Москва, сентябрь 2004 года

Последний раз Алексей Матиас видел этого высокопоставленного кремлевского чиновника, решая на Старой площади вопросы, касающиеся банковской реформы. Он стал свидетелем унизительной выволочки, устроенной безукоризненно выхолощенным человеком ряду депутатов Госдумы: «Никакие вы не депутаты и не народные избранники. За каждого из вас лично поручились конкретные люди из аппарата президента». Он едва не докатился до истерики, ставя парламентариев на место.

Администратора звали Николаем Груздевым.

Сейчас тридцатипятилетний чиновник казался спокойным. Казался человеком,

отчаянно

ответственным за судьбу страны. «Перед кем, о господи, — мысленно воскликнул Матиас, — он шелестит фальшивыми государственными размышлениями!»

— Алексей Михайлович, — продолжал Груздев, посверкивая золотыми запонками и отбеленными зубами, — вы купили пакеты акций предприятия, которое не продается.

Алексею Матиасу позвонил Михаил Косоглазов, работающий в секретариате Совбеза России. За три года, что Косоглазов просидел на своем месте, получая от банкира премиальные за слив секретных документов, сменилось множество постоянных и временных членов «откупного» ведомства страны, равно как и секретарей, а он буквально прикипел к своему небольшому офисному креслу.

Косоглазов уволился из милиции в звании майора и долгое время нигде не работал. Сам вспомнил, что некогда оказывал «конторе Матиаса» информационные услуги, — то была работа группы бывших силовиков, входящих в состав службы безопасности банкира, по дискредитации и подкупу должностных лиц в силовых и государственных учреждениях России.

— Желательно встретиться, — сказал Косоглазов.

— Хорошо, — отозвался Матиас. Он находился в своем кабинете, выдержанном в классическом стиле. Массивный рабочий стол. Справа на столе монитор, развернутый к сидящему в три четверти, телефон. Слева перекидной календарь и часы-статуэтка.

Справа от двери разместился застекленный книжный шкаф-уголок. Точно такой же напротив. Между ними кожаный диван коричневатых тонов и длинный низкий стол с полками. Позади пара светильников в виде подсвечников.

Два дня спустя

— Откуда у тебя эти документы? — Как раз тот случай, когда Адамский грубо, будто показывал на него пальцем, «тыкал» начальнику. — Мне нужно знать имя человека, где он работает и каким образом он заполучил их. Кто он? Михаил Косоглазов?

Адамский задал несколько вопросов, делая небольшие паузы. Матиас ответил сразу, пакетом, на последний:

— Да, он. — Банкир пересел на диван и попросил Германа присоединиться к нему. Дотянулся до светильника и включил свет. — У тебя есть что-то конкретное?

— У меня есть конкретный план, но в нем Косоглазов проходит свидетелем.

Юрий Дудников с любым автомобилем был на «ты». Отношение к тачкам было восторженно-поэтическим. Недавно он вернулся из недельного отпуска в Италии, где ему довелось погонять на «Ламборджини» с автоматической коробкой передач, и он доставал всех экзальтированным словоблудием:

— Вам приходилось слышать, как работает «Ламборджини»? Слышали хор из десяти бензопил, работающих абсолютно синхронно? Десять звучащих в унисон пил, рвущих из-под тебя как десятки мотоциклов! Не с постоянным ревом, а с натягом, с натугой пилящих нескончаемый ствол. Дерево то поддается, то уступает, а цепи на пилах то звенят, то переходят на приглушенный надрывный лязг. Но до того мелодичный, что хочется слушать эту силовую симфонию вечно!.. А как гудит асфальт под «Ламборджини», слышали когда-нибудь? Как он ловит малейшие трещины, неровности, как аккумулирует под колесами и под днищем и передает эту симфонию в салон? Как гудит он на траве и взвывает на асфальте, шуршит на песке и трещит на гальке, — эти переходы слышали? Но не оглушающие, а мягкие, как кошачье урчанье. Сотню урчащих кошек слышали когда-нибудь?

Сейчас Дудников вел угнанную «десятку», недавно, судя по всему, прошедшую капремонт, и мог подпортить свой лирический «исходник»: «Слышали рев бегущих к бензоколонке носорогов?»

