Первым, что я увидела, открыв глаза, было лицо моего папочки. Пелена густых черных волос чуть колышется, как будто в ее глубине течет какая-то своя, неизвестная внешнему миру жизнь. Из буйной, но незатейливой прически выбивается только кривой, хищно загнутый книзу, широкий, похожий на клюв, мясистый нос. А над ним, мерцая среди спутанных прядей, – темные глаза; солнце отбрасывает на них багряные отблески, создавая иллюзию какого-то демонического огня.

– Опять ты в своей маске. – Слова сорвались с губ раньше, чем я успела подумать. – Скоро уже и забуду, как ты без нее-то выглядишь.

Папа виновато шмыгнул носом, издав звук, больше приличествующий клацанью ружейного затвора, и снял свои темные очки. Затем немного подумал и попробовал расчесать пальцами свои свисающие со лба настоящим водопадом лохмы. В косматую бороду, придающую не занавешенной волосами части лица схожесть с клубком шерсти, лезть не стал. За шестьдесят четыре года своей жизни родитель уже усвоил, что без слесарных инструментов, ну или, на худой конец, очень прочного гребня пытаться спорить с наглой растительностью бесполезно. Особой привлекательности, впрочем, ему это не прибавило. Гномы, они вообще как-то не слишком гламурны, причем все поголовно. И то, что у отца крови подгорного народа в жилах течет только половина, особой роли не играет. Пошел-то он в папу, известного и удачливого золотодобытчика, сколотившего на прииске, существовавшем в наших краях лет семьдесят назад, весьма немаленькое состояние, а не в маму, умную и расчетливую трактирщицу, которая как-то пообещала своему наиболее регулярному клиенту скидку на пиво, если он на ней женится.

Не знаю уж, шутила бабушка в тот момент или нет, но дедушка оценил ее стать, весьма выдающуюся, если верить прижизненным портретам. Вспомнил, что стоявшая перед ним женщина являлась на две недели пути в любую сторону единственным источником пенного напитка, столь милого детям камня, и тут же сделал ей предложение руки и сердца.

Говорят, свадебная гулянка по своим последствиям напоминала набег переевших мухоморов горных троллей. Хотя несколько представителей этого племени в общем-то на торжестве тоже присутствовали, но не могли же они всего вчетвером завалить две шахты, снести ратушу, затопить полицейский участок (и это посреди зимы-то!) и водрузить на центральной площади поселка золотодобытчиков ледяную статую практически голой эльфийки верхом на драконе! Причем этот полумифический ящер с пригнутой к самой земле шеей был явно сделан в натуральную величину. Достаточно сказать, что девушка, изваянная из розового льда, удобно устроилась на его голове, бесстыдно свесив ноги по бокам морды, и являла взглядам собравшихся полный минимализм в своей одежде, причем в районе, скажем так, зоны бикини. Ну это если не считать одеждой символический листок меллорна на самом интересном месте. На бюсте и того не было, между прочим. Я это точно знаю, видела фотографии скульптуры с разных ракурсов. Они и сами по себе достаточно ценны, как-никак одни из первых со времен Древних, а уж вместе с изображенным на них бесстыдством так и вовсе уникальны. Впрочем, сей памятник, гм, культуры можно и в натуральном виде посмотреть, если не лень съездить в землю вечного льда, куда впечатленные силой искусства тролли уволокли его с наступлением весны. Чтобы не растаял. Между прочим, целым кланом тащили, почти сотня мохнатых рыл. До сих пор ведутся жаркие споры насчет того, кто именно ту скульптуру создал, как и, самое главное, с кого ваяли…

Дверь, ведущую в спальню, мы открывали долго. Когда мне было десять… да, десять, точно, отец с чего-то взялся за кардинальную переделку всех замков, засовов, запоров и прочих ограждающих устройств в доме. Теперь открыть их даже с нужной стороны было несколько… утомительно. На это, правда, тогда никто не обратил особого внимания. Гномы, ну пусть полугномы, механикой увлекаются, как люди вином, и запои кипучей деятельности у них бывают регулярно. А то, что он сразу после этого почти перестал разговаривать с дочерью, вряд ли кто-то успел заметить. Слуги у нас всегда подбирались не из болтливых и долго не задерживались. Конечно, удовольствие дорогое, но отец, самый богатый житель нашего маленького городка, мог его себе позволить. И теперь я, кажется, понимаю, зачем ему это было надо.

– Ну наконец-то, – обрадовалась я, когда последний хитрый механизм, клацая своим нутром, заставил засов в руку толщиной убраться в предназначенный для него паз и дверь наконец-то стало возможным открыть хотя бы изнутри. – Какого демона?!

Прямо передо мной стоял небольшой штабель ящиков с динамитом, причем запальные фитили верхних шашек сходились в одном месте, являвшем собой какой-то непонятный, но явно техномагический гибрид, где большой черный кристалл ограненного обсидиана соседствовал с кремниевым замком и какими-то ленточками, пружинами, передаточными цепями.

– Прости, Клер, – тяжко вздохнул из-за спины отец, – но я не мог дать выбраться из нашего дома безумному дампиру. Вот и принял меры… В случае моей смерти эти фитили воспламенились бы, и от нашего дома не осталось бы даже развалин. Пойми, если бы ты сошла с ума, то вырезала бы весь город, а может, и не только его!

– Ты рискнул довериться техномагии?! – У меня аж волосы от страха зашевелились, и на то, чтобы отвернуться от взрывчатки и взглянуть в глаза папочке, потребовалось все мое мужество. Даже не думала, что его у меня столько. – Да ты с ума сошел!