Шел дождь.

Дом стоял в юго-восточном Лондоне, в Блэкхите, на некотором отдалении от основной дороги, неясным контуром вырисовываясь над окружившим его постаревшим садом. Подъездная дорога из гравия заросла сорняками, а сам дом нуждался в покраске. Некогда он имел розовато-лиловый цвет. Сквозь мрачные окна первого этажа Джерри Корнелиус мог различить пятерых человек, сидевших в большой, обставленной темной мебелью парадной комнате, тусклое освещение которой обеспечивал скорее камин, нежели стоявший в углу торшер. Лица всех присутствующих находились в тени. На каминной доске стояла выполненная в стиле барокко фигура Дианы, державшей два подсвечника; в каждом из них было по две свечи.

Дверь гаража хлопнула, но Джерри не сделал никакой попытки спрятаться, однако неуклюжий, одетый в твидовое пальто мужчина не заметил его, так как спокойно выжал воду из своей тяжелой черной бороды, снял шляпу и открыл дверь. Он вытер ноги и вошел внутрь. Джерри узнал в нем мистера Смайлса: ему принадлежал этот дом.

Через мгновение Джерри подошел к двери и достал связку ключей. Подобрав нужный ключ, он открыл дверь и увидел, как мистер Смайлс входил в парадную комнату.

В холле стоял легкий запах сырости, несмотря на радиатор вблизи полки для головных уборов; стены, покрашенные каждая в свой цвет (оранжевый, красный, черный и синий), были холодны, что Джерри и почувствовал, прислонившись сначала к одной стене, а затем — к другой.

Бойкая музыка наполняла «кадиллак» с открывающимся верхом, в котором Джерри Корнелиус ехал в сторону кентского побережья — «Зут Мани», «Ху», «Битлз», «Моуди Блюз», Манфред Манн и «Зэ Энималс»: Джерри прослушивал на встроенном магнитофоне только самое лучшее.

Громкость была включена до предела. В различных местах кабины были встроены три динамика, так что Джерри был просто не в состоянии уловить звук работающего двигателя; содержимое бокала, укрепленного на защелке около рулевого колеса, подплясывало в такт с ударами басов. Корнелиус время от времени дотягивался до бокала, пригублял вино и снова фиксировал сосуд в защелке. Разок он сунул руку в «бардачок» и вынул оттуда полную пригоршню пилюль. Он не спал большую часть недели, и пилюли больше не помогали ему бороться с раздражением; однако он все равно продолжал набивать ими рот, запивая каждую порцию из бокала. Немного спустя он достал полупустую бутылку виски «Белл» и вновь наполнил бокал.

Дорога перед ним была мокрая, дождь продолжал молотить в лобовое стекло. Две пары «дворников» очищали стекло, работая в такт музыке. Хотя печка и была включена, Джерри было холодно.

Сразу за Дувром он остановился на заправочной станции и в ожидании, пока ему заправят машину, скатал себе тонкую сигарету из лакричной бумаги и табака «Олд Холборн». Оплатив заправку и закурив сигарету, он поехал, выдерживая направление вдоль побережья, свернул на боковую дорогу и в конечном счете проехал по главной улице поселка при гавани Саутквэй в воздушной подушке салона, наполненной звуками гитар, органов и высоких голосов. Море под хмурым небом казалось черным. Он медленно проехал вдоль пристани, перестукивая колесами по булыжнику, и выключил магнитофон.

На некотором отдалении от полотна дороги расположилась гостиница под названием «Яхтсмен». На вывеске гостиницы красовался улыбающийся мужчина в окружении яхтенной оснастки. Позади него простирался вид на гавань, как она смотрится из гостиницы. Вывеска слегка покачивалась на ветру. Подав «кадиллак» задним ходом во двор гостиницы, Джерри вышел из него, оставив ключи в замке зажигания. Он сунул руки в высокие карманы пальто и немного постоял около машины на прямых ногах, глядя поверх черной воды на замшелые лодки. Одна из них была его катером, который он переделал из современной спасательной шлюпки.