Дудников никому не рассказывал, что он едва не угробил «Ламборджини». На автодроме, где он за пятнадцать кругов заплатил бешеные деньги, он на первом же плавном повороте, вписываясь в него, сбросил скорость. Коварный автомат потащил машину прямо на бетонную стену. Если бы не надежные тормоза «Ламборджини», она превратилась бы в груду бензопил и мотоциклов. Итальянский инструктор долго жестикулировал: за счет скорости выходи из таких поворотов, за счет скорости!

Вот уже десять минут Дудников следовал за не очень скоростным японским джипом, держась от него на почтительном расстоянии. Когда водитель «Тойоты» заметил за собой слежку, он прибавил газу.

— Когда к нам приходит запрос, мы ведем дело. Это касается и конкретного человека с конкретным обращением. В любом случае они начинают работать на нас. Вас устраивает такой вариант? — спросила Катя Скворцова бывшего полковника московского РУБОПа Николая Баженова.

— Да, — ответил Николай Николаевич.

— Хорошо, — коротко кивнула начальник отдела. Она принимала гостя в своем кабинете на Большой Дмитровке, смотрела в окно, расположенное справа от рабочего стола. Косые лучи ласкового сентябрьского солнца падали на телефонный аппарат, краем задевали широкий бокал с остывшим кофе и капелькой коньяка.

В своем вступлении майор Скворцова пропустила важную деталь: если дело окажется неинтересным для управления ФСБ, мелким и прочее в том же духе, никакого продолжения не будет. Впрочем, об этом не мог не догадываться и сам Баженов. Полковник милиции понимал, что здесь на слово не верят, его личность и его показания будут неоднократно проверяться по каналам ФСБ. И такие шаги наверняка были сделаны. Он попросил аудиенции, написав письмо на имя директора ровно три дня назад, и только сегодня его решили принять. Эти дни не прошли для оперативников ФСБ впустую.

Баженову было сорок девять. Плечистый, среднего роста. За последние годы его шевелюра поредела, и он выбрал для себя вариант стрижки наголо. С такой прической он здорово походил на актера Валерия Золотухина. Его прозорливый взгляд также поблек со временем, а непринужденную и спокойную манеру вести разговор стали портить нервишки.

Катя не могла настроиться на предстоящую встречу с Марковцевым. Она взяла за основу отправную точку, день 26 сентября 2001 года, когда они виделись последний раз. И мысли путались еще больше.

Она не переставала твердить Сергею: «Уезжай. Ты заработал денег, чего тебе еще надо?» А он все молчал. Один раз только воткнул, как всегда, что-то непроходимое: «Через три дня именины прабабушки Антихриста. Она родилась 29 сентября 1863 года. Отпраздную и уеду».

Тогда она вспылила: "Марковцев, у меня есть дела поважнее, чем просто смотреть на тебя. И мне не нужен

деловой

партнер". Сергей тоже поднял тучу пыли: «Ну и катись к черту!» Она обозвала его ослом.

Вот на этом они и расстались.

Катя любила Сергея. Она проплакала до самого дня рождения чертовой прабабушки. Как сопливая девчонка, она пыталась вспомнить другую дату, когда она полюбила Марковцева. Вот так, ни много ни мало. Наверное, поняла это, когда он, неожиданно остановив ее в коридоре профильного отдела, вдруг сказал: «Ты любишь меня?» Она покрылась румяной корочкой и... обозвала его дураком.

Катя не стала объяснять, как специалисты ФСБ установили контроль над частичными средствами связи Алексея Матиаса. Располагая фактически неограниченными финансовыми возможностями, банкир имел на вооружении самые современные средства связи и реально применял на практике криптографии не только в компьютерных системах, но и в сотовой связи.

Электронщики исключили прямую атаку на ключ

[3]

 и пошли по другому, более привычному пути, избрав метод, называемый «атакой с подменой ключа». Эта атака зачастую основана на нападении на протокол обмена ключами, чтобы впоследствии расшифровывать каждое сообщение своим ключом и затем зашифровывать его с помощью другого ключа перед отправлением адресату. А стороны будут иметь иллюзию секретной переписки.

