Серая громада замка выглядела в этот теплый сентябрьский день величественно и романтично. Красноватые плети дикого винограда взбирались вверх по массивной кладке, минуя узкие прорези окон и вплетаясь в каменное кружево архитектурного декора. Голубое небо отражалось, как в зеркале, в темной воде окружающего замок рва. Подъемный мост был опущен.

Она стояла, опершись о парапет, и смотрела на роскошные зеленые луга, залитые золотистым солнечным светом. Еще по-летнему ласковый ветерок играл тяжелыми блестящими прядями ее волос. После всего того что ей пришлось пережить в последнее время, она наслаждалась покоем и тишиной окружающей природы. И счастье переполняло ее существо.

Конечно, погода скоро изменится, станет сумрачно и сыро. Еще бы — ведь все-таки уже наступила осень. Тучи скроют солнце, и от каменных стен повеет холодом. Но это не пугало ее. Горячей любви, наполняющей ее сердце, хватит, чтобы согреть их обоих и даже…

Сильные руки нежно обняли ее сзади, и знакомые теплые губы, откинув черные, как вороново крыло, волосы, поцеловали в шею.

— Вот ты где, — раздался голос, дороже которого не было для нее на свете. — А я ищу тебя уже около получаса.

Мужчина, сидевший за массивным антикварным письменным столом, протянул изящную, но удивительно сильную руку к замшевому футляру, который его визитер только что положил перед ним, и достал из него тяжелое ожерелье. Свет упал на драгоценность, и в то же мгновение полдюжины камней вспыхнули зеленым огнем.

— Я говорил вам, что это нечто особенное, не так ли? Тридцать тысяч, Стивенс, и ни цента меньше.

Ничего не говоря, Энтони Стивенс достал ювелирную лупу и пристально изучил ожерелье под ярким светом настольной лампы. Его внимание привлекли шесть больших каплевидных изумрудов, обрамленных многочисленными более мелкими бриллиантами в мастерски сделанной золотой оправе. Наконец он поднял голову, посмотрел на собеседника и слегка улыбнулся.

— Тридцать тысяч, Ломакс?

Ломакс знал эту улыбку, и в его ответной улыбке почувствовалась некоторая неуверенность.

Она снова в отчаянии попыталась вырваться: его слова резали, как нож. Стефани чувствовала, что остатки самоконтроля покидают ее, ноги слабеют и что вот-вот, к его величайшему удовлетворению, она разразится слезами.

Неожиданно Энтони освободил ее, но до того, как она успела отпрянуть, он схватил ее обеими руками за плечи и посмотрел так, как раньше, раздевая своими дерзкими глазами и хладнокровно оценивая ее прелести.

— Но этого совсем не видно, — сказал он как будто самому себе. — Самое бесчестное в вас, милая, — прекрасная, чарующая внешность. Она может легко ослепить мужчину в такой степени, что он поверит, что наткнулся на золото, а не на жадность. Но я знаю правду, не так ли?

— Прекратите. — Каждое слово давалось ей с трудом. — Пожалуйста, Энтони…

— Пожалуйста, Энтони, — повторил он задумчиво, его глаза, прикованные теперь к ее лицу, сузились. — Мне нравится, как это звучит. Хотя окружение могло бы быть получше: спальня, например, и вы, лежа на спине, говорите: «Пожалуйста, Энтони».

Это был не первый и, видимо, не последний раз, когда она падала. Защитный шлем предохранил голову, и, за исключением нескольких ссадин на спине, она не получила повреждений.

Гнедой Бо, волнуясь, подошел к ней. Она попыталась успокоить его, но тут лошадь грубо оттолкнули, и Энтони опустился рядом с ней на одно колено.

— С ней все в порядке? — услышала она вопрос Джима Паттерсона.

Сильные пальцы Энтони удивительно нежно и методично исследовали ее руки и ноги. Стефани машинально отметила, что он слегка побледнел, но его ответ Джиму прозвучал холодно и спокойно.

— Ничего не сломано. Думаю, она просто ударилась о землю.

— Я действую вам на нервы? — спросил он.

— Разве вы не стараетесь сделать это?

Он молчал, она внезапно подняла на него глаза.

— Может быть, я заслужила это, может быть, я заслужила все, что вы говорили мне…

— А вы сами не знаете, заслужили или нет? — спросил он с легкой насмешкой в голосе.