УТРО

Федя–гитарист

В тот день с утра было очень жарко и солнечно. От жары я проснулся рано, позавтракал вместе с матерью и рано, задолго до восьми, пошел в школу. Помню, как на проспекте сильно, терпко пахло тополевыми чешуйками, и липы были дымные, светло–зеленые, и солнце горело в витринах универмага. Дверь магазина была заперта, но Федя–гитарист уже сидел на ступеньках со своей гитарой и жмурился. Я еще подумал, что на молокозаводе кончилась ночная смена и Федя прямо с работы явился на свидание с Неллой, продавщицей из обувной секции. Я прошел по другой стороне улицы, свернул за угол, к школе, и тогда уже удивился — не такой он человек, Федя, чтобы сидеть и ждать. Он лучше встретит девушку около дома и проводит с громом, с гитарой — э–эх, расступись!.. Он такой парень. Утро, вечер — ему все нипочем. Я думал о нем и улыбался, потому что мне такие люди нравятся. Потом я стал думать, удастся ли днем, после школы, накопать червей для рыбной ловли.

Я прошел по пустой лестнице, положил портфель и посмотрел в окошко.

Федя–гитарист по–прежнему сидел на ступеньках универмага и держал на вытянутых руках гитару. Понимаете? Он ее рассматривал и хмурился: что это мол, за штука? Пожал плечами. Взял несколько аккордов и еще раз пожал плечами. Потом он стал притопывать ногой и с удивлением смотрел на свой ботинок, заглядывая сбоку, на петушиный манер, — гитара ему мешала.

ПОЛДЕНЬ

Наводчики и «посредники»

Когда Сурен Давидович прогнал нас из подвала, Степка забрался на старую голубятню. Он был в отчаянии: Сурен Давидович остался в тире один — больной, задыхающийся, обожженный. Как он отобьется от Киселева с его бандитами? А Степка мог отстреливаться не хуже взрослого, он из пистолета выбивал на второй разряд. И его выставили!

Степан сидел в пыльном ящике голубятни и кусал ногти. Во дворе, на песчаной куче, играла мелкота. Потом прибежал Верка — только его здесь не хватало… Он удрал от бабушки, из–за стола. Рот весь в яичнице. Степке пришлось посвистеть, и Верка, очень довольный, тоже влез на голубятню. Приближался полдень, ленивый ветер гнал пыль на окна подвала. Там Сур ждал врагов, и под третьим окном от угла лежал на узкой койке Павел Остапович. Глядя на эти мутные, покрытые тусклым слоем пыли, радужные от старости стекла, Степан понял: наступает его главный полдень, о котором говорилось в любимых стихах Сура: «Неправда, будто бы он прожит — наш главный полдень на земле!..»

— Ты на кота похож, — вдруг фыркнул Верка.

Тугарино, вечер

Бронированные машины сдвинулись вокруг холма. На восточный склон падала и тянулась к горизонту, как огромная маскировочная сеть, решетчатая тень телескопа. Гулко загремели мегафоны, отдаваясь басистым эхом от стен:

— Спокойствие, спокойствие… За ограду не выходить, к машинам не приближаться… Освободите дорогу для машин…

Командир дивизии стоял в своем «газике» и шарил биноклем по склону. Густая толпа кипела у административного корпуса. От нее отделились двое. Мальчик и офицер. Мальчик присел, взмахнул руками и бросился из ворот — к командирской машине первого батальона.

— Пропустить! — негромко сказал командующий. — Не тот ли пацан…

ПЛАНЕТА

Дача

Севка бежал в темноте между теплыми стволами сосен. Поселок спал, погасли огни, только дорожка белела под ногами. Она была земляная, но твердая, как бетон. Из нее выступали отполированные подошвами корни мачтовых сосен. Севка, не глядя под ноги, перепрыгивал корни. Он спешил, но старался дышать ровно. Пробегая мимо дачи режиссера Лосера, он услышал голоса и увидел искры, летящие в темноте от самовара, и подумал, как удивились бы все, сидящие на террасе за столом. Потом запахло малиновыми кустами и крапивой, и дорожка стала пружинить под ногами. Слева был колодец. Севке очень хотелось пить. Он представил себе, как он останавливается и снимает с медного крюка бадейку и, тормозя ворот ладонями, пускает бадейку в глубину. Потом крутит толстую железную рукоятку, стараясь вертеть ровно, чтобы не выплескивалась вода, и вместе с бадьей из колодца поднимается запах грибов и плесени.

Но колодец остался позади. Только заныл зуб — с дуплом, — и по груди и животу проскользнул, как сосулька, холодок утоленной жажды.

