Начало XX века. Война в Северной Африке. Заблудившиеся итальянские берсальеры спасают жизнь арабскому путешественнику. Несчастный клянется в верности и соглашается стать их проводником. Но под маской благодарности скрывается чудовищное коварство.
Итальянский писатель Луиджи Мотта продолжатель серии книг о "Владыке морей" - Сандокане, создал около сотни авантюрных историй, действие которых происходит во всех уголках земного шара.
Таинственный незнакомец, странная кража и ужасное преступление открывают вереницу захватывающих событий, которыми насыщен роман из жизни Китая XIX века.
Моряк и смелый авантюрист, обвинивший в плагиате самого Жюля Верна, французский писатель Рене де Пон-Жест оставил интересные воспоминания о своих путешествиях в Индию и Китай, но наибольшую известность он получил как автор детективных и приключенческих романов.
Содержание:
1.
Луиджи Мотта
: Красный оазис
2.
Рене де Пон-Жест
: Жемчужная река
(Перевод: Зинаида Тулуб)
Луиджи Мотта
«Красный оазис»
Глава I. Отставшие
Бой начался утром. По-европейски обученные войска, прошедшие за ночь по пустыне несколько десятков километров, столкнулись на рассвете с многочисленными отрядами африканцев.
Весь день с небольшими промежутками гремели пушки, рвалась в воздухе с визгом шрапнель, стрекотали пулеметы, грохотали ружейные залпы. Арабы дрались отчаянно, и не раз казалось, что победа достанется им. Но к вечеру их ряды дрогнули и бросились в отступление, которое перешло в паническое бегство. Противники некоторое время преследовали их, а потом, подобрав своих раненых и убитых, ушли туда, откуда пришли.
В то время, когда шло преследование разбитых арабов, общее сражение распалось на отдельные маленькие бои и схватки. Преследовавшие, рубя и коля убегавших, расстроили собственные ряды.
И вот, когда все было кончено, на том месте, где произошла кровопролитная битва, еще бродили отдельные отбившиеся от отряда группы солдат-победителей, торопясь поскорее примкнуть к своим ушедшим в лагерь под Гомсом товарищам. Но это оказалось не таким легким предприятием: близилась ночь, темнело, а местность была такова, что в ней легко было заблудиться.
На вечерней заре по буграм и рвам брела группа из трех человек в мундирах итальянских пехотинцев «берсальеров» — один молодой офицер и два рядовых. Офицера звали Руджеро Дориа — он имел чин лейтенанта. Солдаты Раймондо Дарти и Блевио Блеви принадлежали к роте этого офицера. Все трое принимали горячее участие в бою днем и в преследовании вечером, выдержали не одну горячую схватку с нападавшими бедуинами, отбились от товарищей, потеряли дорогу и теперь блуждали по пустыне, не зная, куда идти.
Глава II. В плену у арабов
Мертвые пески пустыни. Песчаные бугры. Каменистые овраги здесь и там, на дне которых словно пятна ржавчины — лужицы застоявшейся во впадинах воды. И здесь и там из-под пелены песка выглядывают острые зубцы скал, как обглоданные кости. Едва взошло солнце, как сейчас же побледнело, будто выгорев от зноя, голубое небо. Мириадами раскаленных стрел падают на землю солнечные лучи. Дрожит и переливается воздух на горизонте. И так трудно дышится в эти часы зноя…
Три берсальера проблуждали добрую половину дня, поминутно сбиваясь с пути, теряясь среди хаоса холмов и оврагов. Зной совершенно измучил их. Последние остатки провизии исчезли. Их терзала жажда. А они брели и брели, ища выхода из пустыни.
Около полудня они оказались в местности, имевшей несколько иной, не столь мертвенный характер: здесь проходил небольшой горный хребет, и в долинах меж скал ютилась бархатистая зелень, а местами виднелась даже маленькая рощица из финиковых пальм или крошечное поле, засеянное просом.