И еще одна причина, по которой Скворцова не стала вдаваться в специфические тонкости. Причина могла вылиться в начало отечественного сериала про Шерлока Холмса с Василием Ливановым и Виталием Соломиным в главных ролях: «В начале прошлого века, когда не было еще самолетов, чтобы гнаться за преступниками, не было вертолетов, чтобы выслеживать их с воздуха, не было даже радио, чтобы объявить их приметы — жил в Лондоне и прекрасно обходился без всего этого великий сыщик Шерлок Холмс». В мире высоких технологий, компьютеров, микрокамер, ядов и прочего агент российской военной разведки Сергей Марковцев прекрасно обходился без всего этого. Если говорить по старинке, то все, что было нужно Марку, — это верный глаз, твердая рука и хорошее оружие. И его по большому счету не должно волновать, какие новейшие системы атак и взломов на секретные линии связи противника были использованы группами обеспечения.

И все же Сергей задал вопрос, как вышли на обмен секретной информацией банкира.

— Через сотрудницу его фирмы, — неопределенно ответила Катя. — Секретарша скачивала бесплатные тайтлы через пиринговые сети. А это сильно снижает безопасность корпоративных сетей и увеличивает Интернет-трафик.

Афины, неделю спустя

Небольшая русская православная церковь Петра и Павла на севере Афин была уютной — иного определения не подберешь. Хотя бы потому, что ее можно было назвать церквушкой в России, но не в Греции. Это было одноэтажное здание, почти не выделяющееся среди соседних строений и не имеющее своего внутреннего дворика. Храм примыкал к жилым покоям священника и считался домовой церковью. С довольно низким подклетом — правда, в отличие от старых церквей, подвал не был сводчатым. Вход в храм сразу с тротуара, который заодно служил и парковочной площадкой, а на востоке примыкал к автозаправочной станции с ее хромированными колонками и крошечным магазином-сервисом.

Обычно машин возле церкви не наблюдалось, но сегодня там было, можно сказать, скопление авто. Особо выделялась серая представительская «Ауди», на которой подъехали Алексей Матиас, глава управляющей компании Борис Восканян и Герман Адамский.

Матиас и Восканян были в строгих костюмах. Адамский пренебрег «этикетом», надев поверх голубой рубашки светлую матерчатую ветровку. Он проявил что-то вроде солидарности, когда быстро перекрестился на входе в церковь. Он стал в узком коридоре-паперти напротив северного портала, поглядывал на своего шефа, поставившего свечку Николаю Чудотворцу и оставшегося подле образа.

Недавно обновленные фрески, а точнее, темперы, поскольку краски наносились на поверхность сухой штукатурки, а не мокрой, были посвящены темам апокалипсиса. Нескончаемая, не прерывающаяся даже на фальшивых пилястрах стенопись раскрывала судьбы мира и человечества, вела нескончаемый рассказ о страшном суде и конце света.

Настоятель храма отец Николай вошел в комнату придела, отведенную Сергею Марковцеву, и сморщился: новоявленный дьяк курил, сидя на кровати и глядя в маленькое оконце, выходящее на автозаправочную станцию. Сергей освободил себя от рясы, перекинув ее через спинку стула, и остался в оригинальном подряснике: клетчатой рубашке с длинным рукавом, застегнутой наглухо. 45-летний настоятель не мог отпустить недовольную реплику: «Только не в храме божьем!» — потому что сам курил. Сергей заметил ему: «Бороться надо». — «А что же ты не борешься?» — вопросом на вопрос ответил священнослужитель. «Силы кончились», — пояснил бывший монах.

Вот и весь разговор.

— Он не спрашивал про меня? — спросил Марковцев, не глядя на священника.

— Нет, — качнулась окладистая борода Николая Румянцева. — Просто передал деньги и поблагодарил за службу. Но он долго смотрел тебе вслед. Он узнал тебя.

— Дай-то бог... — вздохнул Сергей и затушил окурок в пепельнице.

Матиаса пригласили в Афины для обмена опытом перевода накопительной части пенсии в частные структуры. Визит банкира в столицу Греции был омрачен новым постановлением кабинета министров, который поставил отдельные управляющие компании в очень сложное положение. Еще в Шереметьеве, когда до вылета самолета оставалось около полутора часов, Матиас ответил на вопросы журналиста российского экономического журнала.

