Октябрь решил подарить земле один из своих редких морозных деньков. По бледно-голубой чаше неба, как отара отъевшихся барашек, ползли курчавые белоснежные облака. Солнце нещадно выпаривало влагу из серой дороги, по которой прыгали тощие облезлые воробьи, выглядящие ещё плачевней из-за приударивших дождей.

Потрёпанная не менее, чем местные птицы, на автобусной остановке стояла озябшая девушка, клацая зубами. Её ржаво-рыжие волосы намокли и слиплись в огромный колтун, не поддающийся раздиранию и высушке. Толстый зелёный свитер по горло и драные джинсы «по моде» довершали образ «человека с большой дороги». На скамейке, под каменной крышей навеса, лежали её скромные пожитки, в виде рюкзака с пушистым брелком-кроликозавром (непонятное серое и, конечно, тоже мокрое чудо) и покоцаного чемодана.

— В-в-вот ж-жеж хр-р-раль косоглаз-зый! И какого ф-фига я пр-р-рипёрлась сюда т-так р-рано? С-сказали же в шес-сть… — добавив ещё пару крепких выражений, она устремила свой взгляд вдаль — туда, где как ей казалось, промелькнула столь вожделенная машина. Но то ли это был обман зрения, то ли водители понимали, что лишаться машины быстрее, чем проедут весь этот (отнюдь не лёгкий!) путь, но транспорт так и не показался на горизонте.

Один из воробьёв, набравшись смелости, подскакал поближе. Распушившиеся мокрые перья придавали ему вид миниатюрного шара перекати-поле. Где-то в ногах раздался его жалобный писклявый голосок.

— Дай красна девица, крошек хлебных немного, мы тебе век благодар…

Как я тебя ненавижу… Мой самый страшный ночной кошмар во плоти, мой злейший враг, моё проклятье… Как мне иногда хочется разнести тебя вдребезги, чтоб мокрого места не осталось… Средоточие зла и источник хаоса… Но я не могу.

Отключив, наконец, мой многострадальный будильник, я, с горем пополам, переместила свою сонную тушку на пол. Теперь главная задача — поднять её в вертикальное положение! Сделать это неимоверное усилие над собой мне удалось минут за десять, и то, только после того, как с кухни раздалось недовольное ворчание: «если не поторопишься, то я съем твой заввтрак». Угроза подействовала, и спустя каких-то пять минут моя яичница занял своё законное место.

— А ты зубы чистить перед едой не пыталась? — недовольно пробурчала мама, глядя на мою блаженную улыбку. Она устало опёрлась о плиту, только что вытащив из неё огромный каравай с начинкой из всяких мухоморчиков — поганок — подарок на трёхсотлетие лешему. В отличие от меня она встала ни свет ни заря и начала собираться на работу — ведь мать моя будущая штатная Яга (станет где-то через век-другой — бабушка как раз на пенсию уйдёт)! Её глаза, цвета бутылок от шампанского, сердито буравили меня, а кончик медной косы подрагивал в недовльстве.

— Намёк понят! — резво подскочила со стула я.

— И убрать за собой не забудь! — кинула мне вслед родительница, с мученическим видом моя прибавившуюся в раковине посуду.

— Напоминаю всем вам: та двойка, что быстрее справится с заданием, уничтожив цель, будет освобождена от недели летней практики. — по салону понеслось довольное гудение. Вот это круто! Летом надо отдыхать, а не два месяца пахать! — Неуд и плюс две недели всем тем, кто провалится. — гул тут же умолк. М-дя, жестоко. «Рабы на галерах или учащиеся энной гимназии». Картина написана педагогами данного заведения, находящимися в соавторском сговоре против учеников.

Я решила немного поспать, пока мы не доедем до места. Мои глаза закрылись, и впадая в полусон, до меня доносились лишь обрывки фраз: «Да какая осина? С дубу рухнул?», «Зелье от сыпи, мазь для хвоста… Да где же эта валерьянка!», «Надо было конспект повторить дома…». Разброд и шатание! Они так и в будущем собираются работать!?

