Слова падали в полной тишине четко, как предгрозовые капли.

— …При вынесении вердикта присяжные пришли к единому мнению по большинству пунктов обвинения. Однако действия подсудимых Тобиаса Ролта и Альберта О'Дрэббла не квалифицируются как убийство первой степени — по мнению присяжных, убийство было непреднамеренным… Также не подлежит сомнению, что гораздо большая часть вины лежит на отсутствующих здесь Лейнарди, Крейге и Паркинсе…

Странно, но лица сидящих на скамье между конвойными не помрачнели — наоборот, оба обвиняемых словно вздохнули с облегчением. Затем на изображение наполз туман, замелькало звездное небо, что-то зажужжало…

Рипли повернулась на бок и задумалась, не пора ли ей идти на дежурство? Пока она размышляла об этом, сон прошел и ей ничего не оставалось, как открыть глаза.

…А дождя здесь не было. Наоборот, было солнце — круглое и горячее, похожее на белый нарисованный круг, посредине которого вспыхивали на мгновение черные наглые точечки.

Странно… Почему-то он был уверен, что вне города дождь шел всегда, что мир за его пределами был серым и мрачным, что не могло в нем найтись места для настоящих деревьев с каменистыми, отсвечивающими лиловым стволами, с которых ленивыми зонтиками свисали огромные, изрезанные по краям листья. Они были неправильны, непродуманны — и вместе с тем отличались той гармоничностью, которую не могли постигнуть лучшие художники и архитекторы. Ничто не казалось лишним в ярко освещенном ландшафте: ни голые ветки с затупленными конусами почек, ни путанные нити ползучей травы всех оттенков зеленого и желтого, ни «узелки» цветов, то тут, то там выскакивающих цветными пятнами посреди травяной массы.

«А ведь, увидев такую красоту, можно и умереть», — подумал он, восторженно глядя на долину, где ему предстояло жить.

Или умереть — для любого Изгнанника эта перспектива была ближе и вероятней.

Красота дикой природы была неоспорима — но не стоило забывать и о ее жестокости.

Сложнее всего было привыкнуть к их одинаковости — и Рипли все время чувствовала себя неловко, общаясь со своими гостеприимными хозяевами с Нэигвас. Более или менее она могла узнавать изящную женщину с почти непроизносимым именем Нфтрлу Ыхрл — остальные были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы. Одинаковая одежда только усиливала сходство. Казалось, более чужие для человеческого взгляда, а значит, теоретически более похожие друг на друга, собратья Скейлси, в сравнении с жителями Нэигвас были наделены сверхиндивидуальностями.

Вот и сейчас Рипли молча смотрела на вошедшего в каюту инопланетянина и не могла вспомнить, кто же перед ней находится.

Глаза нэигвасца двигались независимо друг от друга, как у хамелеона, но на этот раз он постарался свести их как можно ближе, так что можно было подумать, что они очень широко расставлены, а не находятся почти на висках. Похоже, он был взволнован: на огромном нижнем подбородке вздулась и потемнела синеватая жилка.

— Добрый день, — выдавила наконец Рипли, не сводя с него ожидающего взгляда. Поздоровались и Скейлси с Шеди. Последняя пришла несколько минут назад и уговаривала девочку хоть немного повторить из того, что она должна была выучить еще в Зеленом Крае.

— Рады видеть вас в это утро, — сформулировал свое приветствие нэигсвасец. — Должен сообщить вам, что прибыли представители этой Планеты, — он говорил на языке Скейлси, и поэтому ее название тоже было переведено почти дословно, хотя вообще-то правильнее было бы считать эту планету тезкой Земли. — Они желают говорить с нами и с послом вашей Земли, то есть с вами. Хотят, чтобы вы вернулись в посольство — нам было так сказано. Вы согласны на переговоры?

Издали сооружение напоминало старинную крепость: на несколько метров из земли поднимались шероховатые стены из камней, скрепленных между собой темно-красной глиной. Такие укрепления строились около двух тысяч периодов назад, когда шли еще междоусобные войны и цивилизация лишь только зарождалась. Более поздние сооружения смотрелись гораздо солиднее, ранние — почти не существовали как таковые. Дикие предки предпочитали выкапывать в земле ямы, закрывая их сверху прочными решетками; лишь в глубине сплетения подземных ходов возникали площади для собраний и общие залы. Позднее необходимость заниматься земледелием выгнала подземных обитателей наружу — и вот тогда решеткам пришлось подняться над землей, опираясь где на плотно уложенные бревна, где на такие вот каменно-глиняные стены.

