Александра Алексеевна Угрюмова, мать:

Родилась я в Астрахани 5 августа 1927 года. Самые яркие и жуткие воспоминания — война. Войну мы пережили очень тяжело. Старший брат погиб под Воронежем, там и похоронен. Фронт уже подходил к Астрахани, когда я закончила восемь классов и собралась поступать в техникум. В 1942 году умер отец. Мама сразу заметно постарела, силы ее оставили — горе в стране, горе в семье, горе кругом: похоронили папу — и тут же получаем извещение о смерти брата. Это кого хочешь подкосит…

Мама работала в швейной мастерской, где шили фуфайки для фронта, а мне на дом она брала работу — шить трехпалые рукавицы, тоже для фронта. Я не могла ее оставить в такое время. Сестра моя всю войну проработала в госпитале у операционного стола, всегда жаловалась на то, что ноги отекают. 15 мая 1945 года, уже после Победы, я официально поступила на работу. Стала работать в железнодорожном отделе перевозки почты на станции Астрахань.

А в 1946 году в город пришёл эшелон — наших солдат зачем-то перегоняли к иранской границе. Эшелон остановился на вокзальных путях, в городе шумиха: столько солдат-победителей приехало!.. Познакомились мы с Алешей при необычных обстоятельствах: у меня украли куртку, а он помог её найти. Утром является ко мне домой — с буханкой хлеба и огромным копчёным лещом. Сестра было возмутилась: что за вольности! У нас дома порядки были строгие. «Ты что, ему адрес дала? Свидание назначила? А вы, молодой человек, по какому праву сюда припёрлись?» — и так далее. Алексей сумел так объясниться, что приняли и его, и его драгоценный подарок (по тем-то временам!). Как-то сумел уговорить моего начальника дать адрес, где я живу, и явился. Старший сержант, грудь в «золоте»: ордена, медали. Рост — под два метра. Стал приходить ко мне, ухаживал за мной. Кончилось тем, что в 1947 году мы поженились. В начале года он демобилизовался (кажется, в феврале), а в мае приехал за мной: «Шурочка, пойдем под венец!» Как было отказать? Я уж и сама его полюбила, пока встречались. Красавец, герой! Две медали «За отвагу», за Варшаву, Кёнигсберг, Берлин… Одна медаль «За отвагу» за то, что подбил прямой наводкой танк — он был командиром 76-миллиметрового орудия, вторая — когда ходил за линию фронта и привел ценного «языка».

Высшее военно-морское училище имени С. М. Кирова на Каспии — одно из одиннадцати высших морских военных училищ СССР. И… одно из четырёх, которых Россия недосчиталась после развала великой державы — Советского Союза.

Пригодность морского офицера к службе, пожалуй, могут определить пять военно-образовательных стандартов, которые можно назвать фундаментальными, генеральными, основополагающими:

— высокий уровень подготовки офицера как руководителя подразделения, корабля, части в мирное и военное время;

— способность организовать обучение и воспитание личного состава, поддержание необходимого уровня обученности и дисциплины;

«Безопасность собственная есть высший закон в политике», — писал наш великий историк Николай Михайлович Карамзин, имея в виду безопасность государства Российского. В российской литературе термин «государственная безопасность» встречаем уже в ХIХ веке в работе профессора И. Тарасова, который отмечал, что опасность может иметь общее значение и частное, а также пример слияния этих понятий: предатель-перебежчик наносит государству как общий, так и частный ущерб.

Военная контрразведка, как утверждают историки спецслужб, родилась в России 21 января 1903 года, когда император Николай II утвердил доклад военного министра, почётного члена Академии Генерального штаба, Артиллерийской, Инженерной, Военно-юридической и Военно-медицинской академий генерал-адъютанта Алексея Куропаткина. Генерал Куропаткин определил задачу нового органа, предложенного им называться «Разведочным отделением Главного штаба»: она должна заключаться в «установлении негласного надзора за путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов и конечными пунктами лиц, состоящих на государственной службе внутри страны».