После того, как до конечного пункта осталось минут пять езды, наш перпод по нежитеведению, ласково зовущийся школьниками Мухомором, (хотя он на самом деле Хомор Гаврилович — сразу видно — лешие в роду затесались) начал нас инструктировать и наставлять.

— Мы едем в деревню Плющино- интересно, это в честь плюща названье, или кого-то действительно того самго состояния? — Ваша задача: найти и обезвредить цель, то есть буйного. Конечно, для этого надо опросить население, придумав хоть чуть-чуть правдоподобную легенду, — недовольный взгляд, в сторону отстающих, после работы которых трети человеческого населения приходилось чистить память. Ну не обладают они богатой фантазией, чтобы грамотно навешать лапши на уши.-…и конечно не выдать себя. Задача ясна? Дальше сами разберётесь.

Нестройное «да» раздалось прокатилось по салону, и вот нас выгружают из автобуса. Сказав многообещающее «мы за вами следим», учителя укатили восвояси. Ага, только платочком помахать на прощанье забыли. Невезуха.

Сегодня было холодно. Подозрительно холодно для такого вечно мокрого Энинбурга. Обычно пережидающие краткие «приступы» дождя под крышами многочисленных забегаловок и кафе, жители города с удивлением глядели на невиданное ранее чудо- снег (хотя порядочный дед мороз это недоразумение даже порошком бы не назвал).

Но факт остаётся фактом — припорашивая всё вокруг собой, на улицы города ложились снежинки. Однако даже ошибка погододелочной машины не могла остановить бравых энинбургцев на пути к их заветным целям — все люди, кутаясь в куртки и шубы, куда-то спешили, бежали или же просто плелись, пыхтя как тысячи паровозов по улицам зимнего города. Укрываясь от привалившего «счастья» под большим старым деревом, названия которого не знал даже местный ботаник Инокентий, стояли два самых обычных паренька. Вроде бы обычных…

— Не сердись ты так! Ну, подумаешь, в квартире станет на две души больше — она-то всё равно огромная! — пропыхтел первый, утирая свой замерзший нос перчаткой. Он имел шевелюру цвета вороного крыла, вымазанного в нефти и искрящиеся смехом мендалевидные глаза, карие кстати.

— Зачем бабушка вообще перезвонила!? «Просим вас как одних из спонсоров академии приютить у себя пару учеников, так как в общежитии свободных мест нет!». Вообще офигели! Теперь нам сплавят каких-нибудь упырей и разбирайся с ними! А отказаться уже нельзя! — праведное возмущение второго отражалось в его янтарных глазах, прикрытых длинной коричневой чёлкой.

Полигон для повара был очень крут: большое помещение, разделённое на две части деревянной стойкой, было одновременно кухней и столовой. Первая была оснащена всем, о чём только можно мечтать: и буфет с различной посудой, и полки со специями, крупами мукой и тому подобным, и куча шкафчиков с инвентарём. Хомяк захлёбывается слюной, а жаба в нокауте. Вторая же часть была сделана в стиле кантри, с дубовым, слегка потертым столом, с вазой трав в центре, вокруг которого стояло восемь стульев с подушками-печворк на сиденьях, и ещё красивым декорированным шкафом неизвестного назначения (а просто чтоб был!). Из общей картины выбивалась только современная плазма, что сейчас работала на всю катушку, возвещая в очередной раз о фиговой ситуации в стране и мире в целом.

Через десять минут тяжелейших поисков (на повреждённую внезапно выпавшей чугунной кастрюлей ногу до сих пор наступать больно) я нашла кастрюлю для сосисок и, разобравшись в работе мультиварки, засыпала гречку, нажав старт. Осталось только дождаться закипания и сигнала таймера.

— Тебе точно помочь не надо? — спросила бабушка Тучки (как я про себя прозвала Артёма), настороженно следившая за моими действиями. Да умею, умею я готовить кашу с сосисками! Сами же попросили, а теперь зыркаете. Оказывается, бабушка действительно пошутила, но увидев кашеварящую меня, в её волосах, кажется, подбавилось пара седых прядей.

