В сырой осенний день Воронов надел резиновые сапоги, плащ и вышел из комнатушки при больнице, покручивая через палец ременный поводок. Был Воронов высок, с поднятыми плечами, короткой шеей, смотрел вниз и потому казался угрюмым, старше своих двадцати пяти лет.

Откормленная на больничных объедках гончая сука, ласкаясь, завертелась у него в ногах. Он взял ее на поводок и повел через жидкую от дождей, суглинистую дорогу к избе егеря Фиалковского.

Егерь сгребал в саду палые листья. Он прислонил к стволу яблони грабли, пошел навстречу Воронову, потрепал гончую за ухо.

— Решил?

— Ну а зачем же она мне в Москве, на седьмом этаже? — мрачно сказал Воронов и подал Фиалковскому конец поводка. — Держи. Цену сам дашь, тебе виднее.