В советский период термин «государственная безопасность» введён в апреле 1934 года при образовании в составе НКВД Главного управления государственной безопасности, которому были переданы функции ОГПУ. В 1936 году этот термин официально был включен в текст сталинской Конституции СССР.

Любой врач и более-менее образованный провизор прекрасно знает, что противоядие в структуре своих компонентов непременно должно отражать компоненты яда. Если это правило спроецировать на проблему государственной безопасности, то получится, что всякая угроза требует адекватных, чаще всего — зеркальных действий.

В официальных документах и воспоминаниях друзей-соратников значится, что службу в органах госбезопасности Герман Алексеевич начал в 1976 году, после обучения в новосибирской Высшей школе КГБ. Есть и другие свидетельства. Не считаю важным для себя и для читателя докапываться до никому не нужной «истины», приведу лишь различные свидетельства, поскольку у спецслужб есть свои секреты и есть золотое правило их надёжного сохранения: знать только то, что тебе положено.

Герман Угрюмов был прежде всего созидателем — это отмечают все, когда-либо его знавшие. Созидатель мужественен от природы, ибо по Божьему замыслу рождён противостоять злу. Не преодолев его, он не имеет возможности созидать. Разрушители сбрасывают маски и засучивают рукава в двух случаях: когда есть возможность сбиться в стаю или когда они на время приходят к власти. Чаще такое происходит одновременно, либо одно вытекает из другого.

Но чем грандиознее величие первых, тем выпуклее и заметнее ничтожество вторых.

Объявленная гласность началась с политического, литературно-газетного и общественного размежевания, оплёвывания «победителями» в этой борьбе собственной истории, вековых духовных ценностей, унижения русского народа — «народа-раба» (журнал «Октябрь», например, писал о том, что история России настолько противоположна свободе, что русские даже (!) не приняли свободы, которую несли им «сапоги солдат Наполеона…»)*, лукавого «наката» на армию, флот и спецслужбы, свержения «кумиров». «Страна находится в состоянии разбушевавшейся помойки», — констатировал философ А. А. Зиновьев, проживавший тогда в эмиграции.

Георгий Васильевич Свиридов

— великий композитор и не менее великий философ, сделал запись в дневнике, поставив едва ли не самый точный диагноз больной стране: «Размежевание идёт по самой главной, основной линии человеческого бытия — по линии духовно-нравственной. Здесь — начало всего, смысла жизни!». Его рассуждения в ту пору — отнюдь не стариковски желчные, как говорят порой иные либеральные критики, а мудрые и бронебойно-точные — привести здесь считаю просто необходимым. «Так называемое разоблачение зла /…/ давно уже превратилось в смакование, ожесточающее душу самого художника и вернейшим способом убивающее его талант, если он у него есть. В деле смакования достигнуты необыкновенные результаты, поражающие в своём роде изобретательностью и вдохновением, фантазией, в коллекционировании всевозможной грязи, извращений, порока, показа постыдного и т. д. /…/ За всем этим часто скрывается холодный цинизм, исключающий художественное вдохновение и подменяющий его умозрительным изобретательством, не лишённым в своём роде примечательности. Но всего этого — слишком много, это стало однообразным.

Очернение, окарикатуривание Родины, человека, жизни, всего святого, всего чистого. Кажется, можно подумать, что подобные художники — страдальцы и мученики, ничуть не бывало. Чаще всего — это преуспевающие и подчас весьма деловые люди, ловко, бездумно и предприимчиво торгующие своей художественной сноровкой. Прокламируя борьбу со злом, они, в конечном итоге, служат ему!»

Капитан 1-го ранга Я. Я.:

К началу событий в Баку внутри всех деструктивных сил мы имели прекрасные позиции. Мы внедрились во все их организации, в том числе и в Народный фронт. Знали про них всё: где расположены базы боевиков, их вооружение, квартиры, где они проживали, явки, участников, руководителей. Знал об этом и КГБ Азербайджана.