— За десять минут кухня не была сожжена, затоплена или подорвана. Бардак не наблюдается. Не беспокойтесь, я справлюсь. — шутя отрапортировала я, но увидев вытянутое лицо нашей домовладелицы, предпочла уткнуться обратно в кастрюльку.

Всё еще подозрительно глядя на меня, она лишь пожала плечами и потихоньку вышла из кухни. Через двадцать минут мы все сидели за столом и активно работали вилками, даже бабушка, отведавшая стряпни, дала добро на готовку для меня (конечно, ни о чём сложнее яичницы и речи не было).

— Безответственные идиоты, без грамма мозгов и здравого смысла! Вы каким местом думали, когда эту авантюру проворачивали, а? Я вас спрашиваю! — по кабинету вышагивала высокая красивая шатенка. Её пепельные волосы были собраны в высокий пучок, небрежно перехваченный парой шпилек, а две выпущенные пряди обрамляли овальное с чуть заострёнными чертами лицо. Зеленоватые глаза метали молнии, разнося в пух и прах остатки нашего мужества и самооценки. В очередной раз развернувшись на каблуках, наш ректор развернулась к нам.

— Что скажите в своё оправдание, балбесы? — опёршись на письменный стол спросила она нас, слегка наклонив голову вбок.

— Простите нас, Анна Валериевна. — промямлили мы, а если точнее то Макс, Артём, Влад, Маруся и я… наконец-таки превратившаяся обратно!

Прошло два месяца с момента похода к Эльвире, однако я по-прежнему была белой и пушистой, что медленно но верно начинало нервировать меня, делая всё раздражительней и раздражительней. И если проблему с учёбой мы замяли, потому как буквально через неделю после посещения ауристки объявили о ликвидации маньяков (земля им шипами), то эта ситуация могла никогда не закончится. Как же я вернулась обратно? Да проще простого! На меня уронили поднос.

Вечер. Ребята сидят и обсуждают результаты экзаменов, сданных ими, Вера Сергеевна накрывает на стол, в честь этого же события, а я восседаю на марусиных коленях, вяло наблюдая за суетой вокруг. Вот пацаны над чем-то засмеялись, наигранно подшучивая друг над другом из-за неправильных ответов. А я бы тоже могла так смеяться вместе с ними… Обидно.

Для меня всё было потеряно — Не существовало ни времени, ни пространства. Была только БОЛЬ. Всепоглощающая, заставляющая сжаться в ничто и забыться. Ни шанса на спасение. Ни шанса…

— Ё!

Воздух ворвался в лёгкие внезапно, заставляя закашляться и сжаться в спазме. Косоглазый храль! Когда же наконец у меня в голове прояснилось, то первое, что попалось на глаза, была свежая трава, покрытая то тут то там алой паутинкой. Медленно, из-за слабости в теле, повернув голову набок, я смогла разглядеть переплетение веток, сквозь которое просвечивало солнце. Кроны деревьев? Я в лесу? Ой мама, куда меня занесло…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я сумела перевернуться и, пошатываясь встать на четвереньки, подавляя тошноту. Руки шевелились плохо, ноги так вообще кисель киселём. Собрав в кучку мозги и глаза, я поняла, почему трава покрыта красным — по лицу текла алая струйка из виска, к счастью, становясь всё меньше и меньше. Фух, хорошо, что не изо рта — не хватало мне ещё внутренних травм. Теперь надо осмотреться получше.

Я находилась на небольшой, затенённой деревьями полянке. Ковёр цветов и трав, покрывавший её, был девственно чист и нетронут. Когда-то. До того, пока на неё не приземлилась я. Деревья, стоящие поблизости, были молодыми и тонкими — их стволы едва ли были толще моих подкашивающихся ног. И я опять не могу понять, берёза это, или дуб… Засада. Но ещё большая засада это то, что я не знаю ни где я оказалась, ни как. Хотя нет — на поверхность сознания неохотно всплывали события этого дня. Или вчерашнего? Ай, потом разберусь.

— Итак, где-то четыре дня? Я не ошибаюсь?

