Представляют ли опасность эти люди для общества – еще никто не задавался целью выяснить. Зато известно, что они – бомба замедленного действия для корпораций. Их мысли – потемки, их души – загадки. Достигнув пика карьеры и получив от жизни все, о чем только может мечтать человек, они вдруг добровольно отказываются от всего. Их называют дауншифтерами. В строгом костюме руководителя, под маской успешного бизнесмена у руля крупной компании может оказаться человек, способный за день уничтожить отлаженный корпоративный механизм и переодеть весь коллектив топ-менеджеров в лагерные клифты. Он уйдет, унося с собой тайны фирмы, и кто станет их обладателем в будущем, не может предсказать даже сам Господь Бог… Дауншифтинг – это не мода. Это осознанная необходимость увидеть мир таким, каков он есть. Это билет в один конец, и придется еще немало потрудиться, чтобы он не стал билетом на собственные похороны.
Пролог
В ту пору я работал главным редактором местной газеты «Алтайский вестник». Сорокалетний возраст и нежелание уезжать в Москву позволяли мне чувствовать себя в редакции синьором. Справедливо рассудив, что все, на что я могу рассчитывать в Москве, это должность младшего редактора в какой-нибудь невзрачной газетенке с сомнительным директоратом, а скорее всего вообще останусь без работы, ехать в столицу я не спешил, не спешу и сейчас, о чем, признаться, не сильно жалею.
Через двенадцать лет после начала работы в «Вестнике» я стал главным его редактором и заодно вел рубрику криминальных происшествий. Я не планировал этого заранее, все вышло само собой, к криминалу и его описанию я никогда не имел отношения. Скорее всего вышло так потому, что за работу в колонке о криминале мне платили столько же, сколько за колонку о сельском хозяйстве, но, чтобы написать статью о сельском хозяйстве, нужно было попотеть, в криминальной же рубрике мне частенько не о чем было писать, и я добросовестно переписывал туда рассказы о Шерлоке Холмсе. Кроме того, мое приобщение к криминальному чтиву выгодно располагало ко мне коллег, поскольку человек, имеющий хоть какое-то отношение к борьбе с криминалом, по моему мнению, вызывает уважение. Бесспорно, что в том и другом сказалось мое запоздалое честолюбие, требовавшее сатисфакции за все промахи моей жизни.
В общем, из написанного очевидно, и скрыть это невозможно, — я безмерно страдал на самом краю мира. Работа в газете с зычным названием «Алтайский вестник», который с равным успехом можно было назвать и «Шаманским», поскольку добрую часть в нем занимали рецепты бывалых знахарей и советы, как правильно толочь коренья, унижала меня до глубины души, интересной работы не было, и оттого, видимо, я имел вечно надменный вид, как бы объясняющий, что мое нахождение здесь лишь временное явление, такое, к примеру, как наказание журналиста ВВС, сосланного на Яву за нарушение трудовой дисциплины в головном офисе в Лондоне.
Дожди в октябре зарядили невиданные, так что я даже перестал ходить на обед в столовую, расположенную в ста метрах от редакции. Мною овладела межсезонная лень, а в отсутствие толковых статей сотрудников, особенно внештатных, в которых, прежде чем понять смысл, нужно было исправить сотни ошибок, эта лень трансформировалась в диковинную обломовщину. Наверное, я спал бы и умывался за столом, если бы это не вызывало недоумения вокруг. Воры в такую погоду в Алтае на улицу не выходят, и все, что мне оставалось, это грезить о спектаклях Любимова в живом формате и верить в то, что когда-нибудь в этом забытом дьяволом местечке случится что-то невероятное. Я, если к тому времени не отупею окончательно, распишу эту тему, буду подмечен центральными изданиями и за меня меж ними вспыхнет чудовищная междоусобица. Победит тот, кто положит мне самое большое жалованье, и Москва встретит меня, распахнув объятия. Но я торопиться туда не буду, и победители будут страдать и нервничать. Так я думал, дожди шли вторую неделю, но все, что за это время случилось, — это покусание бродячей собакой брата начальника отдела кадров Дома быта и падение со второго этажа маляра с ведром краски. Благодаря такому ходу истории, скажу я вам, меня скоро не в Москву переведут, а вообще сократят.
