В последнее время у Юлия было очень странное состояние какой-то непонятной ему самому раздвоенности, и он ничего не мог с этим поделать. Юлий словно разделился на две половинки, и каждая из них хотела своего, причем желания эти были противоположные и друг друга исключающие, так что добиться внутренней гармонии было решительно невозможно.

Юлий даже подумал, что он начинает сходить с ума, и несказанно этому факту обрадовался. Сумасшедшего никто не стал бы держать в пилотах, а потому, как только полковник Ройс узнал бы о его болезни, Юлия бы комиссовали.

Юлию было плевать, если бы его вышибли из армии со столь неутешительным диагнозом, который поставил бы крест на продолжении гражданской карьеры. Юлий не задумывался о дальнем будущем. Он даже о ближайшем будущем не особо задумывался. Он вообще не мог долго думать о чем-нибудь, кроме двух его противоречивых желаний.

Одна половина Юлия категорически не желала умирать. Умирать или быть убитой, что в принципе одно и то же. Но весь мир сплотился, чтобы свести Юлия в могилу. Смерть подстерегала его за каждым углом и не давала спокойно и шагу ступить. Смерть ждала его в боевых вылетах, смерть пряталась на базе, выжидая момент, чтобы наброситься на него из темноты.

Вторая половина Юлия мечтала о суициде. Причем не о каком-то абстрактном мужественном суициде, о возможности бросить свое боевое судно вниз и разбиться о поверхность или погибнуть в героическом таране… Нет. Ему хотелось тупо застрелиться.

Полковник Ройс был высоким, смуглым и крепким человеком и всегда казался Юлию вырезанным из цельного куска дуба. Ему было лет шестьдесят, и на его военной карьере можно было смело поставить крест. Генеральские погоны ему явно не светили – мешало плебейское происхождение и полное отсутствие тактического таланта.

Полковник тоже понимал, что он достиг своего потолка, но не оставлял надежды продвинуться и с подчиненными вел себя как родной отец. Ему казалось, что именно так должен вести себя настоящий боевой генерал.

Юлия он все время называл сынком. Юлия это раздражало, но, поскольку полковник Ройс командовал всей базой, жаловаться на него было некому и приходилось терпеть.

К полковнику Юлия привели утром все те же недружелюбные типы из MP.

Полковник был хмур, неулыбчив, глушил черный кофе и курил сигару.

– Он назвал меня эгоистичным, самовлюбленным аристократичным ублюдком с Нарциссовым комплексом, трясущимся за свою шкуру и морочащим всем голову, – пожаловался Юлий. – Поднимаю на пять и меняю две карты.

– Но ты такой и есть, – сказал Клозе. – Поддерживаю и поднимаю еще на пять.

– Я – пас, – сказал Карсон.

– Я тоже, – сказал Дэрринджер.

– А я еще поиграю, – сказал Малышев.

Утром Юлия вызвал к себе контрразведчик.

Майор Дэвис воспринимал свое назначение на базу 348-М как ссылку. Поскольку ему не удавалось забавляться в боевых вылетах, пилоты и механики сторонились его, а общаться с рядовым составом он считал ниже своего достоинства. Майору Дэвису было куда скучнее остальных, и он развлекался, подозревая окружающих во всех смертных грехах, особенно если таковые грехи карались расстрелом.

Впечатление о его работе немного смазывалось тем фактом, что на базе за весь период его службы так никто и не был расстрелян, но майор Дэвис не терял надежды и старался вовсю.

Когда Юлий вошел в кабинет майора, на большом дисплее контрразведчика красовалось его личное дело с фотографиями и отрывками из официальной хроники. Юлий ненавидел свое досье. На его взгляд, для двадцати пяти капитанских лет оно было неприлично объемным.

Юлий со всем возможным комфортом попытался устроиться в неудобном кресле для посетителей и вперил в майора взгляд своих невинных глаз.

Через два дня пятнадцать пилотов, в том числе и Юлий, были вызваны в тактический отдел для инструктажа перед боевым заданием. Инструктаж проводил подполковник Финли, глава разведсектора.

Финли было лет сорок, и он был похож на какого-то актера из голографического сериала, но Юлий не помнил, на какого именно. Те же загар, ежик седых волос и пронзительный взгляд серых глаз. Финли, видимо, знал об этом сходстве, поэтому носил тросточку, как и тот актер, и очки без диоптрий. В век совершенства медицинских технологий это выглядело не просто старомодно, но и смешно. Тем более в армии, представители которой должны являть собой воплощение телесной безукоризненности.

