Было 15.20. 2 августа 1913 года поезд должен был отправиться с Восточного вокзала Кристиании

[11]

, а мои спутники ещё и не думали приходить. Естественно, я начал волноваться.

Наконец-то — вон там идёт тщательно одетый для путешествия господин в сопровождении слуги, увешанного всевозможными кофрами. Он представился: «Секретарь посольства Российской империи Лорис-Меликов». Один из моих товарищей по путешествию. Он тоже не видел никого из нашей команды на вокзале.

До отхода поезда оставалась всего пара минут, когда появился директор Лид и сказал, что уехать сегодня, пожалуй, не удастся, потому что багаж Востротина по ошибке так и не был отправлен из Гранд-отеля. Он тут же ушёл посмотреть, не прибыл ли всё же Востротин, и заодно поговорить с начальником вокзала о возможности задержать поезд на пару минут.

Я никак не мог решить, остаться ли мне до завтра или всё-таки отправиться с этим поездом, и тут появился запыхавшийся Востротин. Он сказал, что едет с нами. Лида он не видел. И он пошёл в вагон занимать купе.

Генеральный консул Лоренцен и директор страхового общества Вист, члены правления Сибирского пароходного, производственного и торгового акционерного общества, пришли на вокзал проводить нас. Вист сказал, что всегда верил в мою счастливую звезду, а потому его страховое общество и застраховало наш пароход. Тут раздался прощальный гудок, и колёса задвигались. Весь ли багаж на месте? А где, собственно, директор Лид? Никто не знал. И вдруг видим — по перрону шествует Лид. Он крикнул, что остаётся до завтра, чтобы захватить багаж Востротина. Но и мы могли бы спокойно остаться до завтра, тем более что я не успел уладить все свои дела до отъезда. Но выбора у нас не осталось — мы должны будем целый день провести в Трондхейме в бесполезном ожидании.

Западный ветер медленно нёс нас к земле. По мере приближения к берегу всё яснее можно было различить стоявших возле вехи людей. Он толпились вокруг жерди и во все глаза смотрели на нас. Были ли это самоеды или русские, которые прибыли, чтобы наладить беспроволочную телеграфную станцию? Этого мы знать не могли.

В бухточке к северу от мыса мы увидели лодку с мачтой. Мы решили, что всё-таки это, должно быть, русские и нам можно рассчитывать получить у них столь важные для нас сведения о состоянии льдов. А поэтому мы тут же стали собираться на берег, тем более что капитан всё ещё спал. Но сначала надо было подкрепить свои силы и пообедать.

После еды мы уже были готовы спуститься в лодку, как вдруг Юхансен, сидевший в смотровой бочке, закричал, что от берега отчалила лодка. Кто же к нам плыл — русские или самоеды? Мы были в нетерпении.

Скоро в бинокль мы смогли рассмотреть людей, сидевших в пробивавшейся сквозь льдины лодке. Во всяком случае, одеты они были в самоедскую одежду из оленьего меха с капюшоном на голове. Как заметил Лорис-Меликов, они очень напоминали обезьян. В лодке сидело шестеро человек, но пол их определить было затруднительно.

Востротин громко приветствовал их по-русски, но они только поклонились в ответ по-восточному и помахали руками. Востротин вновь закричал. Старик, сидевший за рулём, похоже, был на судёнышке главным, встал в лодке посредине, поклонился да так и замер, глядя на нас непонимающе. Стало очевидно, что в лодке не поняли ни единого слова, а сидевшие на вёслах перестали грести.

Мы простояли на якоре всю ночь и весь следующий день. Удивительно, но лёд практически не движется. Мы подолгу видим одну и ту же льдину. Но всё-таки заметно приливно-отливное течение, которое гонит лёд то к югу вдоль берега, то обратно к северу. После обеда наметилось более активное движение льда.

Четверг, 14 августа.

Ну что за безжизненный фарватер! Лишь изредка какой-нибудь тюлень высунет из воды голову и потаращится на нас, а так никакого больше движения в воде. Из птиц мы видели только несколько стай полярных гусей, да изредка пролетала чайка, кайр же не было совсем. Так мало живности я, пожалуй, не видел никогда в Северном Ледовитом океане.

