разрезания железа нужно было использовать железный инструмент. Точно так же вы можете использовать свои чувства, чтобы устранять исходящие от них отвлечения.

В практике медитации с объектом мы используем свои чувства в качестве средств для стабилизации ума. Мы можем использовать способность зрения для медитации на форме и цвете, способность слуха — для медитации на звуке, способность обоняния — для медитации на запахе, способность вкуса — для медитации на вкусах, а способность осязания — для медитации на тактильных ощущениях. Таким образом, информация, получаемая от органов чувств, не отвлекает нас, а становится существенным подспорьем в нашей практике.

Как только я научился наблюдать за своим восприятием в спокойном медитативном стиле, моя практика стала продвигаться гораздо легче. Я заметил, что стал гораздо меньше эмоционально вовлекаться в воспринимаемые вещи. Вместо того чтобы думать «Ох, да этот тип орёт на меня», я стал думать: «Хм, у этого человека довольно громкий голос, резкий тон, и, возможно, этими звуками он пытается меня оскорбить или обидеть».

Другими словами, он не мог меня обидеть потому, что я научился легче относиться к получаемой чувственной информации и отстраняться от эмоционального или интеллектуального содержания, обычно ассоциирующегося с издаваемыми им звуками. И поскольку я мог слушать его, не занимая оборонительной позиции, то оказался достаточно открытым, чтобы, отвечая ему, разрядить его гнев, не теряя при этом чувства собственного достоинства.

Самый простой способ начать практику шинэ с объектом состоит в том, чтобы мягко перевести своё внимание на простые физические ощущения. Просто сосредоточивайте своё внимание на определённой области — например на своём лбу.

Для начала выпрямите позвоночник и расслабьте тело. Если вы занимаетесь по всем правилам, то можете принять описанную ранее семичастную позу. Если вы находитесь в таком месте, где принять такую позу не представляется возможным, просто выпрямите позвоночник и позвольте остальному телу удобно расслабиться. Неважно, открыты или закрыты ваши глаза во время практики. В действительности некоторые люди считают, что им легче держать глаза закрытыми. (Конечно, если вы ведёте машину или идёте по улице, то я бы настоятельно рекомендовал вам не закрывать глаза!)

Позвольте своему уму несколько мгновений пребывать просто таким, каков он есть...

Теперь плавно перенесите своё внимание на лоб...

Возможно, вы почувствуете в этом месте лёгкое покалывание или ощущение тепла. У вас даже может появиться ощущение зуда или давления. Что бы вы ни чувствовали, просто позвольте себе осознавать это в течение одной или двух минут...

Ощущения холода, жары, голода, переедания, тяжести/головокружения, мигрени, зубной боли, заложенного носа, больного горла, боли в коленках или пояснице очень непосредственно — хотя и не всегда приятно — предстают осознанию. Поскольку боль и дискомфорт относятся к такого рода непосредственным ощущениям, они очень подходят в качестве объектов для медитативного сосредоточения. Большинство из нас считают боль угрозой физическому благополучию. С одной стороны, когда мы беспокоимся или зацикливаемся на этой угрозе, боль почти всегда усиливается. С другой стороны, если мы считаем боль или неудобство объектом медитации, то можем использовать эти ощущения для усиления ясности, просто наблюдая за тем, как ум имеет дело с разными решениями.

Например, если я чувствую боль в ногах или пояснице, занимаясь формальной медитацией или просто сидя в машине или самолёте, то вместо того, чтобы потягиваться, вставать или ходить, я научился наблюдать за ментальным переживанием боли. В конечном счёте именно ментальное сознание распознаёт и регистрирует ощущение. Когда я переношу своё внимание на ум, регистрирующий боль, а не сосредоточиваюсь на больном месте, боль необязательно исчезает, но становится активным помощником в переживании реальности здесь и сейчас, а не стимулом избегать её. Тот же принцип верен и для приятных переживаний: вместо того чтобы пытаться их сохранять, я просто наблюдаю их как проявления опыта. По существу, уже первые годы практики научили меня использовать ощущения для того, чтобы исследовать и ценить безграничные способности ума, вместо того чтобы позволять им навязывать мне чувство скованности физическими ограничениями.