Еще Финли был очень смелым человеком, а на взгляд Юлия это являлось большим недостатком для разведчика.

Идеальный разведчик, опять же в представлении Юлия, должен быть законченным трусом и перестраховщиком. Он должен десять тысяч раз проверить и сопоставить полученные им сведения, прежде чем отправить людей в бой, который вполне может для кого-то из них стать последним.

Но Финли был не из таких. Он был отчаянный смельчак, каким может быть только человек, твердо знающий, что его боевой пост находится в тылу, и не утруждал себя длительным анализом ситуации. Он обожал «разведку боем» и на памяти Юлия трижды отправлял людей бомбить вражеские объекты, называя такие полеты «легкими прогулками» и не удосужившись проверить наличие вокруг объектов противовоздушной обороны. На одной из таких «легких прогулок» Юлий потерял восьмерых своих коллег и вернулся на базу на искалеченном истребителе, состоящем исключительно из пробоин, сквозных дыр и очагов возгорания. Для него до сих пор оставалось загадкой, каким чудом эти жалкие останки сумели принести его обратно на базу.

Юлий лежал на пляже, и теплое тропическое солнце ласкало его своими лучами. Глаза Юлия были закрыты под темными очками, он просто лежал и слушал доносящийся до него плеск воды и гомон отдыхающих.

Юлию было хорошо по нескольким причинам.

Ему было тепло, и он мог валяться на пляже без одежды.

Война и негостеприимная заболоченная Сахара временно оказались от него очень далеко, и перспектива вернуться к боевым действиям в ближайшем будущем ему не светила.

Ему дали майора, и он ждал нового назначения. И совсем не факт, что это новое назначение снова приведет его на Сахару.

Катастрофа произошла в полночь.

Катастрофу звали Изабеллой, но тогда Юлий и Клозе этого еще не знали.

По настоянию Клозе они отправились в бар, куда обычно пилоты не захаживали. Клозе мотивировал это решение тем, что в баре превосходная живая музыка. Клозе любил строить из себя эстета и делал вид, что разбирается в джазе.

Юлий в джазе не разбирался и не мог отличить госпел от спиричуэла и тромбон от саксофона. Его раздражала тяга подданных Империи к замшелым культурным ценностям, мода на которые держалась последние двести лет. Он не любил «Биттлз», принципиально не читал Хемингуэя и Дюма, не смотрел смешные двухмерные фильмы из местечка под названием Голливуд в захудалой американской провинции и не умилялся при взгляде на картины Репина, Шагала и Васнецова.

Юлий заказал в номер ящик коньяка, забаррикадировал дверь тяжелым диваном, закрыл окна, выключил все средства связи, набрал в ванну воду, поставил рядом коньяк, пепельницу и зажигалку, залез в ванну прямо в одежде и начал пить.

Потом ему стало неудобно лежать в одежде, он стянул с себя рубашку и брюки и продолжил пить.

Потом он немного поспал, проснулся, освежил воду, сделав ее погорячее, и снова продолжил пить.

Юлий умел грамотно обращаться с алкоголем и мог неделями ходить в состоянии легкой эйфории при минимальном потреблении горючей жидкости. Но сейчас ему было не до того. Ему хотелось надраться до беспамятства и раствориться в этой горячей воде.

Впервые в жизни его отвергли. Отвергли, не объяснив причин, разом, внезапно и вдруг.

Клозе теперь не отступал от него ни на шаг. Боялся повторения попытки Юлия утопиться в воде и коньяке одновременно.

Клозе был настолько впечатлен дальним родством Юлия с правящей фамилией, что стал считать себя ответственным за столь благородную кровь. Юлий надеялся, что у него это быстро пройдет.

Когда Юлий был молод, глуп и занимал в пресловутом списке наследования шестьдесят восьмое место, он был очень горд тем фактом, что является не просто дворянином, но стоит на верхней ступени иерархической лестницы. А когда он был ребенком и занимал шестьдесят пятую строчку, он даже мечтал, что когда-нибудь сам займет место верховного главнокомандующего и будет править железной рукой. Сначала он научился считать и понял, что этого никогда не случится, а потом он научился думать и остался весьма доволен тем фактом, что этого не случится никогда.

Ему нравилось быть графом. Мелким графом, младшим сыном своего отца, не имеющим прав на основной титул. Это предоставляло ему возможность пользоваться всеми привилегиями дворянства, но избавляло его от большей части дворянских неудобств. Конечно, главной привилегией дворянина было право умереть за императора, но вот как раз без этого Юлий надеялся обойтись.