Один из углов укрепления был разрушен. Возле него, поминутно оглядываясь, копошились светлые фигуры, лишенные хитина. Двигаться без наружного скелета, тем более — поднимать камни им было нелегко, и работа продвигалась с черепашьей скоростью.

— Ну что, Новый? — остановил бывшего Священника Вожак. — Видишь наш собственный Город? Повторяю: он существует только для настоящих мужчин, и тебе предстоит доказать свое право в нем находиться. Ты — грамотный, а это уже нечто… Кстати, как тебе нравятся эти стены?

— Среди вас были историки, — уклончиво ответил Новый.

Укрепления, подобные этим, оттого и не прижились, что их рано или поздно разрушали хищники, соседние племена, а то и просто дожди (вода скапливалась за стенами и заливала нижние пещеры и норы).

Большая овальная арена с несколько приподнятыми узкими краями была ярко освещена; вокруг небольшого бордюра, поблескивая аппаратурой, суетились Сборщики новостей. Вверх и вниз уходили ряды то скамей, то перекладин — только небольшой кусок потолка оставался свободным, но и там торчали грибы мощных ламп.

Наверное, Рипли и ее друзья затерялись бы в толпе — но по приказу Медного (его сопровождала группа Простых с толстым Посредником, взявшая на себя роль личной охраны) горожане расступились, и довольно быстро эскорт проследовал до специально отгороженной ложи.

На Рипли было жалко смотреть — она была готова провалиться от стыда; не слишком празднично смотрелись и ее спутницы.

— Сейчас вам будут задавать вопросы — отвечайте покороче, — наклонился к Рипли Медный, делая знак давно ждущей сигнала кучке Сборщиков новостей.

Те сорвались с места дружно и слаженно, будто долго тренировались перед этим брать штурмом ложи и трибуны.

— Совещание окончено, — произнесла молодая на вид женщина с удивительно неподвижным взглядом, встречающимся чаще у старух или душевнобольных. Однако заподозрить в последнем ее было сложно и никто из вновь назначенных директоров Компании не осмеливался допустить такое и в самых потаенных мыслях; кроме того, все высказывания сдержанной и холодной миссис Торнтон отличались рассудительностью, порой сухой и точной, как у робота, — поэтому оставалось предположить, что это хирурги, делая пластическую операцию, несколько перестарались, занизив ей возраст на лишних пять-десять лет.

О новой хозяйке Компании вообще знали не так уж много. Говорили, что должность перешла к ней как к приемной дочери покойного Лейнарди, то же подтверждали и документы, но вот слухи — едва ли не более верный индикатор реальных процессов — нет-нет, да и указывали на то, что «дочка» скорее могла быть мамашей детей прежнего босса. Впрочем, никаких детей у миссии Торнтон не было и в помине, и, судя по ее довольно-таки бесполому поведению в мужских компаниях, ее сложно было и заподозрить в наличии таковых. Единственный человек, с которым она была более или менее откровенна и в сопровождении которого ее видели почти всегда, был таким же «роботом», как и она сама, и давно уже пользовался общей нелюбовью — еще с тех пор, когда были живы два предшествующих Главы.

Что еще можно было о ней сказать? В курс дел миссис Торнтон вошла довольно быстро, управляла жестко — но рамки законности, вопреки сложившейся традиции, переступать не торопилась. Впрочем, после недавнего осуждения двух из директоров такая внутренняя политика Компании была более чем справедливой. Так что даже если в ее правах на эту должность еще можно было усомниться, то в том, что она справляется со своими обязанностями и, возможно, сумеет вернуть Компании недавние влияние и блеск, верилось многим. Правда, Глава Компании не торопилась устанавливать более дружественные отношения с Президентом, редко являвшимся на званые обеды и вечера без инопланетян, — зато завела немало друзей в стортинге. Для полной характеристики этой женщины еще можно было добавить, что многие удивлялись, как при таких «благоприятных» внешних данных она ухитрялась практически не иметь женского обаяния…

Когда все покинули комнату для совещаний и отражение потолка в полированной крышке потускнело за ненадобностью, со стоявшего сбоку стула поднялся шеф внутренней безопасности.