В то утро передо мной лежала статья местного жителя А. Ынгарова. Наконец-то я встретил человека, фамилия которого начинается на букву Ы. Это, видимо, меня и подкупило. Я принял материал к рассмотрению, потому что на конверте было написано: «Креминал». По написанию первого же слова уже было ясно, что меня ждет, но это было первое письмо за две недели, и я, судорожно вздохнув и снова вспомнив Любимова, вскрыл ножницами конверт.
Глава 1
На алтарь величия этой компании он положил многое, если не все. Когда президент сказал ему: «Дима, я рад, что у тебя будет ребенок, но теперь я понимаю, что семья будет отнимать у тебя время», он велел жене сделать аборт. Уходя, она сказала ему: «Ты псих». Он стерпел это, потому что знал — вернется, успешных не оставляют. Как только он займет освободившееся место начальника отдела, она поймет, ради чего были сделаны жертвы, и вернется. А ребенок что? Он еще не родился, он даже не выглядит человеком на третьем месяце, он весом-то всего с пачку масла, какой это человек? Дети еще будут. И вот когда он займет место начальника отдела, он позволит себе расслабиться и начать тратить то, что заработано за годы сумасшедшей гонки. На жену, детей. Он будет путешествовать. Да, да, обязательно будет. Но чуть позже. Совет директоров не может не видеть его стараний. Через три-четыре года, когда кресло начальника отдела будет для него тесно, ему предложат должность вице-президента.
Он знал наверняка, что предложат. Таковы корпоративные правила. Есть высоты, которых достичь невозможно. Они передаются из рук в руки наследникам, но близость к этому кругу гарантирует невероятные перспективы тем, кто находится внизу пирамиды. И пока есть время и силы, нужно двигаться. Не то движение начнет кто-то рядом и опередит. А это означает потерю не только времени, но и места вообще.
И он двигался. Он забыл, когда в последний раз звонил родителям. Дважды они приезжали из Саранска в его дом, и жена со смущенной улыбкой извинялась за то, что его срочно вызвали в командировку, и он-де даже не успел толком с нею-то попрощаться. А он действительно находился далеко. Неправда жены заключалась лишь в том, что он мог выбрать между поездкой и встречей c родственниками, которых не видел два года. Но теперь, уходя, жена сказала: «Пусть им лжет кто-нибудь другой. Ты — псих, и ради твоей скотской должности я убила свое дитя. Я ненавижу тебя». И ушла.
Но он знал — вернется. Сразу после того как он станет начальником отдела. Конкурс вошел в заключительную стадию, и теперь у жюри не должно быть даже сомнений в том, кто должен занять это место.
Еще в пятнадцать часов, перед самым ланчем, он о чем-то разговаривал с консультантом по продажам Верой Звонаревой, нервно хохотал и, показывая головой на закрытую дверь, за которой заседало жюри, острил: «У них, верно, голова пухнет!» И хохотал. Он точно знал, какое будет решение. Четыре года он отказывал себе во всем. Он убил своего наследника, потерял семью, он уже и не помнил, когда в последний раз смотрел старый добрый фильм или читал что-то, кроме сводок и отчетов, так может ли быть такое, чтобы решение было другим? От бессонницы он лечился порошками, обедал в кабинете жидким горячим суррогатом, предлагаемым «Магги», он бы мог перечислить еще с добрый десяток глупых поступков, лишающих его полноценной жизни, но ни за что бы на свете не вспомнил, когда у него в последний раз был секс. Кажется, как раз в тот день, когда был зачат этот, помешавший его карьере ребенок, которого выскребли сразу, едва президент сообщил ему свои сожаления по поводу беременности его жены. Теперь жена ушла, и секса не было вовсе. Не то чтобы не хотелось, просто не было времени, а за отсутствием его, свободного, хотелось не так уж сильно.