Армия для него была обязательным и неприятным препятствием на пути к той праздной и приятной жизни, о которой он мечтал во время учебы в академии.

– Ты обратил внимание на странную тенденцию? – спросил Клозе. – В армии число нормальных людей падает прямо пропорционально росту их званий. Если среди лейтенантов нормальных парней процентов девяносто, то среди капитанов их уже шестьдесят, среди майоров – пятьдесят, среди полковников – двадцать, а среди генералов – вообще считаные единицы. Неужели люди портятся в процессе продвижения по карьерной лестнице? Ты расскажешь мне, как это происходит, когда станешь генералом?

– Сам узнаешь.

– Я никогда не стану генералом.

– Почему?

– Я для этого слишком нормальный.

Их шаттл явно вел какой-то недоучившийся курсант. Во время подъема их дико трясло, а когда они вышли на орбиту, им пришлось целых двадцать минут болтаться в невесомости, потому что курсант никак не мог состыковаться.

Впервые за последнее время у Юлия появилось желание. Это было желание добраться до пилота и задушить его собственными руками. Он в который раз убедился, что чувствует себя спокойно, когда сам управляет транспортным средством, на котором передвигается.

Клозе пришлось хуже. Вчера вечером он перебрал и теперь болтался в воздухе весь зеленый.

– Кос-мо-навт, – сказал Юлий.

– Пошел ты, – ответил Клозе.

Позже Клозе долго смеялся над Юлием и его концепцией о невозможности встречи человечества с представителями иной цивилизации. В этом смехе присутствовали истерические нотки. Очень много истерических ноток.

Юлий и сам смеялся над собой. Со стороны они выглядели как двое буйнопомешанных, разглядывающих комиксы.

Но – позже.

Тогда, в каюте генерала Краснова, им было не до смеха.

Корабль, в котором обнаружили труп Чужого, был небольшим одноместным судном дальнего радиуса действия. Если бы это был имперский корабль, его назвали бы разведывательным ботом. Но этот корабль не имел никакого отношения к имперским ВКС.

В полете Клозе решил следовать старому обычаю космонавтов дальней разведки и перестал бриться. За полтора месяца у него отросла солидная рыжая борода, и он стал напоминать Юлию викинга из исторической реконструкции. Не хватало только рогатого шлема и большого обоюдоострого топора.

На решение Клозе отпустить бороду не могли повлиять ни заявления Юлия, что с бородой Клозе выглядит смешно, ни присутствие на борту женщины.

Женщина на борту дальнего разведчика – явление настолько удивительное и редкое, что у ВКС и примет на такой случай не оказалось. На больших боевых кораблях женщины присутствовали в качестве членов экипажа или обслуживающего персонала, и там с этим свыклись, но в дальнюю разведку женщин раньше не брали.

Никогда.

Первопроходчицей оказалась доктор Джей Остин, ксенобиолог. Она принадлежала к той породе заумных и некрасивых женщин, которых Клозе терпеть не мог. Поэтому он все время провоцировал ее, обращаясь к ней не иначе как «мэм».

Насколько было известно человечеству на данный момент, скорость света

[9]

являлась предельной скоростью распространения физических воздействий по Вселенной. У Империи, самой технологически продвинутой части человечества, не существовало кораблей, способных превысить скорость света, но в то же время имперские суда могли путешествовать от планеты к планете быстрее, чем свет.

Но для этого кораблям приходилось покидать трехмерное пространство.

Для этого был даже придуман специальный термин – «гиперпереход».

Корабль мог выйти в гиперпространство только при достижении определенной скорости, близкой к скорости света. Когда корабль достигал этой скорости, пилот, помимо основной тяги, включал гипердвигатель, и судно покидало трехмерное пространство, чтобы снова появиться в нем в расчетной точке, преодолев значительное расстояние.

Для наблюдателя, не покидающего трехмерное пространство, время отсутствия корабля исчислялось несколькими секундами.

Юлий сидел перед главным терминалом бортового компьютера и угрюмо пялился в монитор. Открытый раздел был озаглавлен как «Контроль повреждений». Данные на мониторе никак не могли Юлия радовать.

Юлию хотелось курить. Ту самую сигару. Пока было очень похоже на то, что больше курить ему не придется.

Клозе вернулся с визуальной инспекции повреждений и уселся в кресло второго пилота.