Местность казалась незнакомой офицеру и его спутникам, но, напрягая память, лейтенант Дориа все же находил кое-какие обрывки воспоминаний и думал, что, идя вдоль хребта прямо на север, можно будет выйти на заброшенную старинную караванную дорогу, направлявшуюся к береговой полосе. Стоит найти эту дорогу, а там где-нибудь откроются и следы того пути, по которому шла походом итальянская армия, разгромившая вчера арабов.
Нужда учит изобретательности: солдаты с ловкостью кошек забирались на корявые стволы финиковых пальм, попадавшихся по дороге, и набрали порядочный запас полузрелых, но все же пригодных к употреблению в пищу фиников. Финики оказались достаточно сочными, и их мякоть до известной степени утоляла жажду, мучившую беглецов. А главное, бедных берсальеров поддерживала надежда скоро примкнуть к своим. И они шли и шли.
Глава III. Погоня арабов
— Толстяк! Вставай! Нашего командира убили проклятые арабы!
— Врешь, длинноногий! Быть не может! Где мое ружье? Ты его спрятал, что ли?
— Дурак ты! Где мое ружье, хотел бы я знать? Уж не вздумал ли ты подшутить надо мною, спрятав его? От тебя станется.
Так препирались солдаты, разбуженные выстрелом из револьвера лейтенанта Дориа. Но их спор длился всего несколько секунд. Поняв, что ружья украдены и что поэтому вступать в бой с вооруженными арабами немыслимо, берсальеры пришли к другому решению и, действительно, словно сквозь землю провалились, спрятались среди хаоса камней. Из своего нового убежища они видели, как арабы обыскивали опустевшую палатку и как потом, вытащив из кустов связанного лейтенанта Дориа, понесли его куда-то.
— Куда они потащили нашего командира? — задал товарищу вопрос Раймондо Дарти.
Глава IV. В гробнице святого
Когда разбойники с сенуссистом Али покинули усадьбу, верный слуга старого шейха по имени Тайар Ассиф, привел в чувство своего господина, упавшего в обморок от полученного удара.
— Господин! — сказал он. — О, дорогой господин! Наши дела плохи. Эти собаки только притворились, что они ушли: они расположились лагерем в окрестностях усадьбы, расставили часовых вокруг, и я слышал, они сговаривались ночью нагрянуть сюда и взорвать стены. Они подозревают, что ты спрятал итальянцев в каком-нибудь тайнике в толстых стенах. Что нам делать, господин?
— Бежать, — ответил шейх. — Мой дом обречен на гибель. Но у меня много других домов… Мы удалимся отсюда на ту территорию, где итальянцы уже справились с турецким сопротивлением.
— А как же мы сможем убежать, господин?
— Через подземелье, в котором спрятаны итальянцы. Там есть потайной ход, который выводит в пустыню в окрестностях марабута.
[2]
Но раньше, чем бежать, надо приготовиться к бегству. Тащи сюда оружие, патроны, припасы.
Глава V. Контрабандисты
Ограбленному контрабандисту Мукдару-эль-Гамма и его сыну Мизре посчастливилось: они благополучно добрались до арабо-турецкого лагеря и были радушно приняты командовавшим соединенными войсками этого района турецким генералом Османом-пашою.
Узнав о грабеже, произведенном шейхом Каждаром, Осман вспылил не на шутку: он ценил услуги, которые оказывал ему смелый контрабандист, столько раз из-за доставки оружия из Египта рисковавший собственною жизнью.
— Да, вот как поступают арабские шейхи! — кричал вне себя Осман-паша. — Изволь тут бороться с итальянцами! Одни тянут к итальянцам и готовы хоть сейчас присягнуть им на верность, другие разбойничают и грабят верных турецкому знамени людей. Все рушится, все падает… Наше дело, кажется, проиграно безнадежно…
Немного успокоившись, паша обратился к гостям со словами:
— Дело с Каждаром я улажу! Наказать его я не могу: он может из-за обиды сейчас же перейти на сторону руми…
[3]
Но плату свою вы получите полностью: наши друзья-немцы щедро снабжают нас деньгами для борьбы с проклятыми руми… Но и вы, друзья, должны оказать мне посильную помощь в одном очень для меня важном деле. Вы ведь ближайшие родственники шейха Изы-эль-Магри?
