Муэдзин пел старательно и неторопливо. Свой призыв к утреннему намазу — ас-субх, он начинал резко, с очень высокой ноты. Словно обрушивался на совесть тех, кто в этот ранний час ещё спал.

К середине строки, его голос понижался, будто набирался сил перед концом фразы и опять улетал вверх. Как будто не людей призывал к молитве, а обращался к небесам, в надежде быть услышанным у престола Аллаха.

На востоке, укрытом туманом и тёмными горными вершинами, зарождался новый день. И пусть облака, обнявшие вершину Арч-Корта, ещё не окрасились в нежный предрассветный румянец, но рассвет уже чувствовался. В дурманящим запахе горных трав, в кристально чистом горном воздухе. Даже горная река, огибавшая это селения, шумела иначе.

Утреннее солнце дразнило. Оно предательски пробивалось через узкую щель между занавесками и осветило мою холостяцкую берлогу. Ещё бы немного и луч света добрался бы до подушки. Будильник, стоящий на прикроватной тумбочке зашелестел шестерёнками, собираясь выдать звонкую порцию звуков, но я успел хлопнуть его по большой медной кнопке. Когда-нибудь я его выброшу. Или отправлю в полёт. В открытое окно или в стену. Со всего размаха. Этот большой будильник, достался мне от предыдущего постояльца. Своим звоном он мог поднять и покойника. Думаю, что прежний хозяин был просто счастлив, когда забыл его здесь.

— Доброе утро маленькая моя, — я не вижу лица, но чувствую как изменилось дыхание моей проснувшейся подружки. Как у разбуженной кошки. Сейчас она что-нибудь нежно промурлычет, поцелует меня в шею и пойдёт в ванную. И будет долго плескаться в душе, напевая смутно знакомую мелодию. Она поёт её каждый раз, когда ночует у меня, но я никак не могу вспомнить название этой песни.

— Боже, как мне не хочется вставать, — она садится на кровати и потягивается. И всё это с закрытыми глазами. Ещё не проснулась.

В конце концов она показала мне свои хитрые зелёные глаза, посмотрела на часы и нехотя поднялась. Ещё раз потянулась. У неё красивое тело и она это знает. Она любит его демонстрировать. И знает, что мне это нравится.

Солнце скользнуло по её загорелой коже и Хельга довольно улыбнулась. Потом показала мне язык и ушла в душ. Мол, даже не думай приставать! Или наоборот — попробуй не приставать? Кто знает, что у женщин на уме? Подчас они и сами этого не понимают. Куда уж нам, грешным… Поэтому, мне остаётся лишь проводить её взглядом и довольно хмыкнуть. Нет, конечно можно нарушить этот привычный ритуал и присоединиться к ней. Поначалу она будет возмущаться. До первого поцелуя. В ложбинку, между лопаток. Потом… Эх, дьявольщина… В итоге из душа мы опять переберёмся в постель и я опоздаю на дежурство. Сегодня это нежелательно.