– Готов докладывать, – сообщил он.

– Валяй.

Когда Клозе открыл глаза и увидел над собой покрашенный в нежный салатовый цвет потолок больничной палаты, он сразу же понял, где находится, а поняв это, вспомнил и все остальное.

Чокнутый сукин сын Юлий всадил ему пулю из «офицерского сорокового» в живот. Скотский выродок граф Морган подстрелил его. Последнее, что он помнил, – ему очень хотелось ругаться, но от удивления он забыл, как это делается. Ублюдок чертов!

Когда Клозе запихивали в криокамеру, он мечтал выжить и отплатить скотине Моргану той же монетой.

Клозе ненавидел Юлия.

Был еще старик, который помогал упаковывать Клозе в холод, но против старика он ничего не имел. Пассажир, почти незнакомый. Гражданский. Что с него взять?

– Тарги? – переспросил Юлий. – Кто придумал это название?

– Наши аналитики, – сказал Краснов.

– Почему именно «тарги»?

– Надо же как-то их называть. А самоназвания они нам, сам понимаешь, не сообщили.

– Полагаю, слово «тарг» расшифровывается как «таракан гадский», – сказал Юлий. – Кто-то из ваших аналитиков здорово повеселился.

– О чем вы думаете?

– О таргах.

– И что именно вы о них думаете?

– У Юлия есть один забавный пунктик, – сказал Клозе. – Ему всегда интересно знать, кто выдумал то или иное название.

– А вам не нравится слово «тарги»?

Самой мощной боевой единицей военно-космических сил Человеческой Империи по праву считались мобильные космические крепости класса «порядок». Они были настолько мощны, что за все сто пятьдесят лет своего существования ни разу не участвовали в военных действиях. Стоило только такой штуковине появиться неподалеку от непосредственного места событий, как противники Империи поднимали руки кверху и превращались в самых лояльных имперских подданных. Иными словами, сразу же наступал полный и окончательный порядок.

У любого космического корабля существует определенное количество точек, прямое попадание в которые ведет если не к финальному ущербу, то к ущербу, очень близкому к финальному. Такими местами являются двигатели, основные и вспомогательные реакторы, а также склады боеприпасов.

У МКК эти реакторы и склады спрятаны настолько глубоко, что для попадания в них надо сначала расколошматить всю крепость. А это само по себе ведет к финальном ущербу.

Двигателей, которые по вполне понятным причинам нельзя спрятать под толстыми слоями брони, у МКК не было вообще. Вместо них были созданы специальные буксиры, способные разогнать МКК до скорости света и вогнать ее в гипер. В боевом режиме эти буксиры прятались внутри станции, за многослойными бронированными переборками, крепость временно теряла свою мобильность, зато становилась практически неуязвимой.

У Империи таких монстров было три – по одному на каждый из флотов. МКК носили имена древних богов.

Наземное моторизованное транспортное средство майора Клозе стояло в тени деревьев, а сам майор отжимался от земли, закинув ноги на спинку скамейки. У майора было красное лицо, по которому тек пот.

Изабелла села на скамейку рядом с правой ногой майора.

– Привет, – сказала она правой ноге. – Я знала, что ты набираешь форму, но не думала, что так быстро.

– Я стараюсь, – сказал Клозе, скидывая ноги на землю и принимая вертикальное положение. – Рад тебя видеть, но вынужден заметить, что тебя слишком долго не было.

– Работа.

Юлий Первый Морган, первый представитель фамилии Морганов, сменивших на престоле Человеческой Империи династию Романовых, лежал, скрючившись на полу туалета, и время от времени блевал в позолоченный унитаз.

Примерно раз в час в императорский сортир входила Пенелопа, юная сестра императора, и спускала в унитазе воду. Попытки поднять брата и уложить его в постель она бросила еще пять часов назад. Вызвать императорского лекаря она тоже не решалась – Юлий пообещал, что, если кто-нибудь, кроме нее войдет в его апартаменты, он начнет стрелять. В подтверждение этих слов его «офицерский сороковой» лежал на полу рядом с ним. Пенелопа хорошо знала своего брата. Он всегда держал свое слово, хотя порой это обходилось ему очень дорого.

Сегодня утром, сразу же по прилете на Землю – столичную планету Человеческой Империи – в присутствии большого числа официальных лиц и высокопоставленных дворян Юлий возложил на свою голову корону. Согласно древним традициям, установленным первым императором Петром Романовым, императоры Человечества короновали себя собственноручно.

