— Куда-то штаны заховала — одной рукой придерживая стопку спецодежды, а другой вытягивая белые брюки из кучи, сонно ворчала кругленькая повариха с румяными от мороза щеками.

— Здравствуйте, Валентина Павловна, — хором сказали ей Карина и Марина. Девочки точь-в-точь повторяли друг друга, как, впрочем, и все официанты в ресторане «Зеркало», потому что официантами набирали туда близнецов.

— А, новенькие! Ну здравствуйте, — ответила им Валентина Павловна повар холодного цеха. — Что, осваиваетесь в нашей смене?

— Потихонечку, — ответила Марина, не забывая здороваться со всеми остальными, кто появлялся в подсобке.

Было одиннадцать часов утра, начиналась очередная рабочая смена в ресторане.

По утрам в ресторане было все так же холодно, однако зима подошла к концу. А с первыми числами марта и совсем пошла на убыль. Ярко светило солнце, снег весь растаял, журчали ручьи, а разбуженные весной чувства заставляли народ бежать в рестораны и там отмечать это. Так что с самого открытия в «Зеркале» посетителей было хоть отбавляй.

Столики заказывали даже за несколько дней вперед, а на Восьмое марта все помещение сняла крупная фирма под банкет. Марина и Карина не должны были приходить, в этот день работала не их смена, но начальство поставило новеньких работать в банкетный день, потому что две официантки из той смены, пухлые и весьма нахальные женщины, заранее отпросились. И конечно же крайними оказались Карина и Марина.

То, что Восьмое марта было праздничным «женским днем», не помешало Карине с Мариной устать, будто в каменоломнях. Им, правда, обещали заплатить, как за два дня, но на официальной зарплате это не отразилось. Последний раз у них вычли за форменную одежду (за те голубые блузки, в которых Марина и Карина работали). И стоили эти блузки, судя по вычитаемым деньгам, словно сшил их маэстро Карден.

— Вам ещё повезло, — увидев, как расстроились сестры, сказала Наташа Орехова, — у вас в рассрочку за форму вычитали. А я когда сюда пришла, мне в первую зарплату денег дали только, чтоб один раз на машине до дома доехать. Все остальное за белую кофтейку вычли, которую я и не ношу давно.

— Почему?

— Нет, ты поняла, Каринка, что с нами Бог? Поняла? Так что с повестки дня снимается вопрос: «Есть ли Бог на свете», — как можно незаметнее оттеснив сестру в угол, горячо шептала Марина. — Мы это и так знаем. Он нам прямо как помогает, ведь правда? Видишь, какую удачу он нам вдруг послал!

— Удача — чужая беда. Что ты несешь? Так нельзя говорить, даже про плохого человека. — Карина, как всегда, упрямилась, не желая соглашаться с Мариной, потому что сразу почувствовала, что сестра задумала новую авантюру.

Случился этот разговор в «Зеркале», когда с утра выяснилось, что Альбина ушла на больничный. Поздним вечером, возвращаясь с работы, она поскользнулась на покрывшейся льдом единственной ступеньке своего подъезда и сломала руку.

Конечно, сломала Альбина не шею и не ногу, а потому передвигалась и могла соображать совершенно так же, как и раньше, однако интерьер любого ресторана испортила бы фигура администратора с «бриллиантовой рукой», и потому появляться на работе Альбине было противопоказано.

Административными делами на время её болезни должен был заведовать управляющий Андрей Константинович, а это означало наступление временной свободы. Своих дел у Андрея Константиновича и без того хватало, так что появлялся он в зале ресторана не часто, официантов особенно не трогал, да и барменам уделять особое внимание, как Альбина, ему было некогда.

Ресторанное начальство очень любило праздновать, очень. Повод, по которому на этот раз был назначен банкет, был сложным и разветвленным поставщик вин, водки и других напитков, некто Эдик, появляющийся в ресторане редко, да метко, отмечал очередную веху своего сотрудничества с хозяевами ресторана.

К тому же поводом для банкета было ещё какое-то официальное и принципиально важное для хозяев событие. Из этого следовало только то, что суеты, ответственности и беготни намечалось на сегодняшний вечер чрезвычайно много.

С утра работала только правая сторона ресторанного зала. В левой части столы выстраивались буквой «П», стелились длинные скатерти, Наташа Орехова долго возилась, накалывая на специальные наколки живые цветы для украшения. Несколько раз посчитанная и записанная посуда расставлялась в строгой банкетной симметрии, управляющий даже выдал схему расстановки метрдотелю. Люди все, конечно, знают, но чтоб лишний раз не перепутали — Андрей Константинович был человек добрый, но педантичный, при явной своей склонности к воровству и многоступенчатым интригам.

Едоки бизнес-ланчей были в этот день особенно недовольны и капризны. Именно они начали мотать нервы официантам, которых ждал впереди долгий пышный праздник «хозяев жизни». Возможно, многие из клерков, что кормились на этих бизнес-ланчах, понимали, что готовится зал для банкета, принимать участие в котором они не будут. А хотелось им, наверное, попировать, вот они и злились…

Когда все уже было готово, даже придраться не к чему, а официантки причесывались и подкрашивались в своей раздевалке, произошло чудесное превращение. На глазах изумленной публики от зеркала вдруг отошла невероятная красавица. И в первую минуту абсолютно никто не мог узнать Марину.

Карина даже не успела посмотреть вслед сорвавшейся с места машине. Марина уехала, а куда? Зачем ей этот Руслан — надменный и напыщенный, а теперь вдруг заглядывающий в глаза, ну чудной, да и только… Ведь если бы не Павлик, неизвестно, что сделал бы с ней этот Руслан. И что за друг у него там сидел? Нет, думала Карина, сестра все-таки у неё с большой дурью. Ведь с ней может случиться сейчас все, что угодно. И где её потом искать? Неужели это он так влюбился? А почему раньше не влюблялся, ведь он видел Марину часто? Неужели потому, что это она сама, Марина, так захотела, — и вот он, пожалуйста, ручной Руслан.

Как Карина ни старалась гнать от себя плохие мысли, они продолжали кружить в её голове.

Наскоро приняв душ, Карина разобрала свою постель, уложила одеяло, как гнездо, села в него и зажгла ночник. Одиноко и неуютно показалось ей без сестры. Так получилось, что за всю жизнь они с Мариной никогда не разлучались. С самого детства они проспали с ней в одной комнате, и только однажды Карина ночевала без Марины. Когда Марину увезли вдруг в больницу с признаками острого аппендицита, Карина пролежала, не сомкнув глаз, всю ночь. Ей казалось, что Марину сейчас режут острым ножом, что ей больно, что она кричит и зовет на помощь. Этот острый нож, что резал Марину, казалось Карине, режет и её.

А утром Карину увезли в ту же больницу, что и Марину, и сделали точно такую же операцию. Что это было — самовнушение или болезнь на двоих, установить было невозможно.

Однако, выздоровев, сестры поняли другое — друг без друга они просто никуда. И было им тогда по шесть лет.