Рене де Пон-Жест
«Жемчужная река»
Часть I. Капля воды
Глава I. Свадьба Линга
Смеркалось. Над Жемчужной рекой поднимался легкий туман, и суда всех национальностей, стоявшие в ее водах, казались какими-то фантастическими призраками. В камышах засыпали последние птицы. Лилии закрывали на ночь свои лепестки, а кувшинки ложились на волны, как бы повинуясь звукам гонга, призывавшим к вечерней молитве, к ночному отдыху.
На правом берегу реки, единственном водном пути между Макао и Кантоном, ярко сияла огнями богатая вилла, точно остров звуков и света во мраке и безмолвии. Далекое эхо разносило веселые переливы оркестра. Тысячи пестрых фонариков придавали что-то волшебное ее роскошным садам. Непрерывно рвались пестрые ракеты, описывая в небе причудливые дуги, и падали в рисовые поля, пугая диких голубей, метавшихся во мраке.
Эта была вилла молодого Линга Та-ланга, пышно и весело справлявшего свою свадьбу.
Гости как будто забыли про время. Напрасно поджидали их разукрашенные флагами лодки и паланкины. Напрасно Линг мечтал о минуте, когда дверь закроется за последними гостями, чтобы войти в брачный покой и наконец увидеть ту, лицо которой было ему так же незнакомо, как и ей — его собственное. Ибо соблюли они древний обычай Срединной империи, где супруги узнают друг друга лишь тогда, когда их судьбы связаны навеки.
Линг знал, что жену зовут Лиу-Сиу, и что десятилетняя девочка не могла бы надеть ее розовых атласных башмачков. Отец его, Линг Тиэн-ло, один из видных торговцев Кантона, сказал ему, что пора оставить пустую, разгульную жизнь и что он подыскал ему достойную супругу. И сын повиновался. Он обменялся со своею суженой обычными подарками, и три месяца спустя роскошный паланкин палисандрового дерева с инкрустациями из слоновой кости переступил порог его виллы.
Глава II. Кровавый отпечаток
Китайские дома построены совсем не так нелепо, как думают европейцы. Наоборот. Хотя китайские зодчие употребляют мрамор и камни только для храмов и дворцов, они строят прелестные дома и дачи, великолепно приспособленные к нравам и потребностям населения.
Редко бывают они двухэтажными, но зато всегда делятся на две строго разграниченные половины: половину хозяина, где он принимает гостей, и на половину его семьи. Ибо китаец общителен в общественных делах, в празднествах и приемах, но замкнут до тайны в своей семейной жизни. На половине семьи кроме спален помещается столовая, ванная, кухня и особая комната, посвященная предкам и гениям домашнего очага.
Китайцы любят роскошь и нарядную обстановку. Но особенно украшают они комнаты женщин. Вот почему покои Лиу-Сиу были образцом утонченного вкуса и роскоши. В этих небольших, очаровательно убранных комнатах были собраны все редкости национального китайского стиля, так поражающего европейцев своей вычурной экзотикой.
В самом конце помещалась спальня, куда на Дальнем Востоке не проникает никто, кроме мужа. Это было настоящее чудо искусства. Густая, шелковистая циновка, нежнее тканей Кашмира, покрывала мозаичный паркет. Стены были обтянуты тяжелым желтым шелком с вышитыми на нем фантастическими героями буддийской мифологии; а точеная резная мебель из сандалового дерева наполняла воздух тонким ароматом.
Вокруг всей комнаты тянулся низкий широкий диван, покрытый мехом голубых песцов. Райские птички порхали в золоченых клетках. Редкие растения пышно расцветали в жардиньерках из тончайшего фарфора с эмалью, а на низкой постели, за занавесками тончайшего газа, две атласные подушки ожидали новобрачных.
Глава III. Арест
Лиу-Сиу долго лежала без памяти возле убитого мужа. Скорее из стыдливости, чем из сострадания, служанки прикрыли ее куском темного полотна.
Наконец, прискакал префект полиции Фо-Гоп. Это был расторопный молодой человек, недавно назначенный на должность префекта и очень гордившийся этим званием. Он знал, что отец убитого — человек важный и богатый, и всячески старался доказать свою ловкость и усердие.