Четыреста лет назад Петр Первый самолично принял решение стать императором и убедил в этом тридцать пять миллиардов человек. После этого было бы странно, если бы он принял корону из чужих рук.

С момента окончания коронации Юлий пил. Таким образом он решал сложную проблему поиска гармонии между его внутренним состоянием (дерьмовым) и внешним видом (пока еще недостаточно дерьмовым). Юлию хотелось напиться до потери сознания и пульса и хотя бы на время отключиться от проблем Империи. Другого способа отключиться он для себя не видел.

– Я всегда знал, что этот парень далеко пойдет, – сказал Клозе. – Но даже моего богатого воображения не хватало, чтобы предсказать ему такую карьеру. Он ведь был семьдесят шестым в этом долбаном списке, черт побери!

– Так ты знал? – спросила Изабелла. – Знал, что он – наследник?

– Какие шансы у семьдесят шестого по счету претендента сесть на трон?

– Как показывает история, шансы довольно неплохие. Подумать только, теперь я смогу хвастаться, что отвергла ухаживания самого императора.

– Зато меня он таскал на спине.

Гиперсвязь была самым быстрым средством общения с абонентами на других планетах галактики, но и она не позволяла вести беседу в режиме реального времени. Задержка при доставке очередного сообщения составляла от трех и более секунд в зависимости от расстояния.

Удаленность Гаммы Лебедя от столицы Человеческой Империи тянула на задержку в восемь секунд, то есть в разговоре Юлия с мятежным адмиралом Клейтоном будут возникать постоянные паузы для обдумывания следующей фразы. Юлий не знал, хорошо это или плохо. То, что лишнее время будет у него, это хорошо. А то, что оно будет и у Клейтона, – не очень.

В центре связи, расположенном в подвале Букингемского дворца, было полно народа, и Юлий, не терпящий толпы, выгнал всех, кроме двух техников, без которых сеанс связи просто бы не состоялся. Еще он оставил майора Коллоджерро.

– Десять минут до связи, сир, – доложил один из техников.

Юлий кивнул ему, уселся в кресло и жестом подозвал Винсента.

Разделавшись с военным кабинетом и новым назначением Винсента, Юлий отпустил всех заниматься делами, а сам заперся в кабинете императора. В своем личном кабинете.

Голова соображала плохо. Юлий так и не смог заснуть с тех пор, как покинул планету Эдем на борту номер один.

Второй флот таргов, сколь бы велик он ни был, не слишком волновал Юлия. До его появления у границ Империи было еще очень далеко. Конечно, маловероятно, что имперские ВКС отразят вторую волну с теми силами, которые останутся у них после отражения первой. Если вообще хоть что-то останется и Империя выиграет свой первый крупный бой.

А до всего этого есть еще проблема Клейтона и Третьего флота.

Но и это еще не все. Совершенно непонятно, кем был террорист, ухлопавший прежнего императора, отца и мать Юлия, генерала Краснова и еще целую кучу народа. Был ли это террорист-одиночка или он принадлежал к какой-то крупной организации? И если верно последнее, то не стоит ли ждать повторения теракта?

Юлий принял Клозе в старой библиотеке Букингемского дворца, а не в своем кабинете или в императорских покоях. Не хотел давить на старого д… коллегу своим нынешним положением.

Клозе было сложно смутить, но, когда бдительные сотрудники УИБ наконец-то оставили двух пилотов наедине, барон явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Юлий затушил сигарету и поднялся ему навстречу. Больше всего в эту минуту он боялся, что Клозе обратится к нему так, как положено обращаться к венценосной особе. Лучше бы он брякнул какую-нибудь свою фирменную глупость или попытался бы Юлия подколоть.

Но Клозе вообще молчал.

Они не встречались лицом к лицу слишком давно, а во время их последнего совместного задания Юлию пришлось пустить Клозе пулю в живот и запихнуть его в камеру криозаморозки. Хотя Клозе и не возражал против подобного решения и другого выхода у них на тот момент не было из-за намечающегося дефицита кислорода, но Юлий все равно чувствовал себя виноватым.

Дверь в императорский кабинет была открыта ногой.

Юлий удивился. Раньше такого с ним еще не случалось. Он даже не подозревал, что кто-то может позволить себе подобное обращение с этим архитектурным излишеством.

Оказалось, Пенелопа может.

Она была в ярости.

Юлий оторвался от монитора, на котором красовались диаграммы последних перемещений его флота, и посмотрел на сестру, постаравшись выглядеть как можно более невинно.

