На Щукинской оптовке, в междурядье, посреди шаркающей ногами визгливой толпы, опустившись прямо на заплеванный асфальт, сидела Шарон Стоун. Минуту назад её джинсовый костюм можно было назвать безупречно белым.

Во-первых, не джинсовый костюм, а стрейчи и блузку с жилеткой. Стрейчи пропали безнадежно. Надо же было какому-то паршивцу выплюнуть на асфальт жвачку. Зеленую. А во-вторых, не Шарон Стоун. Спасибо за комплимент, но чужого нам не надо. Хотя блондинка — да, натуральная, и при вечернем освещении, с макияжем… Господи, что за чушь лезет в голову! А мы, между прочим, участковый врач-терапевт, и неплохой, говорят, и у нас, между прочим, прием. Бабка Поточина уже засовывалась в кабинет, и, как всегда, без очереди. Оттащили. Интересно, кто там с ней справился? Бабке Поточиной не нравится ее собственная моча. Нам наша тоже не нравится, но мы не таскаем ее банками, весь утренний сбор, и не брякаем бабке Поточиной на стол. А она таскает и брякает, и это гораздо большая чушь, чем макияж при вечернем освещении.

Рядом, неестественно подвернув ногу, навзничь лежал мальчик лет шести. Подтянув его за обмякшие плечи, кинодива… Ну сколько можно? Уже не смешно!…положила голову мальчика себе на колени.

— Нож!

—

крикнула она. — Даст мне кто-нибудь нож?!

Медсестра битый час болталась в универсаме, и Наталье приходилось самой заполнять карточки. Поэтому прием шел медленно. С другой стороны, медсестра накупила продуктов и на ее долю — значит, час вечером можно считать сэкономленным. А очередь в коридоре они вдвоем разметали моментально. И очередь-то была крохотная — лето.

— Еще двое мужчин, последние, — выглянув в коридор, сообщила медсестра. — А карточек на них нет.

— Зови уж, — сказала Наталья. — Зови без карточек.

Она была почти уверена, что увидит этого настырного журналиста. Кто в таком случае второй мужчина, вопросов не вызывало: Павел Костомаров, отец спасенного мальчика.