Вопрос: Вы сможете инвестировать средства пенсионных накоплений в ценные бумаги российских эмитентов?

Ответ: Только при условии, что они включены хотя бы в один котированный список высшего уровня.

Вопрос: Как обстоят дела с облигациями?

Ответ: Еще хуже. Управляющие компании фактически смогут инвестировать пенсионные накопления только в государственные и муниципальные облигации.

Секретарь Матиаса Александра Попова, также отвечающая за связи с прессой, вручила шефу листок бумаги с номером телефона церкви Петра и Павла и привычно дожидалась очередного задания. Александра была хорошим секретарем, всегда угадывала настроение своего патрона и почти всегда буквально выцарапывала что-то недоконченное, что крылось либо во взгляде, либо в жестах, либо в словах шефа. Она по своей инициативе переняла некоторые манеры и даже стиль в одежде дочери Матиаса, чем слегка отдаляла его от себя и в то же время сближала. Сейчас двадцатипятилетняя секретарша была одета в просторную атласную кофту с длинным рукавом и откровенным вырезом, с воротничком черного цвета, в облегающую юбку и туфли на низком каблуке. Если присмотреться внимательно и напрячь воображение — стиль «милитари», что было к лицу обладательнице довольно тяжелого подбородка и холодных сероватых глаз.

Однако в этот раз Александра ошиблась, а может, просто заблудилась в слегка растерянном взгляде шефа. Он отпустил ее, энергично кивнув головой, отчего его тяжелые очки сползли на кончик носа.

Алексей набрал номер на гостиничном аппарате и с перерывом в полминуты сказал несколько фраз:

— Отец Николай, Матиас вас беспокоит. Мне нужно поговорить с вашим дьяком — его зовут Сергеем... Нам нужно встретиться, Сергей. Жду в баре ресторана «Амазон» в одиннадцать вечера. Только ты и я.

Ресторан «Амазон» находился в нескольких кварталах от президентского дворца и рядом с магазином оптики «БЦПЙ ВСХЩНЗ» с элегантным «чеховским» пенсне над скромной вывеской. Матиас был одет в стиле «гольф» — плотную майку с круглым вырезом, широкие темные брюки, туфли. Он сидел за стойкой и потягивал коньячный коктейль. Изредка бросал взгляд то на часы, то на дверь, отражающуюся в зеркалах богатой витрины. Взбудораженный предстоящей встречей Алексей чуть хмельно представлял Сергея в черной рясе и в тех самых грубых ботинках. Как он сказал? «Одевался во вретище, изнурял постом душу»? Так, кажется.

Марковцев вернулся в церковь в начале второго ночи и поставил машину вплотную к крыльцу. Отец Николай поджидал его, корпя в библиотеке над учетными бумагами, перенося данные в электронную бухгалтерию и поругиваясь:

«Господи, как же тут все запущено!»

На шутку Сергея, оприходовал ли он пять тысяч или приберег их на свечной заводик, Румянцев отреагировал тяжелым взглядом из-под широких бровей.

— А как насчет этого? Оприходуем? — Марковцев выставил на стол бутылку дорогого виски и рассмеялся: — Сегодня я богач, Коля. Давай тяпнем.

Он сдвинул в сторону жестянку с мелочью и уселся на край стола. Открутил пробку и глотнул из горлышка. Посмаковав виски во рту и артистично покрутив глазами, одобрительно покивал:

— Отличная штука. Утром будем как стеклышко. Николай закрыл тяжелую дверь — чтобы не было видно алтарь, и вернулся на свое место — сел на широкий, обитый тисненой кожей, неподъемный стул. В буквальном смысле слова закрыл глаза на очередное богохульство Марковцева, прикурившего от свечки. И снова немного позавидовал ему. Попытался угадать, о чем думает Сергей, прошла ли его встреча с банкиром так, как он планировал. Впрочем, он ничего не планировал, так, предполагал. И совета ни у кого не спрашивал — ни у бога, на фиктивной службе у которого он состоял больше года, ни у черта, который подбросил ему идею о монашеской жизни. А на вопрос трехдневной давности, чем закончилась его монастырская судьбина, Марковцев ответил: «вальтером», дымящимся после шести выстрелов".