Первое впечатление Клозе от знакомства с вверенным ему личным составом можно было бы определить фразой «Ба! Знакомые все лица!».

Новая экспериментальная эскадрилья «Трезубец» была самой маленькой эскадрильей в современных ВКС.

Двенадцать модифицированных «игрек-крылов», предназначенных для космического боя.

Двенадцать лучших пилотов, закаленных в боях местного значения ветеранов. Точнее, одиннадцать ветеранов и еще один пилот.

Назначение в «Трезубец» лейтенанта Орлова Клозе посчитал хорошей шуткой Его Императорского Величества.

Адмирал Круз разбудил Юлия посреди ночи и сообщил, что аппаратура флота засекла третью волну вторжения таргов, отстающую от второй волны всего на пару месяцев, так что они вполне могут объединиться в полете. Еще около трех тысяч кораблей Чужих.

– А я не удивлен, – сказал Юлий. – Верите или нет, но я совсем не удивлен. Я даже ждал чего-то подобного. Когда дерьмо попадает в вентилятор, оно предпочитает делать это большими порциями. Так веселее.

Адмирал Круз веселым не выглядел. Он выглядел как человек, одной ногой стоящий в могиле.

Юлий прошелся по кабинету. Адмирал Круз, явившийся с плохими новостями лично, до сих пор стоял по стойке «смирно». Наверное, так ему легче было скрывать переполнявшие его эмоции.

– Нам нужно срочно предпринять разведку, – сказал Юлий. – Мы должны знать, где это дерьмо начинается, когда это дерьмо кончится, и кончится ли это дерьмо когда-нибудь вообще.

Первым навстречу таргам направили корабль без экипажа.

Ведомый автопилотом, он вынырнул из гипера на расстоянии в одну боевую единицу от флота таргов, лег на параллельный курс и принялся вещать в эфир на самых распространенных у человечества языках.

Идея состояла в следующем: если тарги долго изучали человечество, они должны знать хотя бы один его язык, иметь хоть какое-то оборудование для перехвата радиосигналов и должны понять то, что люди собираются им сказать.

На этом шаге настаивала группа пацифистов, которые утверждали, что три тысячи кораблей Чужих приближаются к Империи с самыми мирными целями. Юлий не слишком возражал. Возможность того, что тарги могли оказаться мирными существами, казалась ему до смешного мизерной, но исключать ее полностью император не имел права.

Суть транслируемого сообщения сводилась к нескольким фразам:

Винсент Коллоджерро поступил на службу в УИБ по идейным соображениям. Молодому Винсенту очень нравилась идея о принадлежности к самой внушительной специальной службе современности. Ему нравилось чувствовать себя причастным к чему-то значительному. И ему очень нравилось, когда аристократы, с которыми он сталкивался по долгу службы, начинали бледнеть и дрожать перед ним, простолюдином, стоило ему только продемонстрировать им свой значок.

Со временем Винсент поумнел и перестал делить людей на аристократов и простолюдинов. Некоторые его коллеги делили людей на своих и врагов, но до этого он еще не докатился.

Теперь его больше всего интересовал профессионализм.

Винсент не мог терпеть дилетантов в любом их проявлении. Если ты взялся за какое-то дело, считал он, мало делать его хорошо. Надо делать его отлично.

Поэтому к своей новой должности он отнесся очень серьезно, император почтил его большим доверием, и он должен был это доверие оправдать, при этом не забывая, что УИБ служит не конкретному человеку с короной на голове, а всей Империи в целом.

С тех пор, как Юлий стал императором, у него начались проблемы со сном. Периоды бессонницы следовали один за другим, спиртное и лекарства помогали все хуже. Врачи утверждали, что это нервное, и советовали расслабиться, сами понимая, сколь смешны их рекомендации.

Но даже в те периоды, когда Юлий мог спать, он не мог вспомнить ни одного случая, когда бы он просыпался сам. Утром его будили Пенелопа и запах свежесваренного кофе, но с этим можно было мириться. Гораздо хуже, когда его будили посреди ночи. Как правило, это был или генерал Коллоджерро, или адмирал Круз. И новости, которые они при этом сообщали, как правило, варьировались от очень плохих до отвратительных.

Когда Юлия привычно толкнули в бок, он уже знал, кто это. Ибо толчок произошел условной корабельной ночью, а генерала Коллоджерро не было на борту возвращающегося в Солнечную систему «Тора».