В воскресенье утром мисс Бруннер и Димитрий выехали в Блэкхит. Она закрыла дверь своего дома в Голланд Парке и сунула записку для молочника в пустую бутылку на ступеньке лестницы. К тому моменту, как она, надев перчатки, изящной походкой двинулась по дорожке от дома, Димитрий уже завел «лотус-15».

Позже, когда они пережидали поток машин на Найтсбридж, чтобы, вклинившись в него, начать движение, мисс Бруннер решила, что вести машину будет она, и они с Димитрием поменялись местами. Меняться местами было их обычаем, удерживавшим их вместе в столь ненадежное время.

— Лучше было бы, чтоб мистер Корнелиус был там, — с нажимом произнесла мисс Бруннер, ведя машину по Слоун-стрит, меньше загруженной транспортом, чем это могло бы быть в рабочий день. Димитрий сидел сзади и курил. Он выдержал изнурительную ночь, и в этот раз был не так доволен собой, как обычно, в особенности из-за того, что мисс Бруннер все время настойчиво называла его Корнелиусом.

Пусть выдумывает, решил он про себя. И все-таки он, видимо, ревновал к Корнелиусу: ему потребовалось две чашки крепкого кофе, когда, поднявшись, убедился, что он — вовсе не Джерри Корнелиус. С другой стороны, было не так легко убедить в этом мисс Бруннер, и сегодня она была настолько плохой, какой не была с самого четверга.

Ну, что ж, в случае удачи к понедельнику все кончится, и они смогут приступить к следующей фазе их плана — фазе, куда более сложной, которая требовала и работы мысли, и немного энергичных действий.

Джерри направлял лодку на свет, внезапно вспыхнувший рядом с гаванью. Освещенное зеленоватым отблеском панели приборов, лицо его казалось более странным, чем когда-либо, всем, кто в ожидании собрался на палубе за его кабиной.

Мисс Бруннер, наиболее склонная к такого сорта делам, выразила мысль, что противоречивые течения времени второй половины двадцатого столетия, по-видимому, отразились в нем, и казалось, мысль прошлая рвалась вперед, в то время как мысль будущая устремлялась назад.

Что задумывал Корнелиус? Распад времен? Она не читала ни одной из его книг, но слышала о них. Не говорил ли кто из них о цикличности времени, подобно Дану? Окончательный пункт прошлого, следовательно, станет окончательным пунктом для будущего. Однако что, если что-то нарушит цикл? Может быть, некое историческое событие такой значимости, что вся модель изменится. Природа времени, в предположении цикличности его характера, будет разрушена. Круг разомкнется, и — что только не может произойти?! Вот уж что наверняка выставит Шпенглера

[8]

в глупом свете, позабавила ее мысль.

Если бы был создан ее компьютер и она могла бы с успехом начать свой проект, она могла бы стать тем существом, которое сможет сохранить кое-что от разрушения. Она могла бы объединить все, что останется, в одну большую программу, — окончательную, финальную программу, думалось ей. Сознание и бытие, сведенные вместе, соединятся. В прошлом такие попытки успеха никогда не имели, но сейчас у нее появится возможность выполнить это, ибо время, видимо, подоспело. Ей потребуется больше сил и больше денег, но с долей удачи и при разумном использовании шаткой ситуации в мире она может получить и то и другое.

Джерри провел лодку вдоль борта более крупной посудины. Он проследил за тем, как пассажиры поднялись на борт, но сам к ним не присоединился, предпочитая, чтобы по окончании экспедиции его ждала его собственная лодка.

— Так будет лучше, — сказал Джерри. — Его мозг уже серьезно поврежден, а мы не можем оставить его бродить здесь вокруг.

— Не чересчур ли вы безжалостны, мистер Корнелиус? — сделав глубокий вдох, выговорил мистер Смайлс.

— О, ну, ну, мистер Смайлс.

Они продолжили движение, пока не дошли до большой металлической двери в цокольном этаже.

— Вот здесь он должен быть, — сказал Джерри. — Только мне не дает покоя мысль, что он приготовил большой сюрприз.