Конечно, если вы чувствуете хроническую или сильную боль, то вам нужно обратиться к врачу, поскольку эти симптомы могут указывать на серьёзную проблему со здоровьем. Однако некоторые люди говорили мне', что, когда врач исключал возможность серьёзной болезни, та боль, которую они испытывали, действительно исчезала. Складывается впечатление, будто страх боли усиливает болезненное ощущение и «закрепляет» его — что может означать самоподдерживающийся «тревожный сигнал», посылаемый таламусом в миндалину и другие части мозга. Но если врач обнаружил серьёзную проблему со здоровьем, делайте всё возможное, чтобы следовать предписанному им лечению. Хотя медитация может помочь вам справиться с болью и дискомфортом при серьёзном заболевании, она не заменит лечения.

Даже принимая лекарства, прописанные врачом, вы всё. равно можете испытывать некоторую боль, и в этом случае можно попытаться использовать болезненные телесные ощущения в качестве опоры для медитации. Независимо от того, является ли боль, которую вы испытываете, симптомом серьёзной болезни или нет, используя её в качестве опоры для медитации, старайтесь не сосредоточиваться на результатах такой практики. Если ваша основная мотивация — избавиться от боли, то в действительности вы будете лишь усиливать нейронные шаблоны, ассоциирующиеся со страхом боли. Лучший способ ослабить эти нейронные шаблоны — просто стараться наблюдать боль объективно, предоставив результаты самим себе.

Больше всего этот урок впечатлил меня, когда моему отцу пришлось перенести небольшую операцию в Германии. Очевидно, анестезиолог, который должен был сделать местный наркоз оперируемой области, совершенно забыл о моём отце, увлёкшись другими делами. Когда хирург сделал первый надрез, он заметил, что мышцы в том месте начали сокращаться — чего, конечно, не должно было случиться, если бы наркоз был сделан правильно. Врач рассердился на анестезиолога, но отец попросил его не причинять тому никаких неприятностей, поскольку он не чувствовал никакой боли. Он объяснил, что на самом деле ощущение надреза в такой чувствительной области предоставило ему возможность усилить ясность и спокойствие своего осознания.

Светоч уверенности

Давным-давно в Индии жил один пастух, который почти всю жизнь занимался тем, что пас скот своего хозяина. Когда ему было около шестидесяти лет, его осенило: «Какая скучная работа. Каждый день одно и то же. Привести коров на пастбище, следить за тем, как они пасутся, а потом вести их домой. Чему это может меня научить?» Поразмыслив над этим какое-то время, он решил оставить работу и научиться медитировать, чтобы по крайней мере освободиться от монотонности сансары.

Бросив свою работу, он отправился в горы. Однажды он увидел пещеру, в которой сидел махасиддха. Пастух очень обрадовался и попросил у него совета по медитации. Мастер согласился дать основные наставления относительно того, как медитировать, используя мысли в качестве опоры. Получив наставления, пастух устроился в соседней пещере и принялся за практику.

Как и многие из нас, он сразу же столкнулся с проблемами. За годы пастушьей жизни он настолько привязался к своим коровам, что, когда он пытался практиковать данное ему махасиддхой, единственное, что лезло ему в голову — это мысли о коровах, которых он пас все эти годы. Хотя он пытался подавлять эти мысли, коровы продолжали появляться, и чем сильнее он старался, тем отчётливее они проявлялись.

Наконец, измучившись, он пришёл к учителю и рассказал об ужасных трудностях, с которыми он столкнулся при выполнении его наставлений. Когда махасиддха спросил его о сути проблемы, пастух описал, в чём состоит его затруднение.