Весть об убийстве молодого Линга быстро облетела окрестности. Несмотря на ранний час, огромная толпа любопытных собралась у ворот виллы. Пришлось забаррикадировать ворота; слуги боялись, что народ ворвется в парк и устроит самосуд над новобрачной.
Завидев красные шапки полиции, толпа радостно заревела и расступилась, не ожидая кнута.
Фо-Гоп постучался, назвал себя. Его впустили, и он двинулся в сад, приказав запереть калитку.
Глава IV. Двор пыток
Низкое и мрачное здание кантонской тюрьмы расположено возле ворот татарского города и примыкает к широкому валу, окружающему внутренние кварталы. Это одна из худших тюрем Китая, хуже которой нельзя и вообразить.
Наружные стены ее прорезаны одною дверью, окрашенною в цвет крови. Справа и слева от входа высоко торчат из стены замурованные в нее бревна метра в два длиною, точно перекладины виселиц.
На концах этих бревен качаются бамбуковые клетки с головами казненных. Одни из них уже высохли, другие отрублены недавно, и из них каплет на землю кровь. Лица казненных искажены муками и точно взывают к милосердию. Некоторые головы выскользнули сквозь погнувшиеся прутья наружу и повисли на косах, медленно качаясь от ветра или вертясь вокруг собственной оси. Другие упали на землю, и равнодушные прохожие отпихивают их ногой к стене, где валяются они годами, заражая воздух нестерпимым зловонием.
Это великолепное украшение было результатом последней карательной экспедиции против банды разбойников «Белой Кувшинки». Эта банда была в тесных сношениях с политическими повстанцами и пользовалась симпатиями мусульман, которые поддерживали «Белую Кувшинку» якобы как религиозную секту, а на самом деле — как тайную революционную организацию.
К счастью, Лиу-Сиу была слишком слаба и, лежа в паланкине, не видела этого жуткого зрелища. Но и в самой тюрьме ее ожидали не лучшие картины.
Глава V. Улыбка девушки
Было восемь часов утра. И хотя стоял конец февраля, розовая заря сулила ясный и теплый весенний день. На юге Китая такие дни бывают настоящим блаженством. Солнце робко нащупывало лучами стройную пагоду Вампоа, таинственно затененную гигантскими пальмами, золотя ранними лучами все десять кровель из фарфора с эмалью. Бонзы звучно и мерно били в гонг, а жрецы в длинных желтых одеждах призывали верных к ранней молитве.
Берега Жемчужной реки тонули в густом тумане, над которым плыли, точно плавучие острова, вершины ближайших гор. А воды реки были осыпаны тысячами судов, начиная от легкого как перышко сампана и кончая плоской тяжелой джонкой. И все это отражало в зеркальных водах свои причудливые контуры, паруса и носы с вырезанными на них драконами или гримасничающими лицами.
Насколько глаз хватало расстилались вокруг зыбкой изумрудной порослью бесконечные рисовые поля, из которых то и дело взлетали птицы, разбуженные песнями матросов. И все это щебетало, шуршало крыльями, звенело, чирикало, порхало. А птица Агами, покровительница птицеводства, поднимала над камышами свою умную зоркую головку, как бы охраняя диких уток, испуганных салютом, гремевшим в честь иностранных судов с форта Бокка-Тигрис.
Просыпались и люди, веселые, отдохнувшие. И маленький городок Фун-Зи, рассыпавшийся на правом берегу реки, несмотря на ранний час, представлял собою самое пестрое и оживленное зрелище.
Улица Златокузней казалась особенно шумной и людной. Полуголые водоносы тащили мехи воды на длинных коромыслах из бамбука и хрипло окликали прохожих, прося посторониться.
Часть II. Белая Кувшинка
Глава I. Цена повешенного
Ровно через неделю два человека в темных одеждах прошли через каменный мост, соединяющий остров Хонан с берегом Жемчужной реки.
Было два часа ночи.
Добравшись до первых домиков предместья, они свернули направо, прошли вдоль берега и остановились пред жалкой хижиной, заливаемой во время разлива водой.
