Ожидания, как водится, не сошлись с реальностью. Разочарование постигло Сергея, едва он, оттолкнувшись от шаткого трапа, согбенно, как бы демонстрируя покорность перед хозяевами неба, и поэтому несолидно, слишком широким шагом, ступил в ярко освещенный тамбур лайнера, оставляя за спиной вторую половину контраста — сырой неуют ночного северного аэропорта.
Сергей имел все основания надеяться на лучшие впечатления от встречи со стюардессой. Во-первых, эта встреча являла собой первый, знаковый пункт долгожданной отпускной оды, которая обещала быть теплой, легкой, лиричной — Сочи, море. Во-вторых… года три-четыре не летал. Последнюю неделю на языке вертелись одни и те же слова старой песни: «Здравствуй, здравствуй, здравствуй, стюардесса, мой чудесный друг! Мы с тобою повстречались там, где солнца круг!..»
— Проходим на места согласно билетам! — бесстрастно, с поставленной цикличностью, проговаривала бортпроводница, окрашивая сухие слова инструкции служебной улыбкой, замершей на невероятно красных губах. Самолет еще не взлетел, а она — внешне безупречная, одетая с иголочки, хрустящая, — была уже вся что называется «секонд-хенд» — какая-то неуютная, навевающая эпитеты казенной простыни, стеленной гостиничному клиенту хмурой горничной: чистая, отбеленная, но с выхолощенной домашностью. Можно понять: лайнер южного базирования, трансконтинентальный перелет, северный порт — пасмурная хмарь, ночлег в казенном доме, дневная маета и снова полет. Впрочем, заметно: времени, чтобы заняться своим внешним видом, было предостаточно и оно использовано именно по этому назначению. На умытом, разглаженном, тщательно отретушированном лице — вымученная радость (которую наивные пассажиры ошибочно относили на свой адрес): еще немного и я дома… Что поделаешь: в подобных случаях, когда встречается бодрый пассажир и уставший стюард, зачастую сходятся две отрады — начало и конец дорог.
С утра, собирая чемодан, Сергей раз вспомнил свой давний романчик со стюардессой, которым в студенческую бытность очень гордился. Казалось, все вещи в комнате подруги имели отношения к Аэрофлоту: посуда, салфетки, занавески — удобно, миниатюрно, изящно. Многие из этих предметов действительно имели, как украшение, характерную надпись: «Аэрофлот». Аэро-барышня угощала его экзотическими продуктами в аэрофлотовской упаковке. Вся «эар-экзотика» была знаком принадлежности к одной из высших каст тогдашнего общества, к которой, в определенной степени, причислялся и Сергей через общение с юной длинноногой стюардессой. Впрочем, это была не настоящая стюардесса — однокурсница, которая летом подрабатывала на авиалиниях. К тому же, она его быстро бросила: «Сережа, ты хороший, но какой-то уж больно приземленный. Несмелый, нерисковый… Понимаешь, риск — это воплощение поиска, творчества, полета. А я уже рискую — летаю. И буду всю жизнь летать! Прости». Поэтичная натура! Даже напоследок не могла сказать что-нибудь попроще, хотя бы необидное. Нет же: прежде чем упорхнуть, вознести свое синее блестящее тело в голубые небеса, аккуратно втоптала в землю ладными бройлерными ножками. Позже Сергей нашел менее саркастическую метафору, частично характеризующую уровень своего житейского везения: та юная, еще непорочная стюардесса была синей птицей удачи, которая, пожалуй, единственный раз в жизни коснулась его своим прохладным крылом.
Сейчас даже это утреннее воспоминание, щемящее, но и располагавшее к воодушевлению, показалось не в руку. Действительно: место в хвостовой части, запах туалета, автоматическая вежливость хозяйки лайнера и ее усталая радость, адресованная не Сергею. Суета…