– Знаете, адмирал, когда я приказал будить меня в любое время дня и ночи, я, наверное, немного погорячился, – пробормотал Юлий, продирая глаза. – Не надо было понимать мои слова так буквально. Что еще стряслось?

– Третий флот таргов исчез.

Клозе нашел, что такой полет ему нравится.

Расчетами и прыжками занимался Арни Стотлмайер, присутствовавший на «Лорде Корвине» в качестве запасного пилота. Не участвовал в бою, так пусть хоть сейчас разомнется и почувствует причастность к общему делу.

Клозе беспокоили только два факта. Во-первых, ero вместе с остальным экипажем наверняка зачислили в погибшие, а во-вторых, он так и не узнал, чем кончилось дело.

Клозе не располагал информацией обо всех тонкостях плана. Как это заведено в армии, его известили только о части, его касающейся. Но идея была неплохая. Использовать численное преимущество таргов против самих таргов. Клозе не сомневался, что одним из авторов плана был Юлий.

Клозе узнал его стиль.

После безрадостных новостей от адмирала Круза Юлий развил бешеную деятельность.

Он связался с Землей, вызвал генерала Коллоджерро и приказал поставить на уши все УИБ, но найти хорошего специалиста в области Нуль-Т и желательно, чтобы этот специалист умел разговаривать на человеческом языке.

Потом Юлий поставил на уши адмирала Круза и заставил его изыскать самый быстрый курьерский корабль из тех, что на данный момент были в его распоряжении. Услышав о решении Юлия покинуть безопасный борт МКК и отправиться на Землю на курьере, адмирал и генерал встали на уши и сами, но спорить с императором было бессмысленно.

Самый жестокий спор Юлию пришлось выдержать с Пенелопой, не желавшей отпускать его без секретаря. Она обвинила Юлия в том, что он специально затащил ее на корабль с целью бросить тут в обществе грубых мужланов (грубых мужланов представляли адмирал Круз и его адъютант), что он хочет от нее избавиться, и закончила речь заявлением о том, что все мужчины – одинаковые. Юлий пытался объяснить ей, что она вряд ли выдержит перегрузки, возникающие на курьерском корабле, и что он заботится исключительно о ее комфорте, но слушать она ничего не хотела. Пришлось наорать и приказать остаться, после чего Пенелопа начала было рыдать, но быстро прекратила и обозвала Юлия «козлом». Он нашел ее слова нетактичными и не соответствующими его высокому положению и отбыл на курьерский корабль в препакостном настроении.

Зато на Земле он оказался почти на три недели раньше, чем остальной флот.

Дойл стрелял хорошо.

После первой серии из десяти выстрелов, сделанных по мишеням размером со спичечный коробок, оба соискателя показали одинаковый результат, но, когда размер мишени был уменьшен вдвое, Клозе отставал на два попадания. А после того как Дойл отстрелялся по двухкопеечным монетам, ловить барону было уже нечего.

Клозе перезарядил свой «офицерский сороковой», убрал его в кобуру и склонился в шутовском поклоне. Бомбардиры одарили своего старшего аплодисментами. Дойл произнес краткую речь, подобающую случаю, пожаловался на полное отсутствие спиртного и пригласил всех в кают-компанию на праздничный безалкогольный ужин.

Наверное, Юлию в похожей ситуации пришлось куда тяжелее.

После ужина Дойл увязался за Клозе в его каюту и вольготно развалился на хозяйской кровати.

Ублюдок тупой! Урод! Сукин сын!

Как он меня поимел! Нет, ну как же он меня поимел!

Юлию хотелось чего-нибудь сломать. Он уже вырвал с корнем монитор и швырнул его на пол, но чудо современных технологий не билось даже от удара с ноги. Стол удалось только перевернуть, но не больше, потому что он был слишком тяжелый. Лампы под потолком не бились: Морганы строили основательно и все плафоны оказались из бронированного стекла.

Юлию хотелось крушить. Он дико сожалел, что его отец умер. Если бы старый ублюдок был жив, Юлий удовольствием бы его пристрелил. Нет, не пристрелил бы. Это было слишком легким выходом.

Забил бы ногами до смерти.

Клозе устал.

Устал смертельно. Им полностью овладела апатия, и ему было все равно. Все равно, кто победит в этой войне – люди или тарги. Все равно, доживет ли он до конца войны или хотя бы до конца недели. Ему ничего не хотелось, даже умереть.

Когда «Трезубец» только формировали, в эскадрилью входило двенадцать пилотов. Сейчас их осталось всего пятеро.