Оба были одеты в бедные китайские костюмы. И хотя было так темно, что приходилось идти ощупью, они низко нахлобучили на глаза широкополые фетровые шляпы.
Впрочем, бояться было нечего: набережная была совершенно пуста.
Глава II. В гостях у И-Тэ
С отчаянием в душе вышла мадам Лиу из дворца наместника и поспешила к дочери в тюрьму.
С тех пор они не расставались. Только раз мадам Лиу съездила в Фун-Зи на допрос по поводу ограбления ее дома и исчезновения Мэ-Куи.
Не подозревая, какую ужасную роль сыграла легкомысленная девушка в гибели ее дочери, она от всей души ее жалела и, жалея, почти забыла о грабеже.
Впрочем, все эти горести таяли пред надвигающимся на Лиу-Сиу кошмаром. Несмотря на внимание принца Конга и клятвы капитана Перкинса, надежды ее таяли с каждым днем. Каждый час, каждый миг приближал ее к ужасной минуте. И горе ее росло, отчаяние заполняло душу.
Но в тюрьме она старалась бодриться, скрывая под улыбкой душившие ее рыдания. Всеми силами старалась она поддержать Лиу-Сиу. А Лиу-Сиу страдала не только физически, но и душевно.
Глава III. Жуткая встреча
Мать и дочь уселись в паланкины, двинулись обратно в тюрьму в сопровождении конвойного офицера и достигли Тенанских ворот, разделяющих татарский и китайский город.
Это была огромная каменная арка высотой в сорок футов, под которой даже летом стоит прохладный полумрак. Носильщики углубились под арку и вдруг остановились, попав в давку. Они отодвинулись к самой стене, ожидая минуты, чтоб стало свободней, как вдруг Лиу-Сиу почувствовала, как чья-то рука тяжело опустилась ей на плечо.
Она вздрогнула и обернулась.
Высокий, кряжистый мужчина просунулся в паланкин и схватил ее за плечи. Она онемела от неожиданности, хотела крикнуть, но не успела. Незнакомец рванул ее к себе, впился ей в губы поцелуем и снова оттолкнул, говоря:
— Теперь ты знаешь, что такое месть. Мы увидимся еще раз, у твоей виселицы. Я хотел бы влезть по столбам и выпить последнюю каплю твоей крови. Недаром я мясник и зовут меня Красным Пауком.
Глава IV. Ночной Кантон
Несмотря на напускную храбрость, Минг раз двадцать проклял план Фо-Гопа, пока испуганные носильщики дотащили его до городской квартиры.
Он прекрасно знал, что представляют из себя Кантонские предместья, особенно ночью. Из своей судебной практики он знал, какие жуткие типы ютятся в его притонах и какие преступления там совершаются. Память услужливо рисовала ему самые ужасные факты.
Вот почему настроение Минга было испорчено.
И только к вечеру, плотно покушав и отведав тонких французских вин, Минг немного взял себя в руки.
Фо-Гоп явился ровно в десять и застал его в костюме завсегдатая трущоб. Из самолюбия Минг старался казаться спокойным и довольным.
Глава V. Его величество, король нищих
— К Сангу, — скомандовал Фо-Гоп провожатым. Ночь была темная, безлунная. Улицы с каждым шагом становились уже и грязнее, запутаннее и извилистее. Шумные портовые кварталы остались позади. Было так тихо, что город казался жильем мертвецов. Эта тишина и пустынность пугала Минга.
Наконец добрались они до храма Будды и пошли вдоль его высокой стены. Минг все время пугливо оглядывался, и ему казалось, что то здесь, то там мелькали за поворотами какие-то крадущиеся тени.
Он дернул префекта и шепотом предупредил его, но Фо-Гоп презрительно пожал плечами и решительно зашагал вперед, решив во что бы то ни стало продолжать экспедицию. Долг и спортивное чувство охотника гнали его вперед. Скоро добрались они до кривого переулка, в котором исчезли агенты.
Идти приходилось ощупью. Так прошли они шагов сто, направляясь на далекий бледный огонек, как вдруг несколько странных фигур преградили им дорогу.
— Кто идет? Чего надо? — угрожающе крикнул грубый голос.
