Ни для кого не тайна, что Рудин был лицо действительное. Внучатые племянники его здравствуют и поныне в С* губернии. Одному из них, с помощью семейных преданий и документов, удалось восстановить обстоятельства, предшествовавшие смерти предка, трагически кратко рассказанной Тургеневым. Печатаемое здесь представляет собой выдержки из этого интересного исследования.

Не последним оказалось то путешествие, которое Рудин совершил после своей встречи с Лежневым в номере С-кой гостиницы. Судьба еще однажды ему поблагоприятствовала. В недалеком расстоянии от деревеньки, где думал он окончить свои дни, поселилась в богатом имении семья князя Г*, разочарованного двором, Петербургом и службой. Князь Г* был тучен телом, суров лицом, душой безобиден и слаб; он проводил время в праздности, предаваясь течению мыслей бесцельных, докучливых, не имеющих ни начала, ни конца, как жужжание множества мух в летний день. Изнемогая от них, он часто вздыхал, подолгу крестился вечером и рано ложился спать.

Жена его, женщина деятельная и умная, вела хозяйство и воспитывала сына. Без сожаления она рассталась с Петербургом. Есть два разряда женщин: одни скучают всегда и везде, другие не умеют скучать. Княгиня Надежда Петровна принадлежала к последнему разряду. Единственно, что ее беспокоило, это образование сына. Выписанный из столицы гувернер-француз увяз в весеннюю распутицу где-то на большой дороге и, испугавшись С-кой грязи, бежал в Москву. Происшествие это предопределило участь Рудина. Проницательный взгляд Надежды Петровны различил в нем человека, которому можно было доверить воспитание Володи. Рудин был обласкан ею и поднят на прежнюю свою высоту. Он сделался частым гостем княгини, потом советником ее и наставником молодого князя. Его пламенные речи звучали сначала робко, потом всё смелее и смелее в анфиладах зал и гостиных. Тяжело дыша, слушал его князь, тщетно пытаясь собрать разбегавшиеся свои мысли; глаза Володи загорались энтузиазмом; Надежда Петровна была довольна. В начале лета Рудин вовсе оставил свою деревеньку и переехал в имение князя.

Володе исполнилось пятнадцать лет. Он обладал душой привязчивой и чистой. Слова Рудина он впитывал в себя так жадно, как губка вбирает воду. Голова его кружилась подчас от возвышенных мыслей, и сердце колотилось в груди от неизъяснимых чувств. Иные ночи он не спал напролет, измарывая листы бумаги, которые сжигал после тайком в печке. В свою очередь Рудин полюбил его. Быть может, второй раз в жизни встретился он с подлинным чувством и откликнулся на него. Занятия и беседы их перемежались с прогулками в старом саду, во время которых, по молчаливому соглашению, они не обменивались ни единым словом, как будто давая своей душе прислушаться к крепнувшей среди них связи. В аллее лип Рудин снимал шляпу; седые волосы густо покрывали его голову, еще красивую и одухотворенную. С нежной и рассеянной улыбкой глядел он на стройного мальчика, шедшего с ним рука об руку, полагая его своим сыном. За несколькими ветхими дубами, где гнездились во множестве грачи, сад внезапно оканчивался. Простиралось поле, тянулись деревни. Здесь однажды старый и юный мечтатели кинулись друг другу в объятия, заплакали и дали вечный обет во взаимной верности, в любви к человечеству, в ненависти к рабству.

Спустя два года, оставшихся счастливейшими в жизни Рудина, здоровье князя потребовало заграничной поездки. Он стал еще более тучен телом, суров лицом и кроток душой. Он говорил еще реже и еще бессвязнее и вздыхал еще чаще и продолжительнее. Не умевшая скучать Надеж-да Петровна крепилась, чтобы не рассердиться на вынужденный досуг путешествия. Помолодев духом, вспоминая времена юности, Рудин прогуливался по тщательно выметенным дорожкам модного немецкого курорта, положив руку на плечо выросшего и возмужавшего Володи.