Даже после того, как вы подружились со своими пятью чувствами и научились использовать поступающую от них информацию в качестве опоры для медитации, вы по-прежнему можете испытывать затруднения в обращении с «сумасшедшей обезьяной», то есть с ментальным сознанием, которое получает удовольствие от того, что прыгает вокруг, создавая путаницу, сомнения и неуверенность. Несмотря на то что вы научились пребывать в простом осознании чувств, сумасшедшая обезьяна ума будет всегда выискивать новые способы, как бы прервать спокойствие, ясность и открытость, которых вы достигли, предлагая разнообразные беспокоящие интерпретации событий. Это своего рода психологический эквивалент разбрасывания подушек и поедания подношений, разложенных на алтаре [

20

]. Несмотря на все трудности общения с этим безумным животным, его постоянные вторжения — это вовсе не что-то «плохое»; это просто стремление укоренившихся нейронных стереотипов утвердиться заново. По сути дела, сумасшедшая обезьяна — это неврологически запрограммированная реакция на угрозу выживанию человека. Вместо того чтобы сердиться, поработайте с ней. Почему бы не выразить ей благодарность за её неутомимую деятельность, которая помогает нам выжить?

Однако, коль скоро вы научились работать со своими чувствами, вам нужно знать, как иметь дело с сумасшедшей обезьяной, используя порождаемые ею мысли и эмоции в качестве опор для успокоения ума. Начиная работать с этими мыслями и эмоциями, вы открываете целое новое измерение свободы от старых стереотипов, базирующихся на выживании. Этот процесс начинается с анализа того, является ли каждая мысль, которая приходит вам в голову, и каждое испытываемое вами чувство фактом реальности или привычкой.

Часто бывает так, что первые уроки, полученные нами , в жизни, оказываются самыми важными. «Посмотри в обе стороны, перед тем как переходить улицу». «Не бери сладости у незнакомых людей». «Не играй со спичками». Дети не зря снова и снова слышат эти вещи от родителей; но как ни важны эти уроки детства, мы, судя по всему, всегда их забываем. Люди по своей природе любят рисковать. Так мы учимся. Но некоторые уроки могут быть смертельными, а некоторые — причинять длительную боль. Вот почему даже во взрослом возрасте мы должны повторять уроки, которые получали ещё в детстве, и передавать их своим собственным детям. Некоторые уроки просто необходимо повторять.

Так что, пожалуйста, извините меня, если я иногда повторяю то, что узнал в самом начале своего формального обучения. Мышление — это естественная деятельность ума. Медитация не связана с прекращением мышления. Медитация — это просто процесс пребывания ума в его естественном состоянии, которое открыто для возникающих мыслей, эмоций и ощущений и естественным образом их осознаёт. Ум подобен реке — как и в случае с рекой, бессмысленно пытаться остановить его течение. С таким же успехом вы можете попытаться остановить своё сердце или дыхание. Но что из этого выйдет?

Однако это не значит, что вы должны быть рабом всего, что порождает ваш ум. Когда вы не понимаете природу и происхождение своих мыслей, ваши мысли используют вас. Когда Будда осознал природу ума, он повернул этот процесс вспять. Он показал нам, как мы можем использовать свои мысли, вместо того чтобы позволять им использовать нас.

Если вы только начинаете медитировать, вам может быть очень трудно с беспристрастным вниманием наблюдать мысли, относящиеся к неприятным переживаниям, — особенно к тем, что связаны с сильными отрицательными эмоциями ревности, злобы, страха или зависти. Эти неприятные мысли могут быть такими сильными и настойчивыми, что ими легко увлечься. У меня не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать людей, которые обсуждали со мной эту проблему, особенно если мысли, которые они переживали, были связаны с конфликтами дома, на работе или в другом месте, которое они просто не могут забыть. День за днём их ум возвращается к мыслям о том, что было сказано и сделано, и они попадают в мысленную ловушку, думая, как ужасен был тот человек, что они могли или должны были тогда сказать и что бы им хотелось сделать в отместку.