Я находилась во всё том же медпункте, только теперь обстановка существенно изменилась. Во-первых, убрали ширму — теперь я смогла рассмотреть всё помещение целиком. Стены, окрашенные в нежно-зелёный цвет, были лишь на несколько тонов ярче, чем потолок. Вдоль них стояли ряды кроватей, на данный момент пустующих. Ну да, какому идиоту придёт в голову заболеть или повредить себе что-нибудь сейчас, в самом начале смены? Ну, кроме меня? Дверь, находящаяся напротив окна, украшенного жирным таким фикусом-геранью-или как там его, была всего через кровать от меня. Свобода… такая близкая, но пока недосягаемая.

Во-вторых моя тумбочка. Она была заставлена, даже нет, ЗАВАЛЕНА всякой всячиной — от мамы с бабушкой, грозящихся порубать в капусту всех организаторов идеи с лагерем, от директора, умоляющего меня унять своих родственниц, дабы они действительно кого не прибили, от друзей, знакомых, и т. д. и т. п. Но самой большой неожиданностью стала огромная корзина с едой (они точно вознамерились окормить меня на убой), подписанная «от Влада, Артёма, Макса и любящей сестрёнки», которую сейчас опустошала последняя.

— Нет. Тебя лихорадило ровно четыре с половиной дня. — Арина открыла положила ко внушительной кучке ещё один фантик. — А в целом ты тут торчишь уже неделю. Так что давай выздоравливай скорее, мне тебя ещё соседям представлять. — отложив полупустую корзинку, сестра обняла меня на прощание и, выходя из кабинета, добавила:

— Кстати, я тут слышала, что выписка у кое-кого уже завтра! Ну Пока!

— …мама только тень успела заметить и всё. Потом она передумала ехать на новую работу, пока моя судьба не определится, и осталась с бабушкой. Поначалу, никто не знал, что со мной делать, ведь оборотни обычно детей на произвол судьбы не бросают, и поэтому решили отдать меня на воспитание одной молодой паре, которая позднее поселились рядом с нами. Но тут за дело взялась бабушка — так как она, как сама призналась позднее, не чаяла об успехах дочки на личном фронте, а внуков ей хотелось, то выбила из нашего мэра разрешение на удочерение, ибо имела немалое влияние на его жену, иную кстати. Вот, как-то так я и стала маминой дочкой. — довершила свой рассказ я и съела последний кусок запеканки.

Ребята, до этого заворожённо меня слушавшие, тут же развели активную деятельность по уничтожению остатков завтрака, состоящего из вышеупомянутой запеканки, чая и яблока.

— У-у-ух. А вот меня родители прямо в зале нашли. — подключилась к разговору Арина. — Я в кресле лежала, когда они с очередного симпозиума домой вернулись. Так как они были уставшие, и практически ничего не соображающие, то поддавшись какому-то порыву, взяли и через час удочерили меня. Родители говорят, что единственным, тогда запомнившимся им, были слова «Может, её аист принёс?». На следующее утро был, естественно, шок, но меня оставили.

— М-дя… Картина всё драматичнее и драматичнее… — промямлил Макс, держа ложку с вареньем во рту. — Кто ж вас подкинул, мне интересно.

— Мне пофиг.

— Я маленькое облачко, я маленькое облачко… — вилка опять не попала по горошине. — …да, я маленькое облачко.

— Мир… Мира… Мира, вернись в мир реальный! — сестра начала тормошить моё плечо. — Влад, что с ней!?

— Я такое состояние видел у ней только два раза: когда она кругов пять по лесу навернула, убегая от взбесившегося быка, и когда её бабушка заставила целую неделю перебирать 10 кг собранных трав, делая перерывы только на сон и на еду. — Влад, не менее обеспокоенный моим состоянием, подошёл и, отодвинув сестру, ткнул в моё плечо. Я медленно стала заваливаться на бок.

— Э-э-э! Полегче! Им итак сейчас не сладко. — Макс, подхвативший моё практически бесчувственное тело, усадил меня обратно. — Я вчера за их тренировкой наблюдал. И как они до сих пор не скопытились?..

— …А я маленькое облачко…