Впрочем, я никогда и не стоял на якоре так долго. Обычно старался закрепиться на какой-нибудь льдине, но у нас нет ледовых якорей

[32]

. Но, как выяснилось, прекрасно можно обойтись и без них.

Пятница, 22 августа.

Под утром мы наконец очутились к северу от Белого острова. Перед нами простиралось открытое синее море. Дул свежий бриз, и волнение шло с северо-северо-запада, при этом качало так, что многие из нас с тоской вспомнили ледовые торосы и полный штиль. Белый остров мы не видели — он очень низкий, а мы были слишком далеко от него.

День выдался чудесным и солнечным, это самый лучший день со времени отплытия из Кристиании. Мы уже напротив устья Оби. К сожалению, волнение усилилось, нас очень сильно качает и за обедом никак не обойтись без специального подвесного подноса — будем надеяться, в первый и последний раз за всё плавание к Енисею.

Вода удивительно тёмная и грязная, и проплывающие изредка после обеда мимо «Корректа» льдины казались под водой или там, где их обдавало волной, совершенно бурыми.

Температура воздуха днем была 11°, а воды 2°. Глубина же была между 7 и 12 саженями.

Больше всего меня в предпринятом путешествии с самого начала привлекала возможность (я надеялся, что она мне представится) познакомиться с коренным населением Сибири поближе. Первобытные народы всегда меня очень интересовали, и чем первобытнее они были, тем более меня привлекали. А в этой великой стране коренные народы многочисленны, и они, как это ни удивительно, сравнительно мало изучены и описаны.

Здесь, вверх по Енисею, не доезжая Енисейска, их жило очень много — так называемые енисейские самоеды, затем юраки (которые тоже относятся к самоедам), остяки, проживающие между Енисеем и Обью, затем — к западу от Оби — остяки, которых относят к финно-угорской группе, затем ещё долганы, которые обитают на западном берегу Енисея, и ещё один таинственный народ, совершенно отличный от остальных, — енисейские остяки, вероятно, последние представители когда-то многочисленного и могучего народа, населявшего просторы Сибири, затем широко распространённые тунгусы и, наконец, разбросанные по всей территории якуты. И это не считая самих русских.

Так что даже по пути моего следования было более чем достаточно материала для лингвиста и антрополога. После выдающегося финского языковеда Александра Кастрена

[47]

, побывавшего тут в середине прошлого, XIX века и великого исследователи Сибири Миддендорфа

[48]

который совершил сюда путешествие приблизительно в то же время, эти народы и их языки более не описывались и не изучались.

Хотя самоеды и весьма малочисленны, они широко в отличие от других коренных народов распространились по всей европейско-сибирской тундре и в северных лесах Сибири, от Хатынской бухты на восточном берегу Таймыра до Белого моря на западе, то есть практически на протяжении около 3000 километров. По всей вероятности, ранее они проживали также и на юге, и там даже сейчас живёт небольшое племя самоедов, так называемые камашинцы, на берегах рек Камы и Манны, притоков Енисея, на северных склонах Саянских гор. Они говорят на самоедском наречии.

Происхождение этих широко распространённых, но малочисленных самоедов, по правде говоря, неизвестно. Существует множество гипотез, но все равнозначны той, которую высказал в подаренном Кастрену манускрипте монах, где с лёгкостью доказывается, что самоеды происходят от израильтян, так как им известны 10 заповедей. Самой приемлемой считается гипотеза, что это народ, который, будучи раздроблен на племена, обитал в Алтайских и Саянских горах. Китайские историки упоминают в VII веке народ дубо, живущий на нагорьях Алтая и на восточном берегу озера Косогол. Они не занимались ни скотоводством, ни земледелием, а были охотниками и рыболовами. Упоминаются и ещё два родственных племени. На ногах у них деревянные лошади (лыжи), а в руках подпорки (лыжные палки), и каждый их шаг был равен сотне шагов обычного человека, а по ночам занимались они грабежами да разбоем.