Обнадежил вообще-то. В то время отец Николай окидывал взглядом настенную живопись православного храма, этот памятник раннехристианской литературы о пришествии на землю Христа и появлении Антихриста, выполненный в единой колористической гамме и с чувством меры, и прикидывал, что задымится в руках Марковцева в скором времени и как будут выглядеть обугленно-архитектурные формы натурально афинского храма.

Москва

Адамский остался непроницаем, когда услышал от шефа шокирующие в общем-то вещи. Фактически Матиас щелкнул по носу главу своей службы безопасности, когда отправил его якобы покупать ресторан в Марбелле. Что и говорить, Адамский махнул мимо мяча. Сейчас самое время обсудить этот ляп. Он слышал про Сергея Марковцева много нехорошего; а вообще информацию о нем воспринимал спокойно: «Жил такой парень». Даже чуть пренебрежительно: «Ну, жил такой парень...» По сути, мало кому мешал, потому и жил.

Адамский не понял, почему не рассмеялся в лицо боссу, когда тот коротко хотел закончить беседу: «Пробей его». На взгляд Адамского, то походило на вскрытие живого еще пациента на предмет выяснения его недомогания. Ведь есть рентген, флюорография, анализы всякие можно сдать, дыхание можно послушать, измерить давление и температуру. Температура уже в этот момент могла оказаться близкой к комнатной.

Не рассмеялся. Босс опередил.

— У меня была возможность вывезти его...

Встреча Сергея Марковцева и Матиаса в загородном доме банкира была омрачена поганым настроением бизнесмена. Тем не менее он постарался принять гостя тепло: улыбнулся при холодных глазах вложил в его руку свою гладкую, синтепоновую на ощупь ладонь. Он словно давал понять, что уик-энд позади, настали пусть не суровые, но будни, безо всяких там дополнений. Словом, общался с ним как со служащим, который прошел все тесты, не дал усомниться в своей биографии, привел доказательства опыта работы и должен был показать себя в деле. А дел хоть отбавляй. Столько, что хотелось нагрузить «новичка» по уши, дать ему разгрести этот завал. Даже допустить его в свою личную жизнь и поглазеть на нее со стороны, а потом спросить: «Что думаешь об этом?» Поймать его незавидный взгляд и поплутать по его морщинам, сплетенным на лбу в саркастическую авоську.

Последнее время Матиас пребывал в таком пришибленном состоянии. Однако мог припомнить конкретный случай, который стал как бы отправной точкой, и с той поры этакое расположение духа являлось к нему как по расписанию электричек. Примерно такое же удрученное настроение охватило Матиаса в один из летних вечеров, когда он сидел в своем кабинете и, сдвинув штору, смотрел во двор. То случилось восемь лет назад, в разгар деятельности «Щита». Жар оказался настолько сильным, что вскоре спалил и силовую структуру, и официальные указы о ее создании, оставив после себя обгорелый криминальный остов.

...Алексей сидел за раритетным письменным столом с выцветшим зеленоватым сукном. Стол почти вплотную примыкал к дубовому подоконнику, оставался зазор для «консоли» длинного монитора и шнуров, свисающих как с монитора, так и с компьютерного блока. Неприлично приподнятый и словно раздраженный «зад» оптической мыши светился красным и больше подошел бы обезьяне, пришел к неожиданному выводу Матиас.

Он перегнулся через стол и раздвинул шторы. Чуть пододвинул кресло вправо, чтобы было видно, что творится во дворе его загородного дома. Дочь Алексея взяла моду кататься на велосипеде. «Почему не на роликах?» — спросил он ее. «А почему бы не на велосипеде?» — ответила она, походившая на спецназовца группы «Альфа»: на голове шлем, локти и колени защищены набором из огромной фирменной коробки с роликами, преподнесенным ей на день рождения. Вот и весь разговор. На роликах можно кататься и во дворе, мысленно продолжил тему Матиас, и на какой-нибудь специализированной площадке. Собственно, на то и был расчет, когда приобреталось это экстремальное средство передвижения. На велике же она втихаря, подкупая охранников своей неповторимой улыбкой, выезжала на дорогу. А психов на дороге больше, чем уравновешенных. Сиди и чешись, думай, на какой скорости катит сейчас она и на какой передаче несется позади какой-нибудь придурок, купивший по случаю загородный дом, водительские права, а заодно и машину типа «Мазда Ибуки». Соображай, в какую сторону полетят наколенники, в какую — «подлокотники», на какую высоту взлетит шлем.