Лучший способ работать с такими мыслями — это отстраниться и на минуту успокоить свой ум в безобъектной медитации шинэ, а затем переносить внимание на каждую мысль и сопутствующие ей идеи, наблюдая и то и другое по несколько минут, точно так же, как вы наблюдали бы форму или цвет. Позвольте себе чередовать успокоение ума в безобъектной медитации с возвращением внимания к тем же мыслям.

Когда вы таким образом работаете с негативными мыслями, происходят две вещи (не пугайтесь — ни одна из них не предполагает выращивания рогов!). Во-первых, когда вы пребываете в осознавании, ваш ум начинает успокаиваться. Во-вторых, вы обнаруживаете, что фокусировка вашего внимания на тех или иных мыслях или историях не бывает постоянной, так же, как это происходит, когда вы работаете с формами, звуками и другими чувственными опорами. И когда ту или иную мысль или историю «перебивают» другие заботы, например складывание постиранного белья, покупка продуктов или подготовка к собранию, вы обнаруживаете, что неприятные мысли постепенно утрачивают контроль над вашим умом. Вы начинаете осознавать, что они не такие весомые или могущественные, какими казались вначале. Это чем-то похоже на короткие гудки «занято», которые вы слышите по телефону, — они раздражают, но не до такой степени, чтобы вы не могли с этим справиться.

Когда вы работаете с неприятными мыслями таким образом, они становятся капиталом, а не задолженностью устойчивости ума, и их можно сравнить с добавлением веса на штанге для упражнений в спортзале. Вы развиваете психологические мышцы, чтобы справляться со всё большими и большими уровнями стресса.

Поскольку эмоции, как правило, бывают яркими и стойкими, они могут быть даже более полезными, чем мысли, в качестве опоры для медитации. Мой отец и другие учителя говорили мне, что есть три основные категории эмоций: положительные, отрицательные и нейтральные.

Положительные эмоции — например любовь, сострадание, дружба и верность — укрепляют ум, повышают уверенность и усиливают наши способности помогать тем, кто в этом нуждается. В некоторых буддийских текстах эти эмоции и связанные с ними действия называются «добродетельными»; такой перевод по крайней мере, как я замечал в западных аудиториях, имеет определённый моральный оттенок. На самом деле с такими действиями и эмоциями не ассоциируются никакие моральные или этические понятия. Как мне объяснил один ученик, знающий значения западных слов, термин добродетель, используемый для перевода тибетского слова гева, более тесно связан с древним смыслом «добродетели» как «действенности» или «эффективности» целительной силы.

«Отрицательные» эмоции, наподобие страха, гнева, грусти, ревности, горя или зависти, часто интерпретируются как «недобродетельные» (на тибетском мигева) чувства, то есть эмоции, которые ослабляют ум, подрывают уверенность и усиливают страх.

Между тем более или менее нейтральные эмоции в основном включают в себя амбивалентные реакции, например чувства, которые мы можем испытывать по отношению к карандашу, листу бумаги или приспособлению для удаления скрепок. Как бы вы ни старались, к карандашу трудно относиться положительно или отрицательно!

Методы использования эмоций в качестве опоры различаются в зависимости от типа переживаемой эмоции. Если вы чувствуете положительную эмоцию, укрепляющую ваш ум, то можете сосредоточиваться и на чувстве, и на объекте чувства. Например, если вы чувствуете любовь к ребёнку, то можете направлять своё внимание как на ребёнка, так и на любовь, которую чувствуете. Чувствуя сострадание к человеку, попавшему в беду, вы можете сосредоточиваться и на человеке, нуждающемся в помощи, и на своем чувстве сострадания. Таким образом, объект эмоции становится опорой для самой эмоции, в то время как эмоция становится опорой для сосредоточения на объекте, вызывающем эмоции.