— А ты, я гляжу, все лучше вживаешься в новую роль… — проговорил он, небрежно пересаживаясь в ближайшее к Главе кресло.

Арабелла была манекенщицей. Ей пророчили неплохую карьеру на этом поприще, и поэтому, когда она вместо одного заманчивого предложения пошла вдруг на примитивные курсы секретарш, в мире моды это произвело едва ли не сенсацию, — впрочем, среднего размаха, так как звезда этой девушки только начала всходить.

— Ты сумасшедшая! — говорили ей.

Арабелла в ответ только хитро и понимающе улыбалась, принимая загадочный вид. Ей было, что скрывать: никто и не догадывался, КТО и КАКУЮ карьеру обещал ей взамен.

Ее тревожило только одно: уж не передумает ли этот человек? И она делала все, чтобы этого не произошло: хранила тайну (ведь не слишком-то многое можно вычислить по загадочным улыбкам), усердно занималась с компьютером, репетировала новую роль…

Он не передумал — и сегодня для Арабеллы должен был наступить ЕЕ день. Сегодня она впервые выходила на новую работу.

— Это переходит уже все пределы! — Президент впервые видел Элтона в столь взбешенном состоянии. — Только мы замяли историю с электриком, как этот Зофф сожрал мою новую секретаршу! Он совершенно не соображает, что делает! Если так пойдет и дальше, вскоре мы не сможем скрывать его безобразия! Я просто не знаю, что делать в таких случаях…

— Я держу вас для того, чтобы вы знали! — отозвался вдруг включившийся компьютер.

— Он еще и подслушивает… — покачал головой Элтон. — Что ж… Во всяком случае, теперь вы должны знать, что думаю по этому поводу я!

— Подумаешь! — ответил динамик. — Уж и позабавиться нельзя… И не беспокойтесь об информационной сети — я ее контролирую. Любая попытка разгласить секретные сведения будет немедленно мною пресечена.

— Послушай, Зофф, — Элтон засунул руки в карманы, — где ты там сейчас находишься… Ты должен усвоить одно: земляне не любят, когда их убивают без достаточных на то оснований.

— Стреляли из обычного пистолета с близкого расстояния, — Варковски проследил, записал ли это полицейский, и продолжил: — При этом никто посторонний в помещении находиться не мог. После объявления тревоги все выходы были перекрыты. Если учесть, что скорость бегущего человека ограничена, то покушение могли совершить двое… во всяком случае — двое людей.

— Что вы хотите этим сказать? — приподнял голову Пауль.

— Там был еще и робот, из Бишопов.

— А еще?

— Секретарша Николь Флоран и один из директоров — Азими.

Это было похоже на какую-то болезнь. Главный не понимал, какая сила время от времени тянула его глотать обжигающий горло напиток. Но его тянуло — упорно, раз за разом он, будто помимо собственной воли, тянулся к нему, находил по запаху и пил. Пил, чтобы в голове поселялся туман, а внутренности были готовы передраться между собой. Пил, чтобы в сотый раз удивляться своей глупости. Пил, чтобы ругать себя за самовредительство (последнее слово было выдумано им как раз в похмельных самообвинениях).

Постепенно неприятные ощущения снижали свою остроту, а туман становился розовым, приятным. Зофф входил во вкус.

На этот раз ему снова было плохо — но он и сам помнил, что в порядке эксперимента покусился на большую дозу. Эксперимент? Это было частью заигрывания с собой — назвать экспериментом свою неосторожность. Просто на этот раз опьянение никак не желало приходить, а Зоффу казалось, что он не исследовал все его возможности до конца…

В радарной околоземной промежуточной станции грузовых перевозок с самого начала вечерней смены сложилась на редкость нервная обстановка: из-за аварии, заклинившей пятый шлюз, все остальные оказались вынуждены работать с повышенной нагрузкой, и «небесным диспетчерам» пришлось сосредоточить свое внимание до предела. Уже не раз их профсоюз обращался в стортинг, требуя разрешить применение на этой службе роботов-помощников, — но нет, высказанная кем-то в незапамятные времена установка, что ответственные решения в критических ситуациях должен принимать только человек, не оставляла работникам радарной и проблеска надежды…