Когда после ввода войск в Баку в КГБ Азербайджана состоялось совещание, на котором присутствовал заместитель председателя КГБ СССР Пирожков, сотрудники возмущались: почему не была дана санкция на изоляцию провокаторов, руководителей развала, а прибегли к вводу войск и боевой техники? Ведь мы и без войск могли обезоружить всю их верхушку в результате одной операции! В принципе, это и есть дело спецслужб. И главное, мы бы действовали в рамках существующего законодательства: задержание, предъявление обвинения, арест — вплоть до суда. Доказательная база у нас была богатейшая.

Боевые структуры Народного фронта практически заняли город, перекрыли все трассы, заняли все госучреждения, морской порт. Блокировали аэропорт, пытались занять военный аэродром. Они были вооружены, имели свой арсенал.

Власть от руководства городом, республикой утекала не по часам, а по минутам… А нам не позволяли арестовать зачинщиков этой кровавой смуты. Мы имели полное досье и на Эльчибея, и на Нимата Панахова, и на других активистов. Знали, кто за ними стоит: турецкая и иранская разведки. Кстати сказать, Панахов затем сбежал в Иран. Его, правда, арестовывали после ввода войск, но отпустили.

Виктор Алексеевич Смирнов:

К тому времени мы уже практически потеряли Севастополь, начался раздел и Черноморского флота. Руководство КГБ приняло решение создать Особый отдел в Новороссийске. Планировалось перебазировать часть нашего Черноморского флота в Новороссийск. Встал вопрос о начальнике отдела, а это уже адмиральская должность. Выбор пал на Угрюмова.

Надо сказать, тут помог случай. Ещё до введения этой должности его вызвали в Центр и предложили ехать на Северный флот. Он пришёл ко мне, посидели. Говорит:

— Ситуация такая, что как офицер я не могу отказаться, с другой стороны, жена больна, дети родились и всю жизнь прожили в Баку. С юга сразу на Крайний Север — им будет сложно. Если честно, то не знаю, что и делать. Можно, конечно, угробить жену…

Я пошёл на приём к Жардецкому, попросил не портить жизнь человеку. Конечно, он поедет, но надо ли? Давайте направим его в Новороссийск.

Будущий адмирал, а тогда капитан 2-го ранга,

Александр Васильевич Колчак

писал в декабре 1907 года после неудачной русско-японской войны, размышляя о программе военно-морского строительства: «Мировое значение моря как совокупности удобнейших и выгоднейших путей сообщения получает исключительную важность во время войны. Водное пространство моря с этой точки зрения можно рассматривать как развитую до пределов сеть железных дорог (

не забудем, что перед войной закончилось строительство Транссибирской магистрали — на протяжении нескольких лет это была «тема дня». —

В. М.

),

получающих с момента объявления войны желаемое стратегическое значение. …Значение сообщения и транспорта слишком понятно, чтобы стоило о нём говорить далее».

Поражение в войне — горе горькое, но ещё не беда. Беда — когда в стране Смута!.. Человек с сильной волей, огромного личного мужества, бесконечно преданный флоту и России, Колчак верил, что слава русского флота возродится и ещё не раз эхом прокатится над Мировым океаном. Мало того, он заявил: «Я беру на себя смелость разобрать по возможности беспристрастно основные вопросы: для чего России необходима морская сила и что такое эта сила, или точнее, в чём эта сила выражается». Тогда ему исполнилось всего 34 года.

Другой талантливый русский военачальник, тоже с трагической судьбой — Верховный главнокомандующий русской армии, из простых казаков, генерал

Лавр Георгиевич Корнилов

, десять лет спустя, выступая на Государственном совещании в Москве, ещё не преданный масонами и политиками и — Бог знает, насколько глубоко и искренне — веривший в идеалы Февральской буржуазной революции, говорил о насущнейших нуждах армии: «В наследие от старого режима свободная Россия получила армию, в организации которой, конечно, были крупные недочёты. Но тем не менее эта армия была боеспособной, стойкой и готовой к самопожертвованиям. Целым рядом законодательных мер, проведённых после переворота людьми, чуждыми духу и пониманию армии, эта армия была превращена в безумнейшую толпу, дорожащую исключительно собственной жизнью.