...Как и тогда, настроение пришибленное. Наполовину — по той же причине, из-за дочери. Та давно забросила ролики, но отец этого слова не забыл, даже присовокупил к нему родственное: шарики. Шарики за ролики.

Катя Скворцова сегодня имела беседу с последним шефом Пятого

[4]

 управления КГБ Леонидом Розановым. Этих людей связывала дружба самой Кати и дочери генерала, погибшей в нелепой автокатастрофе пять лет назад. Она была инженером-электронщиком, выпускницей МИЭМ, работала в институте атомной энергии имени Курчатова. Катя была ее по-настоящему близкой подругой, и генерал не забывал об этом ни на минуту.

Такие встречи никогда не были плановыми, носили приятельский характер и больше были нужны самому генералу. И в них никогда не звучало ничего личного, никаких воспоминаний. Наверное, подразумевали, что рядом находится третий собеседник.

Только сегодняшняя встреча все же была «омрачена» покровительством генерала. Катя не была дурой и понимала, что ее продвижение по службе — во многом заслуга Леонида Михайловича. Он пришел не для того, чтобы озарить комнату своим неповторяемым ореолом, а исподволь узнать настроение хозяйки квартиры; угадать по глазам, жестам... и принять-таки молчаливую похвалу в свой адрес.

Они удобно устроились на диване в комнате Скворцовой и попивали каберне. Розанов в строгом темном костюме и ярком галстуке. Тема беседы так или иначе касалась недавно опубликованной статьи генерала КГБ в одном из «чисто» военных изданий; «Предлог, конечно, — улыбалась Катя, — слегка топорная дипломатия». В этой статье высокопоставленный чекист обострил вопрос, касающийся «самого крупного денежного перевода террористам, который удалось отследить американским спецслужбам: 30 тысяч долларов». «Разве можно было совершить на такую мизерную сумму мегатеракты на территории США?» — вопрошал Розанов на странице газеты.

— Я не вижу веских доказательств, что проблема внутрироссийских террористических проявлений является производной от международных факторов. Даже американцы в своих документах очень аккуратно употребляют термин «международный терроризм».

Дудников возился в гараже со своим «Фольксвагеном». Капот машины открыт. Двигатель матово поблескивал и радовал глаз. Порядок в гараже идеальный. Все по полкам, по стеллажам. Инструменты в чехлах и специальных металлических чемоданчиках-раскладушках. Казалось, Дудников в любой момент готов был сорваться на срочный вызов клиента и исправить поломку любой машины. В любое время суток. Даже сейчас, когда стрелки часов перевалили за десять вечера.

Стены гаража, свободные от стеллажей, пестрели плакатами. Яркая лампа под потолком высвечивала Михаэля Шумахера, изображенного в шлеме с приподнятым забралом и испещренным рекламой Marlboro, Vodafone, Piaggio Paero, и не менее легендарного раллийного гонщика Колина Макрея на фоне своего «Ниссана». А также календари гоночного сезона 2004.

Рукавишников вошел в гараж в компании Валерия Соболева — худощавого, небольшого роста человека двадцати восьми лет от роду. «Бандиты давно уже носят дорогие галстуки» — это не про Соболева. Он не любил сложных узлов. Однако мог намертво затянуть галстук на чьей-нибудь шее. Он всегда одевался стандартно: спортивный костюм, кроссовки, кожаная куртка.

— Привет, парни! — первым поздоровался Дудников.

— Привет, — отозвался Рукавишников, здороваясь с гонщиком за руку. — Чем занимаешься?