Стивенс, Дубин, Фред. Сам Клозе. И, как ни странно, Орлов.

Он оказался хорошим пилотом, этот молодой романтик с идеалистическим взглядом на мир. Клозе не старался узнать, повлияла ли война на мировоззрение Орлова, и если повлияла, то каким образом. Умных книжек о тактике тот больше не читал. В свободное время Орлов играл в карты с остальными пилотами эскадрильи, начал курить и надирался виски при первой возможности.

На Сахаре был чудный день. Один из тех редких дней, когда ветер смог развеять перманентный туман и над имперской базой показалось местное солнце.

Удивленные столь неожиданным подарком негостеприимной планеты, имперские военные высыпали из помещений в полуголом виде на предмет принятия солнечных ванн. Свободные от дежурства пилоты устроили импровизированный футбольный чемпионат, кто-то играл в бадминтон, кто-то просто загорал. Даже Клозе выполз из своей комнаты и подставил солнечным лучам свое бледное тело.

Лежа в подвешенном на скорую руку гамаке, он мечтательно курил сигарету за сигаретой и обозревал окрестности. Вопреки обыкновению, видимость сегодня была очень хорошей. Потом Клозе закрыл глаза и представил, что он на Эдеме. Валяется на пляже, а рядом лежит Изабелла. Нет, лучше пусть она не лежит рядом. Лучше пусть она на веранде смешивает холодный мартини.

Пилоты радовались солнечному дню, как дети, и их можно было понять. Большую часть времени Сахара являлась довольно неприятной для жизни планетой и не предоставляла поводов для радости. На памяти Клозе ясных дней, считая и сегодняшний, было всего два, и первый случился во время первой кампании барона на Сахаре.

В тот день был страшный воздушный бой. Решив воспользоваться хорошей видимостью, имперское командование послало своих бойцов в импровизированное наступление. Поскольку сепаратисты мыслили в том же ключе, войска противоборствующих сторон встретились на середине пути.

Лейтенант Орлов обнаружил, что жив, и несказанно этому факту удивился.

Он помнил все, что произошло в последние минуты перед тем, как он потерял сознание. Взлет, выход на орбиту, безумный прорыв к космодрому, воздушный бой, который он проиграл, взрыв его собственного истребителя…

Он успел катапультироваться на голом, отработанном годами рефлексе и только потом подумал, где ему теперь приземляться. Внизу были только тарги.

Он плюхнулся в болото очень неудачно и потратил почти минуту на то, чтобы выбраться из трясины. Когда он наполовину дополз, наполовину доплыл до твердой земли, пауки из десанта Чужих добрались до места его падения. Он попытался расстрелять их из «офицерского сорокового», но пистолетными пулями причинить этим тварям хоть какой-то урон было невозможно. А потом один из пауков вонзил ему в ногу свою переднюю конечность – и имперский офицер отключился.

Причиной этому был не болевой шок. Скорее, ему в кровь впрыснули какой-то токсин. Летный комбинезон не дал бы ему вырубиться даже при потере ноги, не говоря уже об обычном сквозном ранении. Проверено на себе командиром «Трезубца».

– Ты обещал не вмешиваться в мою карьеру, – сказал Клозе, закидывая ногу на ногу и закуривая сигарету.

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Юлий.

– А я тебя – нет, – сказал Клозе. – Жалкое зрелище. Бледный, небритый, невыспавшийся, круги под глазами. С каждым разом, как я тебя вижу, ты все больше смахиваешь на труп.

– Мне долгое время не хватало твоего мягкого и ненавязчивого юмора, – сказал Юлий. – И я не вмешивался в твою карьеру. Думаешь, я загнал бы тебя на Сахару после всего, что там с нами было?

– Если ты не вмешиваешься в мою карьеру, тогда что я делаю на Земле?

– Судя по нашим разведданным, тарги обустраиваются на поверхности Сахары и уже начали добычу тетрадона, – сообщил Винсент на обычном утреннем брифинге.

– На фига им тетрадон? – спросил Юлий. – Они что, свои заводы с собой таскают?

– Очень может быть, сир.

– Мне не нравится, когда высшие офицеры оперируют такими терминами, как «может быть», – сказал Юлий. – Впрочем, мне много чего не нравится.

Сначала тарги атаковали Сахару сравнительно небольшими силами и установили свое господство на орбите. Впрочем, за орбиту Империя не держалась и сдала ее почти без боя, оказав только чисто символическое сопротивление.