Кончилась война, о которой Монсаррат рассказал в романе «Жестокое море». Сотни моряков, сражавшихся с фашистскими подводными лодками, охранявших транспортные караваны, высаживавших десанты на французское побережье, оказались не у дел, не нашли себе применения, не были нужны своей стране. Удивительно ли, что бывшим героям, не щадившим ради победы жизни, снова приходится рисковать, но теперь контрабандой добывая себе пропитание и обеспечивая свой завтрашний день. Приходится перешагнуть через достоинство и совесть, забыть о порядочности, иначе — нищета, будущее без всякой надежды. И прямым продолжением «Жестокого моря» представляется рассказ «Корабль, погибший от стыда» — ведь и герои романа, которых писатель оставил в последние дни войны, не испытывают, по сути дела, ничего, кроме разочарования и усталости…
В этой истории я и сам до сих пор не все полностью понимаю. Мне долгое время пришлось иметь дело с кораблями. Даже слишком долго. И если мне что-то известно доподлинно, то лишь одно: корабли — предметы неодушевленные. Они сделаны из дерева и металла, и все тут. У них нет души, нет воли. Они не умеют говорить и вовсе непохожи на женщин. Впрочем, лучше начну-ка я свой рассказ…
Начало его относится к военному времени, как, впрочем, и все в моей жизни. Меня зовут Билл Рэнделл. Если вы достаточно внимательно читали сводки военных времен, то это имя должны запомнить. Почти всю войну я провел в береговом охранении. И это означало — для меня, по крайней мере, непрерывные рейды на канонерках. Чертовски веселое занятие! Нас называли сорвиголовами. Кличка говорит сама за себя. Мы предназначались для особой роли — налетать на французское, голландское, а несколько позже и немецкое побережья и тут же удирать восвояси, стараясь всякий раз хоть на несколько минут опередить рассвет.
Целью для наших орудий могло оказаться что угодно. Это зависело от удачи. Иногда попадался каботажный конвой, направляющийся в Шелдт. Иногда — немецкие торпедные катера и минные тральщики. Иногда — сопровождаемые немцами рыбацкие суда (если даже вы просто рыбачили на немцев, то становились в войну законной целью — для меня, по крайней мере). Однажды мы расстреляли маяк. В другой раз — газгольдер, а был случай, — о славный миг! — когда мы уничтожили появившийся из тоннеля поезд. Это произошло чуть севернее Булони. Одним словом, к вражескому берегу нас посылали с единственной задачей: причинять врагу побольше беспокойства и неприятностей — все равно каким образом, что мы и делали, «принимая всяческие меры предосторожности», как выразилось Их Лордство.
Между рейдами мы сопровождали собственные конвои и подбирали свалившихся в море неудачников из ВВС, расстреливали дрейфующие мины и исполняли роль буксиров для кораблей-мишеней. Канонерки могли делать все, что угодно. Особенно правомерно это в отношении к моей КЛ-1087. О ней-то и пойдет рассказ.
KЛ-1087 — просто чудо, а не канонерка. Она была ста футов длиной. На ней стояли четыре паккардовских двигателя общей мощностью в пять тысяч лошадиных сил, позволяющих развивать скорость около тридцати пяти узлов. Был бомбосбрасыватель на случай встречи с подводной лодкой, чего, кстати, ни разу так и не произошло. Стояли шесть «эрликонов» и восемь более легких пулеметов, а также две шестифунтовки пушки, способные сделать дыру шириной в фут в любой броне и еще большую в человеке. В те славные годы мы имели немало примеров и того и другого.