В этот вечер Миранда Матиас оттягивалась с друзьями в биллиардной на Петровке, что недалеко от гостиницы «Marriott Royal». Сергей Марковцев подъехал на частнике и сразу же отметил «БМВ» Миранды с водителем за рулем. Рядом были запаркованы похожие машины, включая чей-то раритетный «Бьюик», похожий на старый «Шевроле».

У входа в бильярдную стояли двое вышибал в черных строгих костюмах и плащах типа «макинтош» нараспашку. Оба походили на атлантов, готовых сбросить с себя мрамор и заговорить.

Марк шагнул к двери, и оба «атланта» ожили. Нет, они не преградили дорогу и не дежурили тут, а просто вышли покурить. Им по штату было не положено дымить в напрочь прокуренном заведении.

— Там играют на деньги, — на всякий случай пояснил один, оглядывая скромную одежду посетителя — куртку, купленную, судя по всему, на барахолке, под ней какой-то блеклый пуловер; его прическу, словно маскирующую уши, бородку-эспаньолку.

Сергей сдал куртку в гардероб и получил номерок, расставшись с первыми деньгами: гардеробщик лет двадцати, одетый в золотистый жакет, заработал на нем полста рублей, и было видно, что для него это мелочь. Причесавшись перед зеркалом и поправив пуловер, Марковцев шагнул в первый зал.

Из интервью Алексея Матиаса

Корреспондент: Вы сказали, что экономические реформы в стране остановлены. Чем же занята власть?

Матиас: Фарсовой суетней с заменой 7 на 4 ноября. Шумно-патриотическим бахвальством, опасной реформой государственно-территориального устройства, распиливанием нефтяных компаний. Что привело к практическому итогу: запредельные цены на нефть. Завершение приватизации, наконец.

Корреспондент: Значит ли это, что власть взяла неправильную стратегию?

Матиас: У власти нет стратегии.

Подготовка к диверсии проходила в центре столицы. В грязной коммуналке на Тверской, спрятанной за пыжившимися от гордости фасадами. В комнатах с обшарпанными стенами, грозно нависшим и набухшим от воды потолком, с проржавевшими, протекающими трубами в ванной, с длинным, нескончаемым коридором. Хозяйка квартиры, подслеповатая старуха, заломила неприлично высокую цену за эти плачущие соседской мочой катакомбы и, поставив условие — не засирать уборную, не харкать на пол и оплатить за прежнего постояльца («наговорил по межгороду и съехал»), получила деньги за два месяца вперед. В основном она торчала на кухне и постоянно что-то варила. Она походила на злую волшебницу Гингему, колдовала над своим варевом, бросая в кастрюлю пучки трав и кореньев. Ночевала она в своей комнате, и ей было все равно, что происходит в соседних.

А там колдовали другие чернокнижники, казавшиеся ассистентами в ее темном деле.

Нехорошая квартира.

Четверо чеченских боевиков готовили радиоуправляемые замыкатели, состоящие из блока передатчика, двух элементов питания, электродетонатора. Изготовили десять штук, осталось еще столько же. Потом возьмутся за сейсмические замыкатели с самоликвидатором, где главными, не считая тротила, элементами были датчик, срабатывающий при повышении уровня шума, и часы, которые управляют самоликвидацией.

В перерывах «духи» выходили на Тверскую, приводили путан и устраивали «вертолет»: один вставал сзади проститутки, другой спереди, потом менялись местами.

Сергей встретился с Катей в ее машине. Скворцова держала руку на мобильном телефоне, поддерживая связь с едущей позади оперативной машиной. Разговор с Марковцевым предстоял серьезный, и Катя не начинала его на ходу. Она запарковала свою «десятку» на Волочаевской, напротив автосервиса, украшенного рекламой «Славнефти»; не глуша двигатель, опустила стекло и закурила.

Ее настроение передалось Марковцеву. Он уже не сомневался: случилось что-то серьезное. И мысленно обрушился на Катю: какого черта она устроила эту немую сцену!

— Так и будешь молчать? — нарушил затянувшуюся паузу Сергей.

Скворцова знала о старой дружбе между Сергеем и Николаем Румянцевым. Она получила устные указания начальника управления: передать Марковцеву, что операция свернута, и отвезти его на одну из конспиративных квартир на севере столицы. В данном случае Катя не нарушала инструкции, она, рискуя не только своей головой, расширяла их, проявляя личную инициативу.