Он пробежал еще два десятка шагов и свернул в узкий проход между двумя заборами. Ветки малины, пробившиеся между штакетинами левого забора, скребли по ногам и царапались. Это была знаменитая во всем поселке малина. Хозяин дачи, инженер Гуров, провел к малине канавки от колодца и нарочно высадил ряд кустов вдоль забора, чтобы мальчишки рвали снаружи, а внутрь не лазали. Севка подумал, что два–три куста у угла забора еще не обобраны, и во рту немедленно возник вкус спелой малины. Сладкий, но водянистый вкус, потому что гуровская малина получала слишком много воды. Он помотал головой и влетел в калитку, едва не наступив на ежа. Это был коллективный еж Тимофей Иваныч, он жил у колодца и ловил лягушек. Иногда его приглашали в дачи ловить мышей. Он истреблял мышей и неизменно возвращался к колодцу. Сейчас он шел домой, держа в зубках заднюю часть лягушки, и Севка, перепрыгивая через Тимофея Ивановича и через лягушку, видел все это. Седоватые иголки ежа, кусок белого пуза и растопыренные пальцы лягушки. Здоровенная лягушка, с зеленой мраморной спинкой. Он знал это, хотя спинку еж съел раньше, еще под фундаментом Машинной дачи. Почему–то все было известно. Севка мог представить себе вкус сырой лягушки, причем не для себя, а для ежа. Он сплюнул и притворил калитку, чтобы отгородиться от всего этого. Калитка протяжно скрипнула, коллективный еж Тимофей Иваныч скрылся в малиннике, а Севка подбежал к Машкиному окну, подпрыгнул и лег грудью на подоконник.

КОСМОС

Земля. Институт скорой помощи

К середине июня начались дожди. Грохочущие, как тяжелые орудия, летние грозы отмывали асфальт, выполаскивали больную листву городских деревьев, и они стояли молодые и чистенькие, как весною. В разгар такой грозы на шоссе из аэропорта стремительное такси попало правыми колесами на плывущий студень обочины, дернуло, завертелось, поехало боком и перевернулось на крышу. И дорога замерла. Завопили тормоза набегающих с двух сторон машин. Из сплющенной кабинки вытягивали человека — в изорванном, сплошь обляпанном кровью пиджаке — понесли иод навес автобусной остановки. Понесли умирать. Он уж не дышал. Но сквозь пелену дождя проскочил кремовый фургон «скорой», тормознул, перевалил через газон, разделяющий дорогу, и минуты не прошло, как «скорая» неслась обратно. Еще через десять минут грузовик техпомощи увез разбитую «Волгу» и обморочного, исцарапанного, но в общем невредимого шофера. Тем временем в кабине «скорой» каждый делал свое дело. Младший фельдшер резал и сдирал одежду. Врач нацеливался зажимами, перехватывал кровоточащие сосуды. Старший фельдшер, собрав складками сердитое солдатское лицо, регулировал легочный автомат. Водитель гнал машину, вдохновенно удерживая ее на слое воды, покрывающей асфальт, как масло. На въезде в город ливень кончился, как оборвал, и водитель еще добавил газу. Многометровый шлейф водяной пыли тянулся за «скорой». Жалобно, тонко кричала сирена, покрывая шум центральных улиц. На перекрестках регулировщики выглядывали из–под мокрых дождевиков и свистели, останавливая движение. Последний поворот. Машина наискось чиркнула но перекрестку, вкатилась в переулок и, еще раз наддав сиреной, свернула во двор.

— К операционному, — напомнил врач.

Водитель молча правил. Врач все еще оттирал руки марлевой салфеткой. Он проговорил, всматриваясь в лицо раненого:

КОМАНДОР ПУТИ

Земля. Операция «Тройное звено»

Начальник Центра приехал в Тугарино на рейсовом автобусе, как самый обыкновенный гражданин. И он сам, и его спутники — три человека — были одеты в гражданское платье, безупречно имитирующее местную моду. Молодые офицеры натянули тесные брюки с неудобными поперечными карманами. Зернов был в темном, сильно поношенном костюме, профессионально испачканном канифолью. При себе имел журнал «Радио» и фибровый чемоданчик. Обыкновенный мастер по ремонту радиоприемников…

В тот же день парашютная дивизия получила приказ: с рассветом покинуть Тугарино. Контрольные посты на дорогах, снабженные рентгеновскими аппаратами, оставались. Но пришельцы, застрявшие в городе, этого знать не могли.

Со своей стороны, Зернов не мог знать наверняка, что в Тугарине еще есть пришельцы. «Тройное звено» было капканом, наугад поставленным у волчьего логова. Неизвестно, живут ли волки в этой норе… Правда, сценарий операции разыгрывался на вычислительной машине и сулил высокий процент успеха.