…Необходимо поднять престиж офицеров. Офицерский корпус, доблестно сражавшийся за всё время войны, в громадном большинстве сразу ставший на сторону революции и оставшийся верным её делу, и теперь должен быть вознаграждён нравственно за все понесённые им, не по его вине, унижения и за систематические издевательства.

Это была

Военный журналист Павел Евдокимов:

По логике наших славных «правозащитников» и так называемых «демократических СМИ», если бы Герман Алексеевич не поднял бы дело в отношении Григория Пасько, то он поступил бы правильно. Но поскольку он действовал как профессионал, то поступил плохо.

Редакторы многих печатных органов, теле- и радиопрограмм предоставили площадь и время только тем, кто выступал в защиту Пасько — причем апологетически, основываясь на домыслах, на «личном мнении», не особо утруждая себя аргументами, либо как бы нейтрально, но именно «как бы». Пример: «Ольга Журман из Владивостока сообщает. Возобновился судебный процесс по делу военного журналиста Пасько, который обвиняется в передаче японцам секретных материалов. Пасько сообщил журналистам, что до сих пор не понимает, в чём его обвиняют, и сказал, что ФСБ оказывает давление на него и на суд всеми доступными способами. Какими способами — Пасько не уточнил. Адвокат уверен, что Пасько будет оправдан». Здесь всё «нейтральное» сообщение построено так, что обыватель останется в полной уверенности, что Пасько невиновен, а проклятые фээсбэшники что хотят, то и творят. Единственная критическая фраза, «спрятанная» в середине информации, — что Пасько не уточнил способов давления «органов» на суд. Но она почти незаметна для слушателя.

Автор:

Павел Евдокимов процитировал информацию из утренних новостей «Радио России» от 3 декабря 2001 года. В тот же день программа новостей НТВ в 14 часов предоставила слово Григорию Пасько, который сообщил телезрителям, что ни первому, ни второму судебному заседанию он не верит. Далее комментарий: опрошены 50 свидетелей; часть документов, по заключению экспертов, переданных военным журналистом Григорием Пасько японским средствам массовой информации, не являются секретными.

(А другая часть?.. —

В. М.

)

Суд решил завершить дело, и предположительно 25 декабря 2001 года он вынесет приговор. Адвокаты пророчествуют, что в этот день «будет продемонстрирована несостоятельность судебного процесса над журналистом». (Напоминает русскую пословицу: пророк на печи промок, а в луже высох!..) В комментарии тележурналиста Григорьева также сказано, что, по мнению Пасько, ФСБ оказывает влияние на суд, — и опять-таки без уточнения, в чём это влияние заключается. Комментарий телеведущей программы ко всему вышесказанному также не прозвучал.

Алексей Алексеевич Моляков:

На Тихоокеанском флоте, несмотря на огромные масштабы работы, у Угрюмова нерешаемых вопросов не существовало. Вот почему спустя четыре года его кандидатура была предложена на должность заместителя начальника Управления военной контрразведки ФСБ России. Требовался руководитель с его подходом, хваткой и знаниями, который мог бы правильно организовать работу и руководить другими подразделениями.

Меня в это время пригласили на должность заместителя секретаря Совета безопасности. Начальником 3-го Управления был назначен генерал-лейтенант Петрищев Владимир Иванович, заместителем которого и стал Угрюмов. Я не потерял связи с Управлением, радовался, что Герман Алексеевич сразу вписался в команду Управления ВКР.

Владимир Иванович Петрищев:

По данным Всесоюзной переписи населения, в 1989 году на территории Чечено-Ингушской АССР проживали свыше 293 700 русских (23,1 % населения республики).

Планомерное переселение чеченцев из горной местности на территории, граничащие со Ставропольским краем и Дагестаном, проводилось руководством республики (Д. Завгаев) уже примерно с середины 80-х годов, и последствием его стало нарушение исторически сложившегося «этнического баланса» в Шелковском, Наурском, Грозненском, Сунженском и других равнинных районах Чечено-Ингушетии, где до этого численно преобладало русское население. Фактически уже тогда была заложена основа для будущих этнических «чисток», которые планомерно проводились в 90-е годы в «Республике Ичкерия».

Ярко выраженная антирусская политика, приводящая к систематическим нарушениям прав человека, моральному и физическому террору, направленному против русского населения, стала кошмарной реальностью в самопровозглашённой Ичкерии с августа 1991 г., когда при попустительстве, а зачастую и при прямом содействии центральной власти чеченские сепаратисты захватили власть в Грозном.

Многочисленные свидетельства террора против нечеченского населения республики, который проводился по личному указанию президента Д. Дудаева и его окружения, находятся в правоохранительных структурах России, в администрации президента Российской Федерации, в Федеральном собрании Российской Федерации, в других ведомствах, имеющих касательство к положению в Чеченской республике.

По сведениям различных источников, с 1991 г. по 1999 г. на территории Чечни было убито (не считая погибших во время боевых действий) более 21 тыс. русских, захвачено более 100 тыс. квартир и домов, принадлежащих «некоренным» жителям Чечни (включая ингушей), более 46 тыс. человек было обращено в рабство либо использовано на принудительных работах (от сбора дикорастущей черемши до строительства дороги в Грузию через Итум-Кале и Тазбичи), только за период с 1991 г. по декабрь 1994 г. (то есть до ввода федеральных войск) Чечню покинуло более 200 тыс. русских.

16 января 1995 года в газете «Нью-Йорк таймс»

Виллиам Софайр

поместил статью с красноречивым названием «Балтийские страны принадлежат НАТО». В статье есть примечательная фраза, касающаяся нашего «предмета»:

«Чечня необходима США. Война в Чечне делает слабой Россию, и всё, что делает слабой Россию, идёт на пользу США».

Тут, как говорится, уже не до дипломатии, когда на виду у всех тебе под ноги небрежно бросают перчатку — как будто сплёвывают… Поднимем. Ответим. Не заметить — себя не уважать.

Директор ФСБ России Николай Платонович Патрушев:

Недавно Федеральная служба безопасности предала гласности имеющиеся в ее распоряжении данные о подрывном характере деятельности на территории Российской Федерации и стран СНГ организаций, созданных экстремистским крылом международного исламского объединения «Братья-мусульмане». Следует отметить, что экстремистские подразделения «Братьев-мусульман» функционируют более чем в 50 странах мира под руководством центров, расположенных на территории ближневосточных и европейских государств. Структуры, созданные их эмиссарами, выявлены в 49 регионах России. Руководители экстремистов координируют свою деятельность с террористическими группировками «Аль-Гамаа аль-Исламия», «Аль-Джихад аль-Ислами», известным международным террористом Усамой бен Ладеном, боснийскими боевиками и используют благотворительность в качестве прикрытия для распространения идей воинствующего ислама.

В своё время пошатнулось что-то в датском королевстве, а в демократической России — хуже того… На смерть Героя различные СМИ отозвались по-разному. Газета «Спецназ России», сняв другой подготовленный материал, поставила в номер очерк

Павла Евдокимова

«Судьба Героя». Приведём его в сокращении, не убоясь некоторых повторов.

«Герман Угрюмов стал вторым офицером высшего командного состава, у которого на этой войне не выдержало сердце. Первым был командующий группировкой морской пехоты в Чечне 53-летний генерал-майор Александр Отраковский, умерший в Ведено в марте 2000 года.

Теперь новая смерть… Последние два-три месяца ходили слухи, что Герман Угрюмов может стать первым заместителем директора ФСБ.

Родился Герман Алексеевич через три года после окончания войны в семье фронтовика. После школы работал на судоремонтном заводе. В 1972 году окончил Каспийское высшее военно-морское училище. Службу проходил на Каспии, был командиром корабля.

Уже в ином качестве, «на берегу», он по-прежнему оставался моряком — и не только по званию, которое свидетельствовало о его флотском «происхождении»; он буквально болел морем. Его кабинет на Лубянке украшали флаги, модели кораблей и фотографии. Капитанская рубка, одним словом.