— Операция провалилась. Я вынуждена отозвать тебя. Этот вопрос согласован с генералом.

Скворцова еще раз мысленно повторила за Сергеем про якобы назревающий конфликт между Матиасом и Кремлем и вызвала секретаршу.

— Ира, узнай в открытых источниках информации о сделке, где фигурируют гендиректор «Капитал Ренессанса» Алексей Матиас и завод «Прибор-Экспорт». Должны были писать, — уже тише добавила она.

Даже с домашнего компьютера, загрузив поисковый сервер, можно было справиться с этой работой за считаные минуты. Ирина явилась через полчаса и положила на стол леди-босса пару распечаток. Из них следовало, что Матиас действительно приобрел пакеты акций ЗАО «Прибор-Экспорт». Однако владельцы акций потребовали принять деньги обратно и вернуть акции. Плюс «революционный» комментарий кремлевского администратора Николая Груздева: «Деньги для коммерческих банков — право на управление своими компаниями... Государство не позволит скупать банкирам заводы и фабрики, в том числе и градообразующие».

Катя не стала углубляться во все эти ОАО, ЗАО, ярлыки, которые государство навешало и на оборонные предприятия в том числе. Она еще раз повторила про себя название грозненского предприятия, за которое боролся, отвоевал и в конце концов потерял Матиас. Оно было созвучно с НПО «Прибор-Экспо», состоявшим «на балансе» военной контрразведки ФСБ.

Отвлекаясь от прилипчивой темы, Катя в мыслях вернулась к Марковцеву. Может быть, под впечатлением встречи с генералом Розановым попыталась представить полковника Максима Марковцева, некогда работавшего в 5-м управлении ГРУ. Он умер, когда его сын, бывший комбат спецназа, отбывал срок в колонии строгого режима...

Виталий Баланчин, получив от шефа приказ, какое-то время пристально вглядывался в него. Только сейчас, по прошествии полутора лет, что он работал в службе Адамского, вспомнил, на кого похож бывший полковник ФСБ: на одного капитана милиции, который арестовывал верхушку столичной преступной группировки в 2002 году. Заодно и Баланчина, оперативника управления ФСБ по борьбе с оргпреступностью, оперативно внедрившегося в преступную среду. Банду брали в сауне. Неожиданно ворвались опера и омоновцы, заломили всем руки за спину, сковали наручниками и разложили на полу. Капитан ходил вдоль распластанных бандитов и пинал каждого под ребра: «Ну, как тебе? Чувствуешь, сука, свою важность в подлунном мире?» Следующему под ребра: «Думаешь, если положили мордой в землю, значит, трепещут?» Рывком поднял с пола Баланчина и зашипел в лицо, приставив к животу свой табельный пистолет: «А ты себя кем представляешь, активным компонентом мироздания?» — «Отвали, мент», — спокойно отозвался Виталий. «Как ты меня назвал, сука?!» — «Вы сами себя так называете». — «Тебя е.... как я себя называю?» — «Очень скоро тебя назовут так, как ты мечтал. Ты сорвал операцию, разрабатываемую в ФСБ. Сними-ка с меня наручники, сотрудник».

Мог бы и промолчать и продолжить «ломать комедию» в бандитской среде. Тот момент для Виталия стал переломным: надоело играть, сходить за своего. Просто хотелось стать таким же — вольным, беспредельным, жить, а не играть, ежедневно докладывая о проделанной работе.

Баланчин был скрупулезный малый, посчитывал все подряд. На вопрос, сколько тебе лет, запросто отвечал: «Двадцать четыре с половиной». Словно ходил в детсад.

Он был небольшого роста, сложен как боксер: узкая талия, широкие плечи, сильные руки. На лице двойная печать — опера и бандита.

Постоянный напарник Баланчина Роман Удалов был его ходячей копией, только на полголовы повыше. Имея разрешение на ношение и применение огнестрельного оружия, Роман умудрялся таскать с собой громадный «магнум» — этакую двухкилограммовую визитную карточку Голливуда — годившийся для охоты на крупнорогатый скот. Баланчин предпочитал обычный бесшумный «Макаров».