Гадание было назначено на третий день месяца айяра

[1]

в храме Шамаша, что возвышался над Ниневией,

[2]

сверкая на солнце своими белыми стенами. В угоду богу Шамашу царь Асархаддон,

[3]

великий царь Ассирии, приказал приготовить жертву – белого ягненка с золотыми копытцами. Копытца позолотил царский ювелир в тот день, когда ягненка привели в храм и отдали жрецу. Десять дней провел ягненок в преддверии храма. Каждое утро, на рассвете, приходил жрец в белой одежде и поил ягненка парным молоком.

Затем он вынимал из расшитого золотом мешочка большой гребень из слоновой кости и расчесывал его кудрявую шелковистую шерсть.

Расставшись с царем, Шумукин поспешил в храм. Ему хотелось сейчас же увидеть Аплая и заставить его немедля приняться за работу. Он послал за рабом служителя храма. Однако служитель вернулся без мастера и сообщил Шумукину, что старик лежит, как бревно, и не может подняться.

– Кто-то его так избил, что он едва говорит, – пояснил служитель.

– Ты палкой не смог поднять раба? – удивился Шумукин. – Тебя ли учить этому ремеслу!

– Но мне еще ни разу не приходилось поднимать палкой кусок мокрой глины, – ответил служитель. – Я думаю, что его уже ничем не поднимешь.

– Будь проклят этот ничтожный раб! Кто же сможет сделать достойную статую из золота и дорогих украшений?

А в это время далеко от Ниневии, в столице Урарту – Тушпе, царь Руса, сын Аргишти, стоя перед статуей бога Халда, просил его милости и покровительства.

– Милостью твоей, о великий Халд, мы снова обрели силу и могущество, – говорил Руса. – Мы построили новые города и храмы на развалинах, оставленных нам Саргоном, – да будет проклято имя его навек! Мы прославляем тебя, великий Халд, новыми каналами. Тучные пастбища и плодородные поля мы имеем. Для могущества нашей страны мы строим крепости, которые защитят нас от врага. Дай нам силу и богатство, чтобы отстоять земли наши! Пусть никогда не повторится поход Саргона, уведшего в рабство наших жен и детей, поправшего наши святыни, наши храмы и самих богов! В жертву тебе мы приносим десять священных быков и двенадцать ягнят. Сделай нас неуязвимыми для врагов наших! – молил Руса.

Пока Руса просил милости Халда, жрецы и служители храма разводили на берегу озера Ван множество костров. Рев животных возвестил жителям окрестных селений о том, что воздается великая жертва богу Халду.

– Для силы и мощи нашей воздадим великую жертву! – говорил старый жрец храма Халда, высоко подняв над собой сверкающий на солнце жертвенный нож.

– Для силы и мощи нашей! – вторили жрецы в белых одеждах, с длинными бородами.

Забегали слуги и повара. Защелкали тяжелые железные замки на царских кладовых. Охранники срывали печати с карасов, наполненных душистым маслом. Хранителю сокровищ, одноглазому Уаси, было велено подать для пиршества бронзовые чаши. Это были старинные чаши, сделанные далекими предками Русы. Они имели свойство издавать серебристый звон, когда ими чокались. Заморские гости постоянно удивлялись этим певучим чашам, но секрет их изготовления урарты не выдавали. Нередко гости спрашивали друг друга: «Как же делают эти волшебные чаши?» И всегда был один ответ: «Это тайна урартов. Не хотят урарты торговать своими чашами, не хотят выдавать секрет своих мастеров».

Много забот у одноглазого Уаси. Битком набиты сокровищами царские кладовые. Тяжелы железные запоры. Наложены на них печати царской сокровищницы. Надо все рассмотреть и решить, что порадует глаз Русы, что удивит гостей царских.

Уаси взял с собой надежных слуг и стал обходить хранилища. Вот кованые бронзовые ларцы с драгоценными камнями. Тут и рубиновые перстни из Согдианы, и чудо-бирюза из Хорезма, и прекрасное ожерелье из Египта, и резная слоновая кость из Сирии. Все украшено камнями и горит всеми цветами радуги. Уаси берет царские кубки, и взор его останавливается на золотых светильниках. Это подарок фараона египетского. Хоть и умелые мастера в Урарту, а такой ювелирной работы никогда не видал старый Уаси. Как искусно сделаны цветы лотоса! Тончайшая работа, удивление для глаз!

Уаси раскрывает ларец с ожерельями. Иштаги приказал нарядить прислужниц в дорогие украшения. «Пусть узнают гости, как мы богаты», – сказал он удивленному Уаси.

Старик любуется золотистыми сердоликами, блестящими, полированными агатами, сапфирами и хризолитами. Его единственный глаз светится восхищением. Страшно выдать такую ценность прислужницам. А впрочем, чего страшиться? Куда они денутся с этим богатством? Стража зорко охраняет дворец: не пройти мимо нее незамеченным. А если поймают вора, не сносить ему головы: строго судят каждого, кого обвинят в воровстве.

– Откуда у ночи такие громадные крылья? Посмотри, они заслонили все небо пустыни. Остались только маленькие отверстия для звезд. А звезды как низко повисли над нами! Вот если встану на того высокого верблюда и протяну руку к небу, непременно схвачу хвост Большой Медведицы и суну его за пояс. Хочешь, достану?..

Обернувшись к погонщику верблюдов, Якуб говорил это с лукавой усмешкой, заранее зная, что старик будет недоволен таким вольным обращением с небесными светилами. Но старый Абдулла молчал. Он ждал, что еще скажет его молодой хозяин, которому наука, верно, не пошла впрок.

А Якуб, примостившись поближе у костра и кутаясь в свой короткий халат, продолжал:

– Скажи мне, Абдулла, а что это такое – звезды? Это маленькие светильники, зажженные аллахом, или что другое? Посмотри, как они мерцают, словно улыбаются нам…

Абу-Райхан ал-Бируни в сопровождении гонцов хорезмшаха приближался к стенам Гурганджа. Его тревожила мысль: к чему это приглашение? Для какого дела он понадобился правителю Хорезма? Ученый уже не впервые задумывался над этим и делал разные предположения.

Может быть, Мамун хочет обновить хорезмийский календарь? Или ему потребовались математические вычисления для строителей оросительных каналов? Что нужно шаху Мамуну от ученых? Говорят, будто он призвал их из Бухары, Самарканда и Нишапура.

[24]

Так ли это? Что побудило шаха расточать милости людям, далеким от дел его двора? Возможно, что ему захотелось иметь при дворе горизонтальные солнечные часы? Их не сделаешь, не имея сведений о широте того места, где они будут устроены. Вычисления должны быть точные. Не для того ли нужны математики? Если хорезмшах желает показать посланцам халифата, как он верен аллаху, то естественно его желание добыть точные данные для всех пяти суточных молитв. Ведь всякому правоверному мусульманину, особенно если он к тому же еще и правитель великой страны, хочется, чтобы муэдзин призывал к молитве всегда в одно и то же время, как это делается в Мекке и Багдаде. Но вряд ли только для этого собрал хорезмшах всех ученых. Позднее откроется истина. А пока надо набраться терпения. Терпение нужно не только для научных опытов, но и для того, чтобы спокойно, с достоинством переносить причуды правителя. Ведь причуды неизбежны. Разве пребывание при дворе правителя Гургана,

[25]

Кабуса ибн Вашмгира, не научило его терпению? Теперь он хорошо знает цену добрым словам правителя и не очень-то верит этим словам, они редко бывают искренними. И еще реже бывают продиктованы благородными порывами сердца. Чаще всего они пропитаны корыстью, желанием сделать чужую голову своим достоянием. Но, зная эту истину, надо примириться с ней и идти дальше своей дорогой. Дорога впереди трудная, хоть и манящая своими загадками, нераскрытыми тайнами. «Иди же вперед, Абу-Райхан, и не жалуйся на трудную судьбу! Помни: ты сын безвестных родителей и не было у твоей колыбели человека, который бы имел достояние и смог бы помочь тебе в юности. Ты был усердным и любознательным, Абу-Райхан, но нельзя сказать, чтобы аллах очень покровительствовал тебе. В двадцать лет уже пришлось покинуть родной край и бежать от дворцовых смут. Хорошо, что был снисходительным правитель Гургана. Годы, проведенные в Гургане, не прошли даром. Были прочитаны груды книг о прошлом ушедших поколений. И разве часы, проведенные за этими страницами, не принесли тебе радости? А каким счастливым был тот день, когда ты завершил многолетний труд и старый переписчик взял в свои дрожащие руки объемистую книгу „Следы, оставшиеся от прошедших поколений“! Не этот ли труд привлек внимание хорезмшаха? Очень хотелось, чтобы люди заглянувшие в эту книгу, поняли, что следы эти драгоценны, что их надо беречь».

Так размышляя о прошлом, Абу-Райхан словно подводил итог сделанному и намечал свой дальнейший путь. Он служил науке верой и правдой, но давно уже понял, что без покровительства шахов не сделаешь и самой малости. Значит, надо терпеть причуды правителя.

«Не удивляйся причудам великих мира сего, – говорил сам себе Абу-Райхан. – Пусть 398 год хиджры

Мухаммад ал-Хасияд возвращался в Бухару счастливым. Он с точностью выполнил все указания ученого и покинул караван-сарай ровно через неделю, когда Якуб был уже совершенно здоров и весел. Мухаммад непрестанно думал о том удивительном дне, когда судьба столкнула его с ученым-хорезмийцем. Он воспринимал это как чудо. И, как только они тронулись в путь, он почувствовал, как радость обуяла его, словно Он обрел бесценный дар. Да и в самом деле, может ли быть дар более драгоценный! Ведь он обрел сына, который погибал. И чем отчетливее он представлял себе то страшное утро, когда ему казалось, что Якуб уже никогда не подымется, тем радостнее было ему сейчас.

С радостью приходил Якуб под резные своды прохладного зала библиотеки. Здесь его ждали новые чудесные друзья – книги. «Нужна долгая жизнь, чтобы все это прочесть», – думал юноша. В это утро он снова заглянул в сундук, где лежали драгоценные фолианты с золотым тиснением. Тут были и сборники притч, и древние сказания, казалось сохранившие дыхание ушедших поколений. И вдруг Якуб увидел небольшую книжку, столь пышно украшенную, что невозможно было оставить ее без внимания. Он прочел название: «Калила и Димна», и тут же надпись, сделанную кем-то арабской вязью:

«Книга эта драгоценна своими необычайными иллюстрациями, сделанными китайским художником. Этот художник прибыл в Бухару вместе с китайской принцессой в дни царствования Насра ибн Ахмеда, который пожелал женить своего сына Нуха на знатной принцессе. Китайская принцесса сумела добыть книгу прославленного ал-Мукаффы, переведенную поэтом Рудаки на язык дари, и для этой книги велела сделать самые великолепные иллюстрации, какие могли бы украсить эту